Великолепная пятерка - Гайдуков Сергей - Страница 33

Дальше, дальше... Один ящик в другом шкафу не до конца задвинут... Морозова заглянула — женское белье. На всякий случай ладонь скользнула в самый низ, прошлась по дну ящика — нет, никаких секретов. Да и если они были — СБ «Рослава» наверняка о них позаботилась. Поэтому Морозова не полезла в холодильник, не полезла под кровать... Вот только опрокинутый стул не давал ей покоя.

Она выскочила из спальни и в два прыжка оказалась в дверях детской комнаты. Что здесь? Мягкие игрушки, письменный стол, маленький магнитофон, плакаты... Прямо под плакатом группы «Руки вверх» — на глянцевом листе большеглазая японская мультяшка в неприлично короткой юбочке держала в руках флажок с надписью: «Расписание уроков». От руки было дописано: «Олеси Романовой». Морозова почему-то сразу посмотрела на квадратик под заглавием «пятница». И затем содрала со стены расписание уроков романовской дочери — еще один бесполезный трофей.

И уже на пути к выходу Морозова замерла, дернулась назад, к телефонному аппарату на тумбочке, сняла трубку, и на дисплее высветился номер последнего исходящего звонка. Его было очень легко запомнить.

Внезапно рация разразилась на удивление отчетливым матом, и это словно подхлестнуло Морозову — она выскочила из квартиры, пронеслась два этажа по пожарной лестнице, сбросила темп, восстановила дыхание и неспешно подошла к лифту. После чего абсолютно спокойно спустилась вниз. Где и столкнулась нос к носу с вооруженным охранником.

— Что вы здесь делаете?

Этот вопрос не был для Морозовой неожиданностью. Она протянула охраннику пропуск, выписанный на имя той голубоглазой девушки, которой так безжалостно испортили вечер, и Морозова затруднилась бы точно сказать, кто в этом виноват — Монгол, Романов, она сама или же, например, господин Лавровский.

— Были в гостях, — сам сообразил охранник, и Морозова не стала его в этом разубеждать.

— Через две недели пропуск нужно будет обновить, — сказал охранник, изучив печати. — Иначе вас не пропустят... Держите.

— Спасибо, — сказала Морозова. Если бы охранник сосредоточил свое внимание не на печатях, а на фотографии, то он мог бы спросить, почему у Морозовой другой цвет волос, нежели на снимке. Морозова могла бы ответить, что фотографировалась для пропуска крашеной. А если бы охранник спросил, почему Морозова не похожа на сфотографированную девушку, ей пришлось бы его убить. Или покалечить.

Но охранник ничего такого не спросил, вернул Морозовой пропуск и убежал — наверное, ловить Монгола.

Морозова вышла из дома на улицу и размеренным шагом двинулась по освещенной аллее к выходу. Больше никто ее не останавливал, больше никто ей не задавал никаких вопросов, и оставался лишь тот вопрос, который задавала себе сама Морозова:

— Ну и что теперь делать со всей той кучей барахла, которую утащила из квартиры Романова?

Борис Романов: час X (3)

Вот так время стало его врагом. Сначала он отвел себе на уход сутки. Потом, когда Борис вынужденно украл триста с лишним тысяч, сутки съежились до нескольких часов. И вот — словно почуяв неладное, проснулась СБ и отобрала у Бориса то немногое, что еще оставалось. Теперь времени не было совсем, и не было возможности остановиться, переиграть план, перебросить уход на следующую неделю. В СБ явно не посчитают удачной шуткой, если он придет к ним и скажет: «Знаете, ребята, я тут совершенно случайно куда-то не туда отправил кучу ваших денег... Извините, я больше так не буду».

Поэтому Борис продолжал начатое, однако вместо триумфального движения по размеченному и выверенному пути получилось нечто совсем иное. Будто бы прыгал Борис из окна горящего дома, прыгал, видя внизу подставленный брезент, но затем этот брезент куда-то исчез, и получился такой вот дурацкий самоубийственный прыжок в никуда, в пустоту...

Хуже всего было, что прыгал он не один, а в компании с женой и дочкой. Борис посмотрел на часы — еще куча времени до четырех. Время это нужно было использовать не на занятия в художественной школе, а на срочный рывок из Москвы.

