Смерть как сон - Айлс Грег - Страница 97

– Да, теперь я и сам вижу… – грустно отозвался из другого конца большой комнаты Уитон.

Я наконец взглянула на пол. Это была картина. Но совершенно непохожая на последнюю «поляну». Разница была настолько очевидна, что била по глазам. Прямо на паркете художник набросал в абстрактной манере несколько человеческих фигур. Он не смешивал краски, отвергая малейший намек на реалистичность. Фигурки получились красочные, будто нарисованные восторженным ребенком. Красные, желтые, синие…

– Абстракция… – растерянно пробормотала я.

– Вот именно! Только представьте, что скажут критики! – воскликнул Уитон. – Мне не терпится показать им это!

Но я в эту минуту думала вовсе не о критиках. Около фигурок виднелся то ли крест, то ли буква X, а рот каждой был распахнут в беззвучном крике и напоминал букву О…

– Какие-то уродцы… – без обиняков заявил Олдридж. – И что, этих тоже вы нарисовали? – Затем он указал пальцем на холсты с «поляной». – И это тоже вы?

Уитон улыбнулся и вскинул руку. Что-то сверкнуло, и раздался негромкий треск. Агент ФБР дернулся, как в эпилептическом припадке, и беззвучно осел на пол.

Уитон обернулся ко мне, и я увидела перед собой совершенно чужое лицо. Незнакомое. В глазах читались изощренный ум, полная осведомленность и беспощадность. От этого взгляда веяло холодом.

– Нет, все это нарисовал не я. – Он ткнул пальцем в ближайший к нему холст с фрагментом «поляны». – А тот, кто нарисовал, уже не жилец.

Еще не до конца понимая, что происходит, я инстинктивно опустилась на корточки и стала нашаривать под джинсами кобуру. Но Уитон, который все еще держал в руке свободный конец парусины, резко дернул его, опора ушла из-под моих ног, и я растянулась на полу.

В тот самый момент, когда мои пальцы сомкнулись на рукоятке спасительного пистолета тридцать восьмого калибра, что-то обожгло мою шею, сердце вздрогнуло и остановилось, а тело перестало повиноваться. Я зажмурилась и вновь открыла глаза, изо всех сил пытаясь сохранить контроль над собой, но перед глазами все плыло. Потолок вдруг стал ближе. На мгновение мне показалось, что я уже умерла и это душа пытается поскорее покинуть бренную оболочку. Но тут же поняла, что Уитон просто поднял меня на руки и понес.

Он направился в противоположную от проема сторону. Что сейчас будет? Если он из реального мира ступит в мир своих мрачных лесных сказок, я точно удостоверюсь, что сошла с ума. Но нет. Он аккуратно положил меня на пол у одного из холстов и достал из кармана нож. Одним резким уверенным движением он вспорол полотно картины сверху донизу, вновь поднял меня на руки и протиснулся в образовавшуюся щель.

25

Сознание вернулось ко мне раньше зрения. Я поняла, что жива, потому что тело сковал леденящий холод. Меня бил сильный озноб. Я попыталась коснуться лица, но рука мне не повиновалась. И другая тоже. И ноги. Напрягшись изо всех сил, я шевельнула бедрами, и в ту же секунду от ягодиц до пяток меня прошибли две болевые молнии. Так бывает, когда отсидишь ногу, а потом резко выпрямишь ее, возобновляя кровообращение. Сосредоточившись, я попыталась открыть глаза. Не получилось. Зато с обонянием было все в порядке. В воздухе стоял резкий запах мочи. Ужас шевельнулся в груди, ужас, от которого кровь стынет в жилах…

«Стоп! – скомандовал чей-то забытый голос. Голос отца. – Не впадай в истерику».

«Я боюсь…»

«Ты жива. Там, где жизнь, есть надежда».

«Не бросай меня, папочка…»

«Не о том думаешь. Скоро ты будешь видеть. Думай об этом».

