Небо в алмазах - Гайдуков Сергей - Страница 9

— Что тут за дела? — сказал толстяк лениво и неприветливо, только его лень и его неприветливость были почище лени и неприветливости охранника.

— Э... — сказал охранник, собрался с мыслями и отрапортовал: — Это к Локтевой.

— Ее нет, — бросил толстяк, разворачиваясь и унося свое упитанное тело в глубины офиса. — Она отъехала с клиентом...

Он мне это говорил! Да я лучше их всех знал, куда Тамара поехала и что из этого вышло!

— С клиентом, ясно?! — Охранник обрадовался тому, что появился повод выставить меня за дверь, и медленно приступил к решению этой задачи. А я крикнул вслед колобку цвета морской волны:

— Мне не сама Локтева нужна, мне нужен адрес...

— Адреса сотрудников мы не сообщаем! — заученно рявкнул охранник и вытолкал меня за дверь. Здорово у него это получилось, я даже подумал, а не пригласить ли мне его в «Золотую Антилопу» на место Фарида, но тут же вспомнил, что два кандидата у меня уже есть. А этот балбес с дубиной все же туповат — не дослушал меня до конца, не понял, какой именно адрес мне нужен. Если бы он выталкивал меня чуть помедленнее, я бы успел ему рассказать, что умение выслушать человека — очень важная штука. Например, трудился в «Золотой Антилопе» один деятель по кличке Электровеник. Это его Карабас так приложил. Полностью фраза звучала так: «Шустрый как электровеник». Электровеник был не просто шустрым, он был фантастически шустрым. Но он не дослушивал людей до конца. Как-то в город приехала делегация муниципальных чиновников из Москвы по обмену опытом. Что они там меняли на свой опыт, я не знаю, но к полуночи человек шесть этих меняльщиков закатились в «Антилопу». За порядком следил как раз Электровеник, и ему показалось, что один из меняльшиков слишком шумит. Электровеник тонко намекнул гостю из столицы, чем может для него закончиться эта ночь, но гость был в слишком хорошем настроении и не обратил на Электровеника должного внимания. Через десять минут Электровеник молча подошел к гостю из столицы, молча взял его за грудки и решительно выкинул на улицу. Точнехонько в ближайшую лужу. Перед полетом гость пытался произнести слово, которое, по его мнению, могло избавить его от бездарного полета.

— Я супре... — успел он произнести, а потом уже стал резко набирать скорость. Отлучившийся покурить Карабас обнаружил по возвращении одинокого улыбающегося Электровеника. Вся московская делегация вылавливала коллегу из лужи.

— Ты чего щеришься? — подозрительно спросил Карабас.

— Да вырубил тут одного, — поделился радостью Электровеник. — Чтобы не залупался. А то заладил: «Я супермен, я супермен...» Алкаш чертов.

Наутро протрезвевший супрефект настучал о недружественной акции Электровеника куда надо, и городские власти, которые тряслись над обменом опытом с Москвой так, будто меняли наш мусор на московское золото, посоветовали Карабасу принять меры. Карабас без особой грусти уволил Электровеника и вернул на работу меня. Месяцем раньше Карабас увольнял меня. Совсем за пустяки — я выбил несколько зубов депутату городской Думы.

Того депутата потом пристрелили в глухом лесу, но уже без моего участия. Судьба супрефекта мне неизвестна, а Электровеник, кажется, работает учителем физкультуры. Это я к тому, что время идет, и с каждым часом все как-то меняется. Уже темнело, а я находился все там же. В смысле — на той же стадии поисков. На нуле.

Злобно скрежеща зубами, я ходил вокруг риелторской конторы. Потом мне стало прохладно, и я забежал в магазин через дорогу. Тут я увидел в стеклянной витрине свое отражение и понял причину неприветливости охранника. С такой рожей можно либо пустые бутылки по помойкам собирать, либо трясти прохожих по темным переулкам. Кровь и грязь смешались и засохли на моей физиономии, которая и так-то не была никогда слишком фотогеничной.

Я отыскал неподалеку парикмахерскую, вошел и решительно сел в кресло. Парикмахерша, увидев мое лицо в зеркале, вздрогнула, но все же подошла.

— Стричься? — осторожно спросила она.

