Сетевая игра (СИ) - Варава Алевтина Ивановна - Страница 39

В чате с заговором против историка стали прибывать сообщения.

Они, все они — настоящие убийцы. Даже статья такая есть. Доведение до…

Могла Островская или нет сделать такое нарочно? А потом сидеть в рестике⁈ Это даже для неё слишком!

И что, историк в натуре так огорчился, потеряв свою «волшебную палочку»⁈

А тогда разве они виноваты, что кто-то — неуравновешенный псих⁈ Не сиганул же Пашка с балкона, когда его телефон оказался у Островской!

…потому что знал, что его можно вернуть…

Если это вообще суицид.

Су-у-у-ука!

Поговорить. С. Лосевым.

Не слушая перерастающие в ругань причитания бабки, Пашка выскочил из комнаты, впрыгнул в кроссы и распахнул дверь.

— Ты куда бежишь, охламон⁈ Ты когда матери начнёшь помогать? Ты когда будешь объявления клеить?..

Подъехав к скверу со «Светофорным деревом», Пашка выскочил из такси и навернул по окрестностям три круга, прежде чем устало и безнадёжно опустился на лавку. Ну и как искать бомжа в целом городе? Он ведь может быть абсолютно где угодно…

До пятницы три дня.

Да и что, если по-честному, может изменить разговор с кем бы то ни было?

Это такая же соломинка, как мысли о сотом уровне. Просто отсрочка.

На кой ляд Пашка установил эту чёртову игру⁈

Да как можно было быть таким придурком⁈

Что же он наделал?..

Что наделали и ещё наделают все они? Сколько таких бомб замедленного действия на самом деле бродит всюду?

Он в ужасе окинул взглядом прохожих.

«Да через сто лет такая игра будет на первом телефоне у каждого ребёнка стоять! Даже в Африке!»

Что, мать его, происходит⁈ Армагеддон? Пришельцы? Никакое это не правительство, никакие учёные такого не могут!

А может, Пашка рехнулся? Сходят же люди с ума. Начинают думать, что они — Наполеон. И всё им кажется этот неоспоримый факт подтверждающим. Может, всё глюк? И исчезновение отца, и дружба с Васиным и Марципаном, и злой демон — Островская, и даже Люську, может быть, он просто выдумал?

Может, он вообще в психушке? И нет никакого сквера, никакого «Светофорного дерева», а руки Пашки связаны за спиной рукавами, и стены вокруг — мягкие, как матрас?

Если ты сошёл с ума и начнёшь гуглить, как сходят с ума, можно ли считать информацию достоверной и опираться на неё?

Телефон завибрировал, в пуше показался медведь.

Захотелось разбить мобилу о плитки сквера. Но она была единственным шансом забыть про этот кошмар. Выпилиться из игры. Только не как историк. А просто протерев свои мозги колдовским ластиком.

Пашка полуавтоматическим движением разблокировал телефон. Задел пуш, и открылась «Дополненная реальность».

Соколов-младший безнадёжно нажал на «Квестовые задания», собираясь гипнотизировать непроходимую строку, и вздрогнул — текста стало больше:

'62. Поговори с Андреем Лосевым. Награда — 100 000 баллов.

Взять подсказку: пересчёт награды 95 000 баллов'.

Пашка вскочил на ноги так стремительно и с таким безумным видом, что на него заоглядовались прохожие.

К херам ту награду вообще!

Младший Соколов с силой ударил по экрану, надавил на подсказку и получил адрес в пяти кварталах от себя. Перекрёсток двух улиц.

Такси подъезжало бесконечно долго. За это время чат с заговором против историка оброс тремя сотнями непрочитанных сообщений, но Пашка их не открывал. Он искал заветные цифры: «белая „кио рио“, 377».

Ну где же, блин⁈ Почему придурок застрял там на перекрёстке⁈ Что он не двигается? Чёрт побери!

Наконец-то вскочив в машину, Пашка едва сдержался, чтобы не обматерить водителя. В игрухе дали дракона.

Ведь это всё равно ничего не сможет изменить. Куда он так спешит? Ну что сделает Лосев?

Да там вообще может быть очередная подстава… Что, если в итоге получится ещё одна отзеркаленная перевёрнутая нота?.. Пашка похолодел. Только бы с Лосевым всё было в порядке!

— Можно быстрее⁈ — взмолился он.

Водитель глянул саркастично в зеркало заднего вида и скорости не изменил.

