Князь Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 37

— Даже пятьсот рублей серебром не пожалеете? — вопросительно прищурился помещик.

Хех. В пятьдесят раз дороже, чем за справную крестьянскую лошадку? Я уж хотел было возмутиться, но после короткой проповеди от тульпы, передумал. Иногда Виктор Иванович умеет быть крайне убедительным. Если рассматривать Орлика, как инвестицию, то уже года через три-четыре рысак себя полностью окупит. Конь в самом расцвете сил. Только успевай к нему приличных лошадок на случку водить, а уж он не подведёт.

Дончаки не дончаки, а справные жеребятки могут выйти, если кобылок с умом подобрать.

— Не вопрос. Считайте, что со стоимости перла я вам две тысячи ассигнациями готов списать. Но тогда и в договоре мы с вами пропишем не пятнадцать, а тринадцать тысяч.

Вот оно, наше крохоборство. Не любим мы, русские, налоги платить. Собственно, зачастую по делу, так как порой видим, как бездарно эти деньги разбазариваются, а то и вовсе разворовываются.

Понятно, что Императрице я лишнего пошлю, а казне и отчислений от официальной части договора достаточно. А что коня касается, так мы с Кононовым сговорились, что он подарил мне его на радостях. К счастью, чиновники этого времени ещё не додумались подарки налогами облагать.

Так что вернулся я в Псков уже на собственном жеребце, и даже круг дал по своему огромному двору, чтобы все кто успел, сумели полюбоваться и посмотреть на стати рысака.

Судя по лицам, прилипшим к окнам, мою проездку успели оценить по достоинству.

— Григорий, Орлика я купил, — спрыгнув с коня, бросил я поводья подбежавшему кучеру, — Обихаживай его, как своих красавчиков.

— Ой любо, барин! Годный дончак! Но выгуливать его вам часто придётся.

— Соседка у меня своих коней сама по кругу на корде гоняет, — вспомнил я про Прасковью Александровну Вульф, хотя уже сейчас, про Осипову — Вульф.

Наверняка уже вышла наша милфа из Тригорского замуж повторно, и теперь приличную супругу из себя изображает.

И я искренне желаю ей счастья. На удивление умная и верная женщина, когда-то принявшая Пушкина, как собственного сына.

— Дончаку круга может не хватить, — оглаживал Григорий рысака, на что тот реагировал удивительно спокойно и даже благостно, — Простор ему нужен. И хотя бы пяток-другой кобылок молодых.

— Решим, — отмахнулся я, даже мысленно не желая признавать, что совсем недавно приобрёл себе ещё одну личную проблему.

Так-то — это мило. Когда ты заводишь себе собачку или кошечку, то вовсе не думаешь о том, что связываешь с ними свою жизнь. Первое понимание приходит, когда надо оставить дом, хотя бы на неделю, но в доме есть питомец. И ладно бы это кошка, про которую можно договориться с соседкой, а если это здоровенный конь, полный жизни, жажды к движению и страсти к кобылкам?

— Не брошу, не переживай, — в свою очередь погладил я рысака по морде, взъерошив ему жёсткую шерсть на храпке.

В ответ конь лишь влажно вздохнул, доверчиво покосившись на меня глазом.

Всё они понимают. И конь в моё обещание поверил. Без проблем позволил Григорию увести себя в ещё не восстановленную толком конюшню при нашем доме.

Там, среди запаха свежего сена и едва слышимого шёпота старых досок, я уже видел тень будущего — конюшня снова оживёт, и жизнь в ней зашумит, как и прежде.

— Григорий Фомич, а что если Орлику сделать усиляющий перл? — Поинтересовался я у кучера, когда он вышел с конюшни. — Намного он резвее станет?

— Какой мощности перл сделаешь, настолько и прибавит, — заметил Гришка. — Только зачем Орлика делать мощнее? В нём и так силищи, как у дурака махорки. Дончак сам по себе резв и вынослив. Ты же, барин, сам на Орлике выезжал, вот и скажи мне, как он рысачит? А как галопирует? Требуется ему прибавка?

А ведь дело Григорий Фомич говорит — не нужна Орлику дополнительная сила. Коню со своей бы дурью справиться, куда ему ещё и заёмная.

— Давай тогда наших гнедых усилим, — вспомнил я про давний совет кучера.

— А вот это дело, Ваше Сиятельство, — радостно потёр ладони Гришка. — Коренникам лишняя сила не помешает. Я уже давно для них бляхи пустотелые приготовил и к оголовникам приторочил. Все ждал, когда туда перлы положим.

— Тогда тащи ларцы в конюшню, предусмотрительный ты наш, — улыбнулся я кучеру.

Вот уж не думал, что у лошадей столько много внутренней сущности. С одной стороны это вполне естественно — животное значительно крупнее человека, а с другой это откровенно пугало — вдруг перл не сможет переработать такое количество сущности и на выходе получится просто пшик.

Как бы то ни было, но мои опасения оказались напрасны. По крайней мере, по двору на корде лошади резво бегали. Единственное, так это первые минут пятнадцать коняшки в собственных ногах путались, как только что рожденные жеребята, которые учатся ходить и бегать. Но Григорий Фомич успокоил меня, сказав, что поначалу так и должно быть, а в дальнейшем лошади привыкнут к наличию артефактов.

— Григорий, в ларце ещё аурум остался. Давай мы для тебя перл укрепляющий здоровье сделаем, — предложил я кучеру.

— Так у меня же одежда тёплая, — попытался возразить кучер. — Зачем мне ещё и здоровье укреплять.

— Чудак-человек, — чуть не рассмеялся я. — Заболеть и в бане можно. Достаточно того, чтобы рядом с тобой кто-то хворый побыл. Не заметишь как и сам его болячку подцепишь. А так, глядишь твой здоровый организм и сам болезнь не воспримет.

— Ваше Сиятельство, а ты точно на чиновника обучался в Царском селе? — прищурившись посмотрел на меня Гришка, словно пытался рассмотреть во мне как минимум колдуна. — Уж больно ты на дохтора похож, когда так балакаешь.

— Ты когда про лошадей говоришь, я тоже половины не понимаю. И что теперь? Хочешь умнее стать, так книги полезные читай, а не лубки на почтовых станциях да в харчевнях разглядывай.– Осадил я Григория Фомича. — Мне здоровый, соображающий в лошадях кучер нужен, а не сопливая размазня на козлах.

— Прости, барин, но я не спору ради заговорил про дохтора, — потупился Гришка, надевая на шею медальон с изумрудной жемчужиной внутри. — Просто, вдруг аурум кому поболее меня нужон, а ты его на меня извёл.

— Не переживай. Нужно будет — ещё найдём, — успокоил я кучера. — В конце концов, что я за князь такой, если мои люди будут более хворые, чем лошади.

Четверо инвалидов ко мне заявились под вечер. Я в окно видел, как они слезали с телеги, которая их привезла, и стаскивали с неё мешки со своим скудным скарбом, накопленным за годы долгой солдатской службы.

— Григорий, встреть служивых, — крикнул я, распахнув окно, — И во флигель их засели.

— Иду, барин, — отозвался кучер откуда-то из темноты конюшни.

Флигелёк в купленном мной доме пусть и не слишком велик, но с десяток человек там легко смогут перекантоваться. Слуги Пещурова помещенье промели, отмыли, а лавки там ещё от прежних хозяев остались. Опять же, две избы рубленые недалеко стоят. Сейчас их дворня Пещурова заселила, и вроде все довольны.

С Григорием мы договорились. Сейчас он пойдёт устраивать инвалидов и на своём мужицком языке, узнает у вояк, кто есть кто. Так-то мне бы пара — тройка устроителей караванов совсем бы не помешала. У купцов этим либо сыновья занимаются, либо очень доверенные приказчики, а мне выкручиваться приходится.

Это только со стороны кажется, что организовать перевозки по местным дорогам — дело не затейливое. Как бы не так. В караване должен быть глава, которому все остальные подчиняются. Он и место для лагеря выберет, и всеми остановками на отдых поруководит, и питание организует. Заодно и охрану вздрючит, если есть за что.

Причём, вовсе не важно, будет ли он, как савраска вдоль телег бегать, либо со своей культей, усядется сверху воза и станет указания раздавать — главное смысл и результат.

Вот на это я и отрядил Григория, чтобы он инвалидов проверил. Может способен кто из них к обозному искусству. Оно с виду простым кажется, а на самом деле — нет. А мне такие люди крайне нужны.