Последний свидетель - Гайдуков Сергей - Страница 24

— Нет, ты ее ко всем остальным зарывай, — велел Малыш. — Нечего разбрасываться. Где хозяин этой ручонки лежит, туда и ее надо... А то она обидится и будет за нами по степи гоняться.

Джума посмотрел на Малыша и не разобрал, шутит тот или нет. На всякий случай он решил, что Малыш серьезен. Во всяком случае, «ремингтон» по-прежнему был у того в руках. Черная кисть с растопыренными пальцами отправилась в общую могилу.

Джума, шатаясь, пошел к джипу. Так начинался кошмар, продолжением которого было путешествие на крыше джипа, а теперь в качестве подстилки для ног.

Но в конце концов он все-таки заснул, провалился в черноту, наполненную непонятными безмолвными страхами, заставлявшими его вздрагивать даже во сне. Когда его растолкали и вытащили из машины, вокруг тоже была чернота, и Джума даже засомневался, явь ли это? Или же сон продолжается, только страхи приобрели более конкретные и знакомые образы.

Чтобы окончательно пробудить Джуму, Малыш сунул ему под нос ствол пистолета, который едва не разорвал Джуме ноздри.

— Сейчас будешь искать своего друга Мишу, — проинструктировал Малыш. — И не дай бог, не найдешь! Ляжешь на рельсы!

Только тут Джума понял, что они оказались рядом с железной дорогой. Слева от них стоял пассажирский поезд, который в этот момент пропускал встречный грузовой состав.

— Пошли, — скомандовал Малыш. По этому сигналу тип с отвисшей челюстью ухватил Джуму за локоть и потащил к двери последнего вагона. Другой бандит стукнул в оконное стекло купе проводников. Появилась заспанная физиономия, но сон слетел с проводника быстрее быстрого, когда он увидел оружие в руках незнакомцев.

Дверца вагона открылась. Малыш забрался первым, потом тип со стеклянными глазами затолкал Джуму. Последним поднялся бандит с вечно открытым ртом. Четвертый, от которого Джума не слышат еще ни единого слова и который всю дорогу не вынимал из ушей крохотных наушников аудиоплеера, остался в машине.

Когда дверца закрылась и поезд тронулся, Джума увидел в окно, как «Крайслер» поехал за поездом вдоль рельсов.

— Давай не спи, — прошептал Малыш и сунул Джуме в руку электрический фонарик.

В вагонах был уже выключен свет, поэтому приходилось светить спящим людям в лица. Когда дошли до купейных вагонов, где двери были заперты, Джума растерянно оглянулся на Малыша, но тот достал из кармана проводницкий универсальный ключ и начал хладнокровно, одно за другим, отпирать купе.

Осматривал спящих быстро, и почти никто не успевал проснуться. А если натыкались на бодрствующих, то Джума прижимал указательный палец к губам, призывая молчать. За Джумой маячили весьма выразительные физиономии, и пассажиры предпочитали не возмущаться. Не воры все-таки.

Они двигались из вагона в вагон, у Джумы начало рябить в глазах от мужских и женских лиц, и он засомневался, сможет ли опознать Шустрова, когда наконец его увидит. Правда, тут была одна деталь, о которой Джума предпочитал не упоминать. Если здоровяк Миша действительно стащил у бандитов большие деньги, то вряд ли он будет сейчас безмятежно храпеть, дожидаясь, пока за ним придут и отрежут голову. Нет, насколько Джума успел узнать Шустрова за пять дней, этот парень был не из таких. Он не позволит взять себя голыми руками.

На это Джума втайне и надеялся — что Шустров оправдает свою фамилию и окажется шустрее Малыша, Слюнтяя и Странноглазого. А если завяжется перестрелка, то бандитам будет уже не до Джумы, и вот тогда... При этой мысли у Джумы каждый раз начинало бешено колотиться сердце, и он старался переключиться на что-то другое, чтобы блеском в глазах и блуждающей улыбкой на губах не выдать себя.

И когда вывернутая неожиданно могучей рукой Малыша голова Джумы повернулась к Шустрову, это было оно, долгожданное мгновение. Рука Малыша на шее ослабла, и Джума сел на пол, предвидя, что вслед за произнесенным «Ага!» последует и более существенный обмен мнениями. Грохнули первые выстрелы, и Джума, предоставленный самому себе, понесся на четвереньках к тамбуру, слыша свист пуль, вопли пассажиров и молясь Аллаху, чтобы в этой критической ситуации ни одна пуля не облюбовала бы в качестве мишени задницу Джумы.