Из тачки Пашка выскочил за светофор до нужного перекрёстка, так невмоготу стало ждать. Домчался до места. Стал лихорадочно оглядываться, чуть втянув голову в плечи, словно боялся поймать ухом сигналы «неотложки» или полиции. Но кругом всё было спокойно.

И вдруг он увидел Лосева: в том самом пиджаке, с небольшим рюкзаком на плечах, к которому была пристёгнута шейная подушка с зашитой внутрь землёй с могилы Агнии Айвазовской, он сидел на скамейке и кормил голубей, мелко кроша кусочек хлеба.

Волна облегчения окатила Пашку так, словно здравие старого бездомного могло как-то вернуть жизни отцу и историку. А потом заспешил к лавке и как-то робко, с необъяснимой надеждой не пойми на что поздоровался.

Лосев просветлел лицом и очень тепло улыбнулся.

— Павел! Какая приятная встреча! — Он протянул ладонь для пожатия. — Не подумайте дурного, руки у меня чистые. Вот только мыл в общественной уборной.

Пашка без запинки пожал протянутую ладонь.

А Лосев внезапно непривычно смутился. И проговорил, чуть помедлив и как-то заискивающе, с извинением:

— Есть просьба к вам, Павел, если вдруг имеется у вас такая возможность, не могли бы вы приобрести для меня очень много еды, желательно вкусной? — А потом прибавил с опозданием: — Ради бога.

Пашка похолодел. Он… уж не стал ли он пользователем⁈ Только не Лосев…

Пожалуйста, только не Лосев!

Телефон чуть не выскользнул из вспотевших рук. Но бездомный старичок не распознавался, как игрок «Дополненной реальности».

Слава, слава богу!

Над сканом приложухи всплыл перевёрнутый «игрек».

— Если вдруг нет… — начал Лосев.

— С удовольствием! — выпалил Пашка. — С огромным удовольствием!

И, лихорадочно оглядевшись, приметил неподалёку «Макдональдс».

— Пойдёмте туда? Подойдёт?

— Мне всё подойдёт, — заверил старый бомж.

Стоя в небольшой очереди к кассе, Пашка устыдился: человек голодный, а он его сразу в пользователи записывать. Совести никакой нет, сплошная паранойя.

Пашка нагрёб еды столько, что пришлось тащить на уличную веранду в два захода. Лосев очень горячо поблагодарил, прямо-таки с любовью озирая коробочки и бумажные конвертики с картошкой.

— То, что доктор прописал, — улыбнулся он. И добавил: — Слава богу. Благодарю вас, Павел. Вы же составите мне компанию?

Первый чиз Лосев умял с аппетитом, половину порции большой фри — тоже. Потом вздохнул и развернул двойной бургер. Укусил и вскоре запил кока-колой.

Пашка молчал. Ему самому кусок в горло не лез.

Теребя в пальцах ломтик картошки, младший Соколов то изучал принт на коробках, то вскидывал глаза на Лосева. И что говорить? О чём? Как он поможет? Почему при нём на душе становится спокойнее? Это ведь, на самом деле, абсурдно…

А может, вообще ему всё рассказать как есть? Ну посчитает психом — и ладно. Только он, скорее всего, не посчитает. Почему-то так казалось.

Но не могла же треклятая игра иметь в виду нарушение политики конфиденциальности?

А не по фигу ли на неё? Единственное, для чего сраная прилога ещё может реально пригодиться, — это чтобы забыть совсем и напрочь, всё, что наделано. Не хватит баллов на точную корректировку, так врубить полную амнезию. Всяко лучше, чем…

— Ох, — Лосев с видимым усилием взялся за креветки в кляре. — Непросты эти излишества, — вздохнул он. А потом прибавил, словно что-то вспомнив: — Видит бог. А вам знакома зависть, Павел? Не могли бы вы мне о ней рассказать?

Вынырнувший из своих мыслей Пашка удивился.

— Зависть? Ну… в целом так-то знакома. А… что?

— Я вот пробую людям завидовать, — доверительно поделился Лосев, — но получается по большей части сочувствие или радость. Второе приятнее. Но ни то ни другое совершеннейшим образом не подходит.

— Для чего — не подходит?

— Вы, верно, сочтёте меня умалишённым… — протянул Лосев, и, вздохнув, отправил в рот новую креветку, которую принялся с усердием жевать.