Он шел не торопясь, чтобы не вызывать подозрений у встречных сотрудников корпорации, а тем более — у людей из СБ. Он шел спокойной, размеренной походкой человека, у которого чистая совесть, чистые мысли и... И что там еще должно быть чистым у порядочного человека? Он шел, играя в человека, который на сто процентов уверен в завтрашнем дне. На самом деле он не был уверен, что ему удастся дойти до автостоянки.

Однако он дошел, сел в машину и выехал с территории главного офиса «Рослава». Пересечение белой линии на асфальте подействовало на него, как наркотик — Борис перестал дрожать, он расслабленно и негромко рассмеялся, потом посмотрел в зеркало заднего вида на башню «Рослава» и рассмеялся громче:

— Все, ребята, все... Я от вас свалил... — это был торжествующий смех победителя.

Потом улыбка исчезла с его лица — он снова посмотрел на часы и вдавил в пол педаль газа. До заезда в художественную школу нужно было еще многое сделать. Борис промчался до отвращения знакомым маршрутом с такой скоростью, на которую еще не отваживался ни разу. Пропускной пункт «Славянки» он преодолел не без страха, что вот сейчас зазвонит мобильник у кого-нибудь из охраны, его попросят выйти из машины и пройти в офис...

Черта с два. Борис резко затормозил возле своего дома, выскочил из машины, но спохватился — нельзя спешить, нельзя привлекать внимание. Он вошел в подъезд, поднялся на лифте наверх, вошел в квартиру. Жены дома не было, и это было, с одной стороны, хорошо, а с другой, не очень. Хорошо, что в эти нервные минуты не пришлось на ходу объяснять Марине, а что, собственно, происходит и почему она должна немедленно прыгать в машину и ехать с ним черт знает куда... Борис объяснит ей все потом, когда подберет их с Олеськой возле художественной школы — это будет только в четыре, господи, как долго, как долго, они уже могут начать его искать до четырех... Плохо, что Марина не могла помочь ему собирать вещи. Впрочем, много вещей Борис брать и не собирался — выйди он с парой огромных чемоданов, это моментально заметят. Да и кто их потом потащит, потом, когда они бросят машину? Борис взял заранее подготовленную спортивную сумку и стал набивать ее Мариниными и Олеськиными вещами. О себе он не беспокоился, он беспокоился лишь о своих женщинах и о времени. Ну и немного — о деньгах. Борис вытащил из шкатулки в спальне несколько разномастных купюр — Марина думала, что это деньги на текущие расходы, однако на самом деле это были их последние деньги. Плюс тысяча долларов в кармане у Бориса. И плюс триста с лишним тысяч, лежащие в далеком пражском банке.

Все... Борис остановился в прихожей, обвел квартиру прощальным взглядом. Здесь, в отличие от коридоров «Рослава», внутри его шевельнулось нечто щемящее и тоскливое. Жаль уходить отсюда, но уходить необходимо, потому что лишь с виду это место казалось раем, на самом же деле оно было собственностью дьявола, то есть «Рослава».

Борис понимал это, но все стоял и смотрел, смотрел, пока... Пока вдруг не проснулся его мобильник. Это было как звук стартового пистолета — Борис выскочил из квартиры, потом спохватился, остановился, чтобы отключить мобильник... И подумал: «Что значит этот звонок? ОНИ уже в курсе? ОНИ уже знают? Уже ищут?»

Звонок навел его на плохие мысли. Тём не менее Борис сохранял спокойствие, хотя бы внешнее. Он спустился вниз, забросил спортивную сумку на заднее сиденье, завел мотор и медленно выехал с территории «Славянки». Знакомый охранник кивнул ему и махнул рукой. Борис махнул в ответ, вложив в этот жест смысл, о котором охранник совершенно не подозревал.

Примерно на полпути между «Славянкой» и художественной школой Борис остановил машину, вышел и пробежал метров пятьдесят до трансагентства. Здесь он потратил чуть больше десяти минут, после чего вернулся в машину и продолжил путь. Вскоре ему стало понятно, что к школе он подъедет не позже пятнадцати минут четвертого, то есть за сорок пять минут до назначенного им срока. Было бы очень хорошо, если б Марина тоже подъехала туда пораньше — тогда бы они хоть немного отыграли у беспощадного времени...