Молитва, не очень складная, но искренняя, сработала. В тамбуре Джума вскочил на ноги и побежал в соседний вагон, пронесся насквозь, влетел в следующий...

Потом поезд вздрогнул и остановился. Джума не удержался на ногах и полетел прямо на нижнюю полку. Спавшая там девушка отчаянно завизжала, замахала руками, успев разбить Джуме нос, прежде чем он успел объясниться.

Продолжая на ходу извиняться, Джума двинулся было дальше, но на защиту чести девушки выскочила из своего купе дородная проводница с кочергой. Пассажиры дружно указали на Джуму как на виновника переполоха. Облик Джумы действительно вызывал подозрения: разодранная во многих местах грязная одежда, синяк под глазом, разбитый нос...

Проводница смело двинулась к Джуме, помахивая кочергой. Он понял, что, прежде чем он докажет свою невиновность, ему проломят череп. Джума повернулся и побежал назад, однако споткнулся о любезно подставленную кем-то из пассажиров ногу, упал и тут же был скручен.

Когда к замершему на рельсах поезду подъехали милицейские машины, то первым, кого проводники сдали правоохранительным органам, был Джума. Ему тут же надели наручники, запихнули в «УАЗ» с зарешеченными окнами и повезли в Новоудельск.

По дороге Джума очень сожалел, что не попросил у Малыша назад свое удостоверение. А также сожалел о том, что вообще появился на свет.

16

— Я так и знала, я так и знала, — безостановочно бормотала Наташа, привалившись спиной к двери туалета, которую только что закрыла изнутри. — Я знала: что-то должно было случиться...

Руки ее все еще дрожали, хотя уже никто не стрелял над самым ухом. Сердце колотилось маленьким тревожным молоточком, и мочевой пузырь — как же без этого — напомнил о себе...

Она упорно старалась не впасть в дремоту, щипала себя за нежную кожу руки, то и дело смотрела на часы, но время тянулось как бесконечная жевательная резинка, уже потерявшая свой вкус. До Новоудельска оставался час. Пятьдесят пять минут. Пятьдесят три. Это было невыносимо.

Наташа опустила голову на руки. Она бы сдалась и уснула, если бы была уверена в том, что проводница не забудет ее разбудить. Однако такой уверенности не было, как не было видно и самой проводницы.

Наташа с трудом оторвала голову от скрещенных рук, огляделась и удивленно подняла брови. Парень в синей майке, который вроде бы спал на нижней полке, куда-то исчез. Хотя еще пару минут назад был здесь и выглядел так, будто смотрел уже седьмой сон.

Это было забавно, но, в конце концов, ей было плевать на этого типа. Не слишком симпатичен. Нос его портит. Какой-то сплющенный. И слишком мускулистый. Это неестественно. Да и возраст у него уже... Лет тридцать, наверное.

Мысленно перебрав недостатки своего соседа, Наташа спохватилась, что сейчас можно воспользоваться его отсутствием, встать ногами на его место и достать с третьей полки свою сумку. Кстати, можно и пожевать что-нибудь из теткиных гостинцев, это скрасит остаток дороги до Новоудельска.

Наташа встала, подтянула джинсы — нет, надо действительно подкрепиться, иначе скоро штаны спадут — и шагнула к тринадцатому месту, поглядывая в проход на случай, если будет возвращаться сосед.

Но в проходе появился не сосед. Там возникли несколько странных мужчин. Странность их заключалась в том, что шедший первым человек, весь какой-то ободранный, светил фонариком в лица спящим пассажирам, не пропуская ни одного человека.

Сначала Наташа подумала, что это транспортная милиция. Но потом вспомнила, что сопровождавший поезд милиционер уже проходил по вагону, он был в форме и не был казахом. Эти же четверо все были как раз азиатской наружности. И они не выглядели как милиционеры.

Наташе стало не по себе, и она присела на тринадцатое место. Ее страх был совершенно естественным для девушки, которая видит приближающихся с непонятными целями четверых мужчин, да еще ночью. К этому страху прибавилась еще и боязнь «всяких там нерусских», как их называла тетя Ксеня. Пока Наташа гостила у нее, тетка успела порассказать массу кошмарных историй о своих дальних родственниках и родственниках своих знакомых, которым несладко пришлось от «нерусских» в разных южных республиках. Наташа воспринимала эти рассказы как просто истории, но сейчас... Сейчас что-то нехорошее могло случиться и с ней.