— Сначала умываться, — сказал я. — А уже потом все остальное.

Пятнадцать минут спустя я посмотрел в зеркало, увидел свое обновленное отражение и вдруг подумал, что от человека в зеркале можно ожидать чего угодно. Этот человек был коротко пострижен, умыт и выбрит, но вот глаза... Но вот сведенные на переносице брови...

Я чуть было не испугался человека в зеркале, но вовремя вспомнил, что это — я!

И вспомнил, что времени у меня остается совсем ничего.

4

...Первую партию выиграл ДК. Когда это случилось, он улыбнулся и подмигнул мне, словно подначивая: «Ну что же ты?» Он не знал, что выиграл эту партию лишь потому, что мне так хотелось. Мне хотелось сделать неизбежный проигрыш ДК не слишком обидным, я хотел создать видимость борьбы.

Вторую партию выиграл я, и ДК пробурчал что-то невнятное по поводу медленного восстановления прежних способностей. Третью партию выиграл я, и ДК озабоченно наморщил лоб. Я почти физически ощутил его напряжение, желание победить. Мне было странно на это смотреть и даже где-то было жалко ДК. Поэтому я дал ему выиграть четвертую партию. ДК воспринял это как само собой разумеющееся.

Тамара поначалу смотрела на нас с улыбкой, но потом улыбка с ее лица исчезла. Она тоже поняла, что кое-кто из играющих не считает это игрой.

— Может... — осторожно начала она после четвертой партии, но ДК, даже не взглянув в ее сторону, отрезал:

— Все, сейчас я его размажу...

Сказано это был так жестко, что Тамара замолчала, растерянно уставилась на меня, но и я уже ничего не мог изменить. Это же была не моя идея.

Под конец у меня возникла мысль — сдать партию, доставить ДК удовольствие. А уж Тамара потом пусть сама выкручивается, объясняет, что все это было шуткой. Однако я словно заразился исходившей от ДК серьезностью. Я злорадно посмотрел на вперившегося в свои карты ДК, скользнул взглядом по «рубашкам» и аккуратно выложил на белый пластик стола две карты, которые ДК заведомо не мог отбить.

— Три — два, — тихо сказал я и добавил слова, которые, может быть, мне не следовало произносить: — Ну так кто кого размазал?

ДК молча шевелил губами, глядя на мои и свои карты.

— Кажется, я переоценил свои способности, — сказал он наконец, и я облегченно вздохнул про себя — миновало.

— Ну да, — поспешно подхватил я, — ты же играл в преферанс, а это более сложная игра, ты, должно быть, перемудрил...

— Может быть, — согласился ДК, но глаз от карт не отрывал.

42

... — Ну все, хватит об этом, — вмешалась Тамара. — Это была неудачная идея...

— Это смотря какая идея, — медленно произнес ДК, переворачивая одну из карт и внимательно разглядывая ее «рубашку». Он посмотрел на меня, а я посмотрел на него. — Вот эта идея, — ДК постучал кончиком пальца по карточной «рубашке», — она совсем неплоха... Но стоило ли это делать?

— Извини, — быстро сказал я. — Извини и... И забудем.

— Забудем?!

Тамара тяжело вздохнула и отвернулась от стола.

— Ты так просто говоришь это — «забудем». Настоящий мужчина не должен так быстро отказываться от своих слов и поступков. Забудем... — ДК хмыкнул. — Ничего себе... Я снова в тебе разочаровался.

— Начинается! — вырвалось у меня.

— Продолжается, — возразил ДК. — Ты все еще ведешь себя, как пацан, хотя тебе уже не семнадцать лет, ты все еще...

— А ты на себя посмотри! — перебил я его. — Ты просто подскакиваешь на месте, ты сам на себя не похож, и все из-за чего — из-за карт? Или из-за дурацкого предложения вот этой вот... — Я ткнул пальцем в сторону Тамары. — Это у нее шуточки такие дурацкие, понимаешь?

— Давайте и вправду забудем... — повернулась к нам Тамара.

— Ты теперь помалкивай! — рявкнул я.

— А что это ты с ней так грубо? — нехорошо прищурился ДК.

— О господи! — Я откинулся на спинку стула и криво усмехнулся. — Мне казалось, что в твоем возрасте из-за женщин с ума уже не сходят...