Инопланетянин на Рождество (ЛП) - Абель Реджина - Страница 26

Это сильно поразило меня. Я обхватила себя за живот и покачала головой. Это было не так… верно? Мне нужно было заставить его понять…

— Все не так, Андерс, — сказала я умоляющим тоном. — Ты… Ты идеален, абсолютно великолепен. Но это мое рабочее место. Мне приходится общаться с этими людьми каждый день. Некоторые из них могут переходить грань злонамеренности в своих поддразниваниях. Лириане не распространены в Солнечной системе. Какой бы статус у тебя ни был на Альфе Центавра, здесь его нет. Люди будут относиться к тебе как к секс-игрушке или жениху, заказанному по почте.

Я нервно запустила пальцы в волосы, ненавидя себя за то, что не могу прочитать его эмоции прямо сейчас. Его красивое лицо было полностью замкнутым, лишенным какого-либо выражения. И все же я чувствовала, как он кипит внутри, и подозревала, что он был глубоко ранен.

— Однажды ты спросил меня, не хочу ли я внести какие-нибудь изменения в твою внешность, и я сказал «нет», — осторожно произнесла я. — В тот момент я именно это и имела в виду. И хотя я по-прежнему считаю тебя абсолютным совершенством, мы живем не в вакууме. Было бы намного проще, если бы у тебя не было короны. Это помечает тебя как «другого», и люди будут только фокусироваться на этом, чтобы нести чушь. Но если бы ты выглядел полностью как человек…

— Нет, — мое сердце упало от холодной определенности его голоса. — С юридической точки зрения и в соответствии с галактическими договорами лириане обязаны сохранять одну из своих генетических особенностей: рога, корону или хвост. Мы обнаружили, что корона лучше всего соответствует человеческой эстетике, тем более что рога и хвосты имеют сомнительные коннотации в некоторых ваших религиозных субкультурах.

— Почему ты обязан иметь хотя бы одну из этих особенностей? — спросила я, застигнутая врасплох.

— Потому что для нас незаконно пытаться выдать себя за вид, которым мы не являемся, — ответил Андерс. — Часть заполняемых иммиграционных документов включает заявление под присягой о том, что мы этого не сделаем, пока не получим полноценное гражданство на планете, что требует десяти лет проживания в большинстве миров.

— Понятно, — сказала я, мои плечи поникли.

Это, казалось, еще больше разожгло его гнев.

— И почему я должен скрывать, кто я? — огрызнулся он. — Я гордый лирианин. Если бы ты вышла замуж за инопланетянина и переехала в его мир, что бы ты почувствовала, если бы он попросил тебя сделать масштабную операцию, чтобы скрыть твою человеческую генетику?

Я снова вздрогнула. Это задело за живое. Я никогда по-настоящему не рассматривала этот вопрос под таким углом. Он был инопланетянином, которого воспитали с идеей, что он станет другим видом, как только спарится. С моей стороны было узколобо предполагать, будто это означает, что он не гордится своим истинным происхождением. На его месте я бы тоже хотела сохранить следы своей родословной.

— Какая разница, если другие думают, что я секс-бот? — спросил Андерс. — Мы с тобой оба знаем, что это неправда. Большинство из них тоже знают это — по крайней мере, в глубине души, — но им просто нравится издеваться над тобой. Затем они возвращаются домой к своему партнеру и наслаждаются своей маленькой жизнью, в то время как ты погрязаешь в жалости к себе и страданиях.

— Это не так просто, — слабо возразила я.

— Да, это так, — прорычал Андерс. — Я могу приспособиться практически ко всему ради своей пары. Я могу многое изменить в себе, чтобы сделать тебя счастливой. Но я не могу и не буду менять себя, чтобы успокоить кучку идиотов. Ты должна решить, сможешь ли ты жить с этим. И именно поэтому, Кэтлин, нас раньше никому не «дарили». Мы не секс-боты или извращенные секс-игрушки, которые можно спрятать в ящике стола или под матрасом в перерывах между использованием. Я не стану твоей постыдной тайной.

Я задыхалась. Стыд обжег меня изнутри, как кислота. Я искала правильные слова для ответа, на самом деле не зная, что сказать, как смягчить боль, которую я ему причинила. Это никогда не входило в мои намерения, но мои собственные мысли были слишком перемешаны, чтобы придумать что-то связное.

