Князь Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 18

Ну, так-то, да. Дядья у меня ещё те архаровцы. Будь они мне чужие, я не пустил бы их даже на свою конюшню, опасаясь за нравственность лошадей.

— Дед, нужно нам с тобой какую-то связь организовать, чтобы общаться на расстоянии.

— А чем тебя почта не устраивает?

— В лучшем случае пять дней письмо до Михайловского идёт и столько же обратно. За это время многое может случиться.

— И что ты предлагаешь? Голубей завести?

— Могу попробовать магический переговорник соорудить. Чую, он нам с тобой скоро очень понадобится, когда соседями станем.

— Какими ещё соседями?

— Ах, да, самое-то главное я же тебе ещё не рассказал. Ты про село Велье что-нибудь слышал? Ну, и про озёра с землями, что при нём.

— Ещё как слышал. А что у тебя с ним за дело?

— Так вот купить собираюсь, а посоветоваться, кроме тебя и не с кем, — сказал я в общем-то чистую правду, если рассуждать, не упоминая тульп.

— Так-с, — постучал старик пальцами по столу, поглядывая на меня из-под густых бровей, — Смелый ты, однако. Не чета тебе люди пытались там обосноваться, вот только ни у кого ничего не вышло. А у них и чины были, и титулы, и капиталы. Это я тебе даже про их связи не упоминаю. А там же сплошь фавориты Императоров и Императриц. Неужто ты их чем переплюнуть сможешь?

— Пока не готов сказать. Нужно ехать и