Ревизор: возвращение в СССР 30 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 29

— Это как?

— Ну, смотри: куплет лирический, допустим, в песне о женщинах-фронтовиках в начале. Поётся о молоденькой девушке, у которой вся жизнь впереди, учёба в институте, любимый человек. И вдруг война. Жёсткий припев, как есть, хард-рок. Тут это вполне уместно — трудно придраться. Война — это боль, это шок, это крик души, это как наждаком по коже. Затем опять лирический куплет: она получает треугольник от любимого. А через несколько дней приходит вдогонку письмо от его родных, что получили похоронку. И опять хард-рок, всё, что осталось в жизни, это громить врага… И она идет воевать в действующую армию. Опять не придерешься — тема мести за порушенную любовь захватчикам, и где — на войне, тут должен быть надрыв. А потом май сорок пятого, Победа. Непривычная тишина, соловьи, девушка возвращается домой… И в конце что-то мощное, патриотическое, воодушевляющее. Вроде и хард-рок, но сугубо о том, как любимая Родина как феникс из руин встаёт… Стройка, работа восстановленных заводов. Гул молотов, шум мартеновских печей. Подберешь нужный смысловой ряд в словах — стройка и заводы связаны же с шумом — логично вполне будет звучать…

— Я понял, — горящими глазами посмотрел на меня Виктор.

— С лирическими партиями вам Ромка Малинин поможет, если сами не вытяните, — добавил я.

— Малина?

— Малина, Малина… Неужто он не сказал, что серьезно этим делом занимается? У него своя группа на заводе.

— Сказал, но я не понял, думал, просто с гитаркой посиживает иногда… Скромничал, значит.

— Сугубо между нами повторю — у тебя таланта через край. Только не зазнайся и не при больше через непроходимую чащобу, когда рядом удобная дорога есть. И помни о том, что главная беда музыкантов — алкоголь. Любой талант можно водкой или коньяком сжечь. Если серьезно творчеством займешься, чтобы со временем перейти из сторожей в признанные музыканты, хобби заведи какое-нибудь вместо выпивки. Модели самолетов клей, да хоть вязанием увлекись, нужно что-то, что будет нервы успокаивать после мощной энергетики концерта. И остерегайся подхалимов — сколько талантливейших людей они споили! Всего-то чтобы хвастаться, что регулярно бухают в компании такого-то… Им, понимаешь, это для поднятия самооценки надо. А они же к тебе сплошным потоком пойдут, едва ты популярным станешь… Помни, это твой главный враг!

— Спасибо! За всё спасибо, — протянул он мне руку.

— Да пожалуйста, — улыбнулся я. — Не забудь на выступление пригласить.

— Само собой!

— И лучше две песни для первого выступления сразу готовь. Если первая композиция народу зайдёт, сразу и вторую исполните. Для закрепления успеха.

— Понял.

— И не пренебрегай мнением начальства. Проси прослушать вас заранее. Скажут что-то поменять в тексте, поменяй для официальных выступлений, хуже не будет. А на квартирниках уже будешь петь, как хочешь.

Он ещё долго благодарил меня. Поговорили по душам, и вся его прежняя спесь куда-то улетучилась. Он меня ещё и обнял на прощанье.

Хотел было пригласить его завтра на выступление наших на ЗИЛе, но потом передумал. Несвоевременно. Пусть, лучше, со своей работой разбирается. А то его и так неделю там не видели.

Ну, посмотрим, что из этого получится. Проводив его, прибрался на столе и заглянул в спальню.

— Как сходили к врачу? — спросил я маму. — Разрешил он тебе ездить?

— Не разрешил, — насупившись, ответила она. — Поликлиника же ведомственная, от завода. Доктор же видит, что Ахмад заместитель начальника отдела и говорит всё, как он хочет.

— Ну, ты уж не преувеличивай, — возразил я ей. — Я понимаю ещё, если бы Ахмад был директором завода…

— Ты знаешь, какой это большой завод! Может, и не меньше твоего ЗИЛа! — ответила недовольная мама.

— Ну, не повезло тебе, — решил съюморить я. — Вышла замуж за начальника, теперь терпи.

Тут раздался звонок в дверь. Это оказался Ахмад.

— Ты что, не поехал в деревню? — удивилась мама.

— Сейчас поеду, — ответил он ей. — Паш, можно тебя на минутку?