Андерс окинул взглядом комнату и подошел к стеклянной стене, отделяющей кабинет от лаборатории. Он посмотрел на виварий, где Лили — мать кирди — была окружена четырьмя другими детенышами. Она украдкой поглядывала на Мирика, совершенно одного на другом конце стола, в его маленьком виварии.

— Что касается их, мать не отвергает Мирика, — сказал Андерс. — Она болеет за него.

— Что? Она отвергает его каждый раз, когда я приношу его к ней, — возразила я, мой разум заработал от этой внезапной смены темы.

— Чтобы защитить его, — ответил Андерс.

— Защитить его от чего? — спросила я, сбитая с толку. — От остальных?

— Нет, они тоже хотят своего брата рядом, — сказал Андерс.

— Тогда от чего? — спросила я.

— Почему ты не положила немного этих ягод варберри в его виварий? — спросил Андерс.

Я моргнула, в очередной раз сбитая с толку этой сменой темы.

— Потому что он слишком мал, чтобы есть и переваривать их. Лили часто их ела. Это угощение для кирди.

— Скорее всего, это и есть твоя проблема, — сказал Андерс.

— Этого не может быть, — сказала я, качая головой. — Я пыталась привести Лили в виварий Мирика, но даже тогда она оттолкнула его.

— Ты сначала вымыла ее? — спросил Андерс.

Я снова моргнула, еще более сбитая с толку, чем когда-либо.

— Варберри выделяют микроскопические споры, которые прилипают к меху и чешуе маленьких существ, питающихся ими, — сказал Андерс нейтральным тоном. — Когда эти существа роют норы, они распространяют споры, чтобы помочь растению расти в других местах. Споры часто токсичны для ящериц Наргун. Я предполагаю, что это то, с чем ты соединила кирди?

У меня отвисла челюсть, когда я недоверчиво уставилась на него. Я не знала наверняка, что хоть что-то из того, что он только что сказал, было правдой, но у меня не было причин сомневаться в нем. Андерс был буквально живой, дышащей энциклопедией.

— Как ты до этого додумался? — спросила я, запыхавшись.

— Когда я не шныряю по вашей базе без разрешения, я трачу свое время на изучение всего, что может иметь отношение к тебе, — парировал он, сарказм, обида и гнев снова просочились в его голос. — Я сейчас вернусь в свою комнату. К сожалению, скорее всего, меня увидят за этим занятием. Мне жаль, что я не тот, кого ты хотела.

— Андерс… — позвала я, не зная, что сказать.

Он проигнорировал меня и ушел. Часть меня хотела догнать его, но сначала мне нужно было привести в порядок голову. Чувствуя легкое оцепенение, я вошла в лабораторию, подошла к большому виварию и взяла на руки Лили, чтобы искупать ее. Двигаясь на автопилоте, я едва замечала, что делаю, настолько мой разум был перегружен.

Каждое слово Андерса и моя собственная реакция прокручивались в голове по кругу. Он был прав. После всех этих лет ненависти к спортсменам-качкам я относилась к нему точно так же. Это было тем больнее, что он полностью принял меня со всеми моими бесконечными недостатками, а я принимала его только до тех пор, пока он оставался тайной.

Это означало, что я не приняла его по-настоящему.

Не так ли?

Когда я осторожно несла Лили к виварию Мирика, бедняжка жалобно захныкала с такой тоской, что у меня внутри все разорвалось. Но на этот раз Лили не зашипела. Она вытянула свою длинную, похожую на грызунов голову в сторону его маленького жилища. Мое сердце подпрыгнуло от надежды. Неужели все действительно было так просто? Я поместила Лили в виварий. Слезы застилали мне зрение, когда кирди впервые бросилась к своему малышу и сразу же начала облизывать его, как она делала с остальными своими отпрысками. Мирик захныкал и потерся о свою мать, слабо прижимаясь к ней.

Я придвинула стул и села перед маленьким виварием, наблюдая, как мать и сын сближаются, а Лили наконец-то кормит своего ребенка. Андерс восстановил их семью. Теперь мне нужно было наладить нашу.