Трейдер. Деньги войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 45

— Ну знаешь! — возмутился я. — Мы в отличном положении по сравнению с большинством населения земного шара!

— Да пофигу мне на земной шар. Скучно, — он встал и ушел спать, оставив нас с Панчо в недоумении.

Выгорание. Самое натуральное выгорание. Но у меня, казалось, было чем его взбодрить.

* «Отвертка» , Screwdriver — коктейль из апельсинового сока и водки.

Утром я вытащил его на прогулку:

— Слушай, запоминай и никому не слова. Перспективы у нас просто феерические, — Осю придется посвящать в детали все равно, так почему бы не сейчас?

— Прикупить еще акций? Качнуть RCA? Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.

— Осталось два года, — таинственно понизил я голос.

— До чего? — хмыкнул Ося

— До обвала рынка. До такого обвала, что все прежнее покажется детской игрой в крысу.

Ося остановился как вкопанный и недоверчиво спросил:

— Ты точно знаешь?

— Да. Если мы как следует подготовимся и все правильно сделаем, речь пойдет о миллионах. Один точно твой, — я тряхнул его за плечо, наблюдая, как в Осиных глазах просыпается интерес.

— И намного упадет? Пять, десять процентов?

— Сорок. За неделю.

Он захлопнул открытый было рот и замолчал. До самого вечера Ося сидел у себя в комнате, крутил ручку арифмометра, черкал бумагу и не говорил ни слова, а потом постучался ко мне:

— Я здесь посчитал немного…

Глава 16

Пятилетку — в два года!

Мою детскую давно переделали в небольшой кабинет: вместо ящиков с игрушками в комнату впихнули письменный стол, полки с книгами и радиотехникой, стопки справочников и технических журналов. Неизвестно зачем ухваченный в России сувенир — литой бронзовый медведь — тоже нашел свое место в качестве пресс-папье, убранство довершили два телефона, обычный и внутренний.

Мы устроились за столом, где я внимательно проглядел принесенные листки. Посчитал Ося верно: мы и так играли на повышение в долгую, да еще с плечом не меньше, чем один к четырем. Обычно же к пяти, а несколько раз нам удавалось получить и шестикратное плечо. Простыми словами — мы рисковали не только своими, но и в несколько раз большими заемными средствами. Я знал, что индекс Доу-Джонса будет надуваться до самого краха осенью 1929 года, наша ставка на это постоянно срабатывала, авторитет рос, брокеры охотнее ссужали нам акции, а банки легче давали кредиты под залог ценных бумаг.

Потом реинвест — добытую прибыль не выводили, а снова вбрасывали в биржевую игру. Эдакая стратегия финансовой пирамиды, но с точным знанием, когда лафа закончится. На прогнозируемом обвале, даже с плечом всего один к четырем, можно увеличить капитал раз в восемь. И это не считая кредитов — часть банков неизбежно лопнет и возвращать будет особо некому. А если будет кому — так у банка в залоге акции, а что они сильно упали в стоимости, мы не виноваты, мы сами пострадали.

— В целом, — слегка дрогнувшим голосом закончил Ося, — по моим выкладкам получается трехсоткратный рост капитала. То есть, если у нас в игре будет миллион, то мы заработаем триста…

Это совпадало с моими прикидками, но уж больно раздухарился Ося…

— А налоги ты посчитал?

— Ну хорошо, двухсоткратный, тоже не слабо.

— А если нам не дадут получить такие доходы?

— Как это? — слегка обалдел Ося. — Тут же все по правилам, по закону, любой суд…

— Сакко и Ванцетти.

Ося медленно закрыл рот — эту историю не знал только глухой, тем более почти все действие разворачивалось в Бостоне. Двух итальянцев-анархистов приговорили к смертной казни и недавно отправили на электрический стул за ограбление.

Юстиция косячила невероятно: свидетели обвинения несли пургу, их показания не сходились, но судья все засчитал и легко принял весьма сомнительные улики против Сакко и Ванцетти. А вот показания свидетелей защиты отверг — дескать, они все тоже итальянцы и анархисты, выгораживают своих.