— Что случилось? — пригласил я его на кухню и прикрыл дверь. Мне сразу не понравился его взбудораженный вид.

— Я Вагановича у нас в поликлинике сегодня видел, — выдал он и плюхнулся на табурет, потрясённо уставившись на меня.

— В смысле?

— В прямом. Столкнулись нос к носу в коридоре.

— Да ладно… И что он там делал?

— Понятия не имею, — прошептал он. — Бумажка в руках на направление была похожа, с которым на работу устраиваются.

— Ну, дела!.. А у кого-то можно точно узнать?

— Я с работы сразу Шанцеву позвонил, — рассказывал Ахмад. — Думал, может, он что-то знает… Обещал поспрашивать.

— Блин. Ваганович в Москве? — громко сказал я, пытаясь поверить в то, что узнал. — И оно нам нужно?

— Тише, тише. Я Аполлинарии ничего не говорил. А то она расстроится, а ей нельзя.

— А, понятно, — прошептал я. — Но всё равно! Москва огромная! Как он именно к тебе на завод попал?

— Таких крупных предприятий не так уж и много, — возразил он мне. — То, что эта гнида место посолидней выбрала, тут, как раз, ничего удивительного нет.

— Твою же дивизию! Слов нет.

— Точно, нет, — потерянно кивнул Ахмад. — Что делать-то теперь?

— В деревню ехать, раз уже пообещали, — напомнил я. — А завтра попытайся выяснить, кем именно он устраивается? Неужто нет знакомых в отделе кадров?

— Выясню, — кивнул Ахмад и поднялся.

Он заглянул в спальню, поговорил с мамой. Ирина Леонидовна, наконец, ушла. А я взял пса и повёл его гулять к телефону-автомату, но не нашему, а тому, что в пяти минутах от дома. И уже с него позвонил Захарову. Надо же с фальшивомонетчиками, наконец, определиться. Начал было с того, что Бортко посоветовал с ним лично поговорить, как Захаров меня перебил.

— Да, Павел, хотел с тобой встретиться. Когда тебе будет удобно, сегодня или завтра?

Завтра выступление на ЗИЛе, потом мне надо к Балдину попасть.

— Можно и сегодня, Виктор Павлович. Завтра дел по горло…

— Сможешь сейчас подъехать на то же место?

— Хорошо. Минут через сорок буду, — ответил я и отправился гулять с Тузиком.

Погулял минут десять и отвёл его домой. Уже жена домой пришла. Она сразу заметила, что мама не в духе и спросила, что случилось? Ответил, что Ахмад её в деревню не взял, боится, что ей и ребёнку это повредит. Галия начала её успокаивать, как могла, а я предупредил, что отъеду ненадолго и отправился на встречу с Захаровым.

Захаров уже ждал меня, прохаживаясь вдоль дорожек.

— Хотел тебя поблагодарить, Павел, — поздоровавшись, начал он. — Чёрная полоса закончилась…

— Отлично, — искренне обрадовался я.

— Кстати, твоя идея с комбинатами школьного питания очень интересная. Вот, возьми, — протянул он мне пухлый конверт.

Это что ещё за новость? — мысленно удивился я. — И что бы это значило?

Ничего не придумав, взял конверт и поблагодарил его с озадаченным видом.

— Это тебе стимул на будущее, — едва улыбнулся он краешком рта, заметив мои внутренние метания. — Чтобы не забывал интересными идеями делиться со старшими товарищами.

— О, так у меня есть ещё одна интересная идея, — вспомнил я про переходы через железную дорогу за пределами станций и рассказал ему о своей переписке с исполкомом и МПС.

— Надо же. Я и не знал, что у нас такая проблема существует, — удивился он. — Но ты прав, тема, действительно, злободневная.

— И актуальная, — добавил я.

— Так… И с чего же начать? Может, тоже фельетон напишешь в газету? — предложил он. — А я на его основании проверку инициирую.

— Хорошо, Виктор Павлович. И когда написать?

— Напиши заранее. Только попроси, чтобы вначале все же опубликовали тот, что про воровство в детсадах будет. Да, и как он выйдет, сразу позвони.

— Договорились, — кивнул я.

Придётся к «Советскому спорту», что Загит выписал на мой адрес, ещё и «Труд» добавить. Если начались такие комбинации, надо самому следить за выходом своих статей, а не ждать, пока кто-нибудь соизволит об этом сообщить.