В голове был полный сумбур. Но сквозь клочья тумана я вдруг увидела девочку. Она сидит за школьной партой. А рядом с ней… рядом с ней ее зеркальное отражение. Одна из девочек – это я. Собственно, я всегда завидовала мальчишкам и подражала им. Моя любимая книга – «Таинственный остров» Жюля Верна. Я заказываю себе книжки из тоненького каталога, который учитель приносит в класс. Приключения и детективы. «Белый Клык», «Эмиль и детективы»… Такого рода книжки… С деньгами у нас в семье тяжело, но когда речь заходит о чтении, мать на расходы не скупится. Она сказала, что я могу делать заказ хоть каждую неделю. Ожидание очередной книжки превращается для меня в сладкую пытку. Обычно ждать приходится по месяцу и больше. Но наконец наступает день, когда учитель ставит на свой стол большой картонный короб, вскрывает его и раздает ребятам заказанные ими книги, сверяясь по списку. Глаза мои горят от счастья, я вся дрожу от нетерпения. У меня никогда не было красивых платьев, зато моя личная библиотека – самая большая в классе. Я обожаю листать тонкие, пропахшие типографской краской страницы. Люблю прижиматься щекой к шероховатым обложкам, уже предчувствуя новые увлекательные тайны, которые они скрывают. Мне не особенно завидуют. Другие девчонки не понимают, зачем мне столько книг и что такого особенного я в них нахожу.

А я нахожу!

Однажды я принесла домой «Таинственный остров». Четверо мужчин, один из которых был, в сущности, ребенком, бежали из лагеря для военнопленных на воздушном шаре. Над океаном их настиг сильный шторм, но все же они дотянули до затерянного среди воды ничтожного клочка суши. Судьба забросила их на необитаемый остров практически без средств к существованию. Задача была одна – выжить. И они победили. Одного-единственного зернышка, найденного в кармане, хватило маленькой компании, чтобы снять первый урожай. Бывший инженер наладил орошение импровизированного поля. Они обжили пещеру в суровой скале, добывали огонь, делали посуду, охотились, приручали животных… Они рассчитывали только на свои силы.

Это как раз мой случай. Да, у меня есть мать и сестренка, но нет отца. Он живой, но потерялся где-то очень далеко. Он работает фотографом на войне.

В «Таинственном острове» есть карта на внутренней обложке. Нарисованная от руки. На ней изображен остров с высоты птичьего полета. Пляж. Грот. Вулкан. И еще лес. Если пристально вглядываться в эту карту, кажется, что видишь движущуюся цепочку людей. У них нет ни денег, ни инструментов. Только здравый смысл и природная сноровка.

Прочитав эту книжку, я сама стала рисовать карты, порожденные моим воображением. На полях тетрадей, на открытках, которые нам выдавали в День благодарения, – с изображением индейца или пилигрима. Нам выдавали открытки, а мы их раскрашивали цветными карандашами. А потом учитель собирал их и лучшие вывешивал на доску. Так они там и висели. Долго. Мои рисунки тоже вешали на доску, но никогда – на самое видное место. Каждый раз кто-то раскрашивал свою открытку лучше. Мне, например, не удавалось передать тени. А многим удавалось. Они проводили толстую жирную линию черным карандашом, а потом растушевывали ее пальцем, добиваясь объемности.

Учитель этого не замечал или делал вид, что не замечает, но на обороте моих пилигримов и индейцев открывался целый нарисованный мир – необитаемый остров, выведенный карандашом во всех подробностях… В этом мире я жила целых полчаса перед тем, как сдать разрисованную открытку…

Мои сомкнутые веки вдруг начали непроизвольно подергиваться, а руки рефлекторно сжались в кулаки. Что-то случилось с моими мышцами. Внутренний голос подсказывал мне затаиться и прислушаться к своим ощущениям. Я вдруг поняла, что могу открыть глаза. Надо лишь сделать над собой небольшое усилие. Хорошо бы еще чуть-чуть подождать и сначала понять, что со мной происходит…

Но я не могла ждать и противиться желанию проверить внезапно вернувшееся зрение.

Я собралась с духом и открыла глаза. Сначала ничего толком не увидела. Передо мной плавали лишь темные и светлые пятна. Однако прежде чем я успела испугаться и прийти в отчаяние, туман начал быстро рассеиваться. Первое, что я увидела, было… лицо Талии Лаво. Всего в полутора метрах от меня. Протяни руку и коснешься. А ниже была ее обнаженная грудь, наполовину скрытая под желтоватой водой. Голова Талии безмятежно склонилась на край эмалированной ванны. Глаза были прикрыты. Меня поразила ее бледность. Почти синюшность… И еще удивило, что она была без одежды. Постой-ка… А ведь ее и на мне нет! Мы обе сидим в большой ванне друг напротив друга. Между нами вода и старомодный кран с двумя вентилями – холодным и горячим.