— Слушай, но они сами пару раз приврали… с оружием и алиби точно, — попытался возразить Ося.

— Может, они и виновны, но в любом случае приговорили их откровенно неправосудным способом!

Такое дело при нормальном судопроизводстве должно разваливаться в следующей инстанции, но эти двое крепко насолили своей активностью губернатору, так что власти наотрез отказались переназначить судью или, тем более, пересмотреть дело. Не помогли и миллионные протесты по всему миру — от рабочих до писателей, от Эйнштейна до Пия XI, папы римского.

— Но мы же никого не грабим!

— А скажи мне, Ося, откуда эти двести миллионов возьмутся?

— Ну, кто-то потеряет, а мы подберем…

— Точно. И потеряют в первую очередь большие банки и корпорации, причем будут считать, что их ограбили. Как думаешь, что они сделают с конторой, которая забрала их деньги?

Ося помрачнел и ожесточенно поскреб затылок, а я давил дальше:

— Это ведь даже не склад со спиртным, за который гангстеры убивают направо и налево, это во много раз больше! За такие деньги они купят любой суд! А поскольку мы на их фоне никто и звать нас никак, в лучшем случае мы успеем добежать до канадской границы.

Ося нервно хохотнул — он тоже читал «Вождя краснокожих»:

— И что делать?

— Заметать следы заранее, — я посмотрел на ночное небо за окном и закончил: — Но об этом мы подумаем завтра.

Редко когда все Грандеры и примкнувшие собирались в таком полном составе — родители, Фернан, Поль с женой и мы втроем. По случаю осеннего тепла окна и двери на террасу были открыты, ветерок едва шевелил занавески, а присутствовавшие, не стесненные дресс-кодом, чувствовали себя прекрасно. Тем более Панчо с Полем успели вернуться с конной прогулки, мы с Осей настрелялись в тире, а отец предвкушал какую-то важную телеграмму.

Термен сосредоточенно расправлялся глазуньей или «солнечной стороной вверх», как ее называют в Америке, с беконом и обжаренным тертым картофелем с луком. От всего остального — маленьких сосисок, ветчины и пышных оладьев-панкейков, да еще с кленовым сиропом — он отказался.

Мы же пользовались случаем и набивали желудки домашней стряпней, так что некоторое недовольство мамы от меня ускользнуло — как я задним числом понял, триггером стало слишком явное преобладание мужчин за столом.

Когда подали кофе, мама кивнул горничной и, дождавшись, пока она уйдет на кухню, сказала:

— Тебе надо жениться.

Тут чуть не подавился Панчо, а я прямо-таки взвыл:

— Зачем?

— Хотя бы для того, чтобы от тебя на завтраке не пахло порохом.

Почти все мужчины за столом посмотрели на миссис Грандер с некоторой укоризной — вот уж что-то, а любовь к оружию в этом доме никогда не шла в минус.

— Если ты станешь управлять делом, ты должен вести себя солидно, — поспешила уточнить мама.

— Не понимаю, как этому поможет женитьба.

— Девушка из хорошей семьи, с правильным воспитанием…

— Анна, — дотронулся до ее руки отец, — мы обязательно это обсудим. А вы, джентльмены, готовьтесь к большому разговору.

Закончив завтрак, все разбрелись кто куда, а мы выбрались на лужайку за домом. Солнце пробивалось сквозь листья красного клена и нагрело траву, на которой мы разлеглись и принялись пугать друг друга: один предлагал решение, остальные пытались подкопаться. По-любому выходило, что число подставных компаний надо увеличивать, чтобы ни одна из них не нагребла выше «порога внимания». Кому интересно, что там творится у мелочи? Пусть грызутся за свои доллары, а вот тех, кто пожирнее, кто намыл миллиончик-другой, уже можно раскулачить.

Все-таки высшее образование — великое дело. Пусть Панчо был вольнослушателем, пусть не получил диплом, но несколько лет, проведенных рядом со мной на студенческих скамьях МИТ словно проапгрейдили или натренировали мозг — может, он и раньше неплохо думал, но где-то внутри себя, а сейчас участвовал на равных.