Князь Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 20

— И чем я их заинтересую?

— Деньгами и вольной.

— Вольную выписать? Так они тут же разбегутся. Кинутся в город, мечтая о лёгких и быстрых заработках.

— А если договор ряда заключить, по всем правилам? Скажем, отработал парень три года на той же лесопилке, да на хорошей зарплате, и получай вольную. И свободен, и при деньгах.

— Думаете, спасут меня три года? — почесал я в затылке.

— Так половина из них переженится к тому времени. Куда им от семьи потом бежать? Но заработки должны быть хорошие. Такие, чтобы ребята могли с гордостью родственникам в глаза смотреть. Тогда и от работников на любое другое производство у вас отбоя не будет.

— Хех, таким макаром у меня скоро крепостных не останется, а я только полноценной помещичьей жизнью собирался пожить, — пошутил я.

— Так в Велье и нет крепостных, в полном понимание этого слова. Они — государевы крестьяне теперь, как и были до тех пор, пока Велейскую волость наши Императоры своим вельможам не стали жаловать. Но к добру это не привело. Два самых крупных крестьянских бунта в губернии состоялись именно здесь. Армию пришлось подключать, чтобы с двумя тысячами мужиков справиться. Так что вас, помещика новоявленного, местные жители точно в штыки встретят, точней говоря, в вилы. Сейчас-то у них свобод побольше, чем у крепостных, пусть и ненамного, но что есть, то есть. И поверьте мне, даже за эту малость люди готовы будут костьми лечь.

— Да уж, подкузьмила мне Императрица! — только сейчас сообразил я, насколько «радостно» меня народ воспримет, и сколько трудов уйдёт, прежде чем я доверие упёртых крестьян смогу заслужить.

И как назло — никакого инструмента пропаганды в голову не приходит. Нет ни радио, ни телевизора и даже те же листовки бесполезны, так как грамоте далеко не все крестьяне обучены.

— Виктор Иванович, а церковь мне может помочь? — вроде бы нашёл я выход, пусть и не самый дешёвый, но вроде бы вполне действенный.

— Церковь? Может, конечно же. Вот только у вас под боком Опочецкий уезд — один из наиболее подверженных влиянию староверов, а на ваших будущих землях деревня Марфино находится, с раскольничьей моленной при ней.

— Опять не слава Богу… Хотя, что мне эти староверы? Их же немного?

— Так-то, немного, — согласился тульпа, — Вот только очень скоро староверы в купцы пойдут, и довольно успешно станут дела вести. Лет через тридцать, если летописи не врут, вся Велейская волость ими будет выкуплена, и не только она. А сейчас крестьяне стали дворцовыми, так как земли были переданы в удельное ведомство Опочецкого уезда, а «помещиков над крестьянами уже не было, что также способствовало возможности исповедовать старую веру», — процитировал мне Виктор Иванович, выделив цитату голосом.

— Ещё того не легче! — возмутился я появлению столь необычных конкурентов.

Нет, в моей прошлой жизни кого только в конкурентах не было. И чиновники, и олигархи, и чины из силовых ведомств, даже эстрадные звёзды порой встречались, но я же не разорился, а вовсе даже наоборот. Да, порой теряя что-то, но затем с лихвой отбивал потери, присоединяя к своим компаниям предприятия вчерашних недоброжелателей, тем самым увеличивая свою долю в нужном сегменте рынка. Иногда такие схемы приходилось закручивать, что рассказывать долго. Так неужели я, со своим опытом, и со староверами не справлюсь?

— А вот и Велье показалось! — отвлёк меня Виктор Иванович от размышлений.

— Пётр Абрамович, подъезжаем! — толкнул я деда в бок, чтобы он успел привести себя в порядок перед выходом.

Что могу сказать…

Первое впечатление: — красиво у них тут. С природой селянам однозначно повезло. Но всё очень бедненько, неухожено и грязюка на улицах такая, что впору резиновые сапоги первым делом начать изобретать.

— Пётр Абрамович! — радостно проорал мужчина, выскочивший на крыльцо бывшей помещичьей усадьбы, ныне пребывающей в унылом состоянии, и тут же поправился, — Простите, Ваше Сиятельство. Это я на радостях.

— Никифор Иннокентьевич, не так ли? — прищурился дед, явно напрягая память, — Селивёрстов?

— Так, именно так. Вот, только намедни из газеты узнал про ваш титул новый, а тут и вы сами, как гром среди ясного неба. А ведь мы в последний раз виделись, когда вы ещё предводителем дворянства были. Не припоминаете? Вы тогда ещё прощальный званый вечер в Дворянском Собрании закатили.

— Как не помнить. А вы-то здесь каким образом очутились? — свернул дед с явно опасной темы, так как мне было видно, каких усилий ему стоит вспомнить этого человека, достаточно безликого на вид.

— В качестве губернского секретаря исполняю обязанности представителя удельного ведомства Опочецкого уезда.

— О, вот вы-то нам и нужны. Можно сказать, мы прямо в цель с первого раза попали, — обрадовался дед.

— Тогда не изволите ли в дом пройти. Там у меня, правда не прибрано, но насчёт ужина я тотчас распоряжусь, — засуетился господин Селивёрстов.

— И поужинаем, и переночуем у вас, — по-хозяйски тут же нашёлся Пётр Абрамович, — И напитки мои оцените. Вроде весьма недурственные. Как знал, с собой захватил.

Ай да Ганнибал! На ходу подмётки рвёт!

Думаю, и часа не пройдёт, как после дегустации дедовских наливок и водки трёх сортов, губернский секретарь нам выложит всё, как на духу.

Собственно, основное я услышал значительно раньше. Почти в самом начале беседы.

Вельские земли включали в себя сорок шесть с половиной тысяч десятин* пахотной земли. Плюс семьсот тридцать три — неудобья, и больше тысячи — чересполосицы, как здесь называют берега рек, болот и озёр, которые меняют своё положение и учёту не подлежат, а то и границы соседних участков, не привязанные к твёрдым ориентирам.

* 1 десятина земли — это 1,0925 гектара.

Ко всему этому громадному земельному наделу прилагалось пять тысяч сто восемьдесят семь ревизских душ, проще говоря — лиц мужского пола самого разного возраста.

— Твою ж дивизию! — высказал я своё впечатление от услышанных цифр, когда мы разошлись заполночь спать и я остался один на один с тульпой, — Сколько же земли! А я — ни разу не агроном!

— Александр Сергеевич, а вы поля внимательно рассмотрели? — вкрадчиво поинтересовался у меня Виктор Иванович.

— Было бы, на что смотреть. Такие же жалкие колоски, что и у деда на полях. Эх, вот в моём мире пшеница колосилась, так колосилась! А рожь как стояла!

— А какие сорняки на полях растут, запомнили?

— Мы что, сорняки собираемся выращивать? — ехидно поинтересовался я в ответ.

— Конечно нет, но всё же вспоминайте, что вы видели. Это важно.

— Ромашку видел, — начал я загибать пальцы, — Крапиву, лебеду, местами иван-чай был, но в малом количестве. И что?

— А то, что по сорнякам можно определить кислотность почв. И здесь она очень хорошая. Почти нейтральная.

— Замечательно, но что нам это даёт?

— Были бы почвы кислые, их пришлось бы известковать, но при уровне нынешней техники и транспорта такая задача архисложная и дорогая. Но без этого на хороший урожай можно было не рассчитывать. А так — есть над чем подумать. Ой, как есть! Вы спать ложитесь, а я пока память поворошу. Надо же — какие интересные задачки вам жизнь подкидывает! Я в восторге!

Утром позавтракали, чем Бог послал, а послал он очень даже немало, и пока дед с губернским секретарём качество рассолов оценивали, отходя от вчерашнего, я успел у Селивёрстова про землепользование выспросить.

Оказывается, был тут ещё не так давно агроном, из шибко умных и образованных. Два года он бился, пытаясь сиволапых крестьян приучить, как надо пользоваться инвентарём, закупленным по его заявке, но прошлой осенью послал всех к чёрту, написал докладную записку, да и был таков.

К счастью, второй экземпляр записки у Селивёрстова сохранился и Никифор Иннокентьевич разыскал её для меня, отдав в руки под обещание, вернуть в следующий же приезд.