Ревизор: возвращение в СССР 30 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 6

— Но что-то же можно сделать?

— Можно обменять вашу квартиру на меньшую с доплатой, можно поменять на квартиру и домик, вам квартиру, сыну домик. Тогда он его продаст и ни у вас, ни у него не будет излишков. Время у вас ещё есть, но оно пройдёт быстро, лучше не затягивать с этим вопросом. Одно дело просто продать дом, и то по полгода люди продают, а другое дело размен, это сложнее.

И что делать? — думала Оксана, сидя на лавке на главной площади города. — Жить с чужим человеком в квартире? Это если Руслан не выпишется. А если всё-таки выпишется? Тогда мне в две комнаты, вообще, целую семью подселят. Это я ещё и в меньшинстве окажусь… Будут на старости лет чужие люди меня по собственной квартире гонять… Нет. Меня это категорически не устраивает. Вот, чёрт! Никуда не деваться, надо срочно разменивать квартиру.

Она поднялась и направилась к сыну в его новый дом.

Лубянка.

Майор Румянцев вернулся к себе, проводив Ивлева, и сразу набрал номер полковника Воронина.

— Павел Евгеньевич, разрешите зайти на пять минут? — взглянув на часы, спросил он и, получив приглашение, тут же направился к начальнику. — Я ненадолго, — открыв дверь кабинета Воронина, начал он, зная, что рабочий день уже закончился. — Ивлев только что приезжал…

— Так, — сразу сосредоточился полковник.

— Просит за соседа. Его наши сегодня приняли, — он положил лист с данными Еловенко.

— За что?

— За саркастические куплеты, как Ивлев сказал. Антисоветская агитация и пропаганда, скорее всего.

— Сосед говоришь… Ну и что? По возрасту они никак не друзья…

— Ну, певец, говорит, хороший. Талант. На гитаре играет, песни красивые пишет. А Ивлев, у нас, оказывается, меломан…

— Что-то я в отчётах прослушки не видел ничего про музыку, — заметил Воронин.

— Ну так дети совсем маленькие. Какая музыка? — пожал плечами майор.

— Певца, говоришь, стало ему жалко хорошего… Музыку любит красивую… Ну, это ещё не самое странное, что с талантливыми людьми случается. А у них у всех есть причуды, — усмехнулся Воронин. — Это ещё нормальное увлечение. Хоть можно понять.

— Так и что делаем?

— А твои соображения?

— Отпустить. Пусть Ивлев будет нам должен. Если он и дальше будет так же стремительно делать карьеру, то однажды сможет нам помочь в намного более важном деле.

— Или прикроется своими связями наверху, чтобы начхать на нашу просьбу, — цинично усмехнулся полковник. — Впрочем, отпустите вы этого Еловенко. Пусть Ивлев видит, что мы от его просьб не отворачиваемся. Но научи его как сделать, чтобы этот менестрель к нам больше не попадал.

— Хорошо, Павел Евгеньевич.

Воронеж.

Галия намаялась в поезде. Только вагон тронулся, как она горько пожалела, что сунулась в эту авантюру, впервые оставив надолго своих малышей. Времени для размышлений было в дороге навалом, так что она сполна на эту тему испереживалась. Долго не могла заснуть… А когда проснувшись, увидела, что ночью полку напротив заняла женщина с грудным малышом, ее вообще накрыло. Хоть реветь не начала, напугав соседку…

Прямо с поезда направилась во Дворец спорта, где должен был состояться конкурс. Её, как представителя одного из организаторов конкурса, сразу включили в процесс подготовки. В её задачу входила регистрация прибывающих на конкурс участников. Ей и ещё одной девушке из Главного управления бытового обслуживания прямо в фойе Дворца спорта выставили стол и стулья.

Напарницу Галии звали Наталья. Симпатичная яркая девушка с длинными рыжими волосами и конопушками по всему лицу сразу понравилась Галее, она была её старше и чем-то напоминала Ксюшу.

Торжественное открытие конкурса было назначено на шестнадцать часов, но гости и участники начали прибывать с самого открытия Дворца спорта с одиннадцати утра. Девушки менялись за столом. Когда одна фиксировала прибывших на конкурс заранее зарегистрировавшихся участников, вторая в это время дежурила у самого входа и приглашала участников к столу регистрации.

Над столом уже и объявление повесили, чтобы участники не проходили мимо. Но народ приезжал такой возбуждённый, многие прямо с поезда или самолёта. Все в предвкушении, глаза горят, входят в фойе, глаза разбегаются, мечутся, не знают, куда бежать… И пока они все не разбежались по дворцу спорта, девушкам надо было их всех пропустить через стол регистрации. Набегаешься, пока всех перехватишь и направишь к напарнице…

И ради этого я уехала из дома и детей оставила? — подумала уставшая от количества людей и беготни вокруг Галия. — Ну, может, хоть, представление посмотрю.

В четыре часа дня началось торжественное открытие конкурса с выступлением официальных лиц и артистов Воронежской филармонии. Но девушки ничего этого не видели, потому что регистрировали опоздавших ещё до шести часов вечера. Галия окончательно расстроилась.

Когда после мероприятия народ повалил мимо них на выход, уставшие девчонки остались сидеть на стульях за своим столом с равнодушными лицами.

— Ну, девчата, вы как, живы? — подошла к ним Элла Родионовна, начальница Наташи, и собрала списки участников со стола. — В семь часов ужин, не опаздывайте в гостиницу.

— Угу, — кивнули девушки.

— Элла Родионовна, а что мы завтра будем делать? — настороженно поинтересовалась Наташа.

— Девочки, завтра-послезавтра у нас будут ещё более суматошные дни. Утром расскажу. Начинаем в восемь утра… А сегодня заселяться и отдыхать.

Девушки заселились в один номер. Уже после ужина, лёжа на кровати и вытянув уставшие ноги, Галия, чуть не плача, заметила:

— Теперь я понимаю, почему Белоусова так ехидно на меня смотрела, когда мне командировку начальница предложила…

Москва.

Получив от руководства принципиальное согласие на подключение профессионального юриста к делу Ганина, Мещеряков сразу вспомнил про Альникина.

Странный тот был парень, пару раз очень поднагадил, один раз, когда Мещеряков уже возглавлял райотдел и ещё один раз, когда он ещё возглавлял там же следственный отдел. Обычно адвокаты занимали пассивную позицию и очень вяло интересовались ходом следствия, хотя им уже даже предоставили право участия на стадии предварительного расследования. Мещеряков не меньше десятка раз сталкивался с Альникиным по разные стороны баррикад, и, как правило, он вёл себя как все советские адвокаты. Но дважды он не дал посадить обвиняемых, несмотря на возможные серьёзные проблемы для своей дальнейшей карьеры. Все же прекрасно знали, что органы юстиции имели право на исключение адвоката из профессии. И руководство адвокатских коллегий проходило обязательную процедуру утверждения в Минюсте… Из всего этого Мещеряков ещё тогда сделал вывод, что у того были серьёзные причины так упираться и рисковать, а иных причин, кроме хорошего гонорара, старый милиционер не знал.

Заехав в адвокатскую коллегию, Мещеряков выяснил, работает ли у них ещё такой адвокат и с удовлетворением услышал, что работает и даже на месте. Молоденькая секретарша, не знавшая Мещерякова лично, приняла его за очередного клиента и показала кабинет Александра Дмитриевича.

— Андрей Юрьевич? — удивился адвокат. — Какими судьбами?

— Приветствую, Александр Дмитриевич, — усмехнулся про себя Мещеряков тому факту, что адвокат помнит его имя-отчество и протянул ему руку. — Как ваше ничего?

— Коптим небо помаленьку, — пожал тот протянутую руку и с нескрываемым любопытством посмотрел на него.

— Александр Дмитриевич, я в отставке, но не без работы, — начал Мещеряков. — Моё начальство ищет юриста, способного на решительные действия… Сразу про вас, вот, подумал, по старой памяти…

Они оба уставились друг на друга, вспомнив не совсем приятные общие моменты из прошлой жизни, но в свете изменившихся обстоятельств усмехнулись каждый своим мыслям.

— Н-да, Андрей Юрьевич… Жизнь странная штука, — покачав головой, ответил Альникин. — А что у вас за дело? Зачем вам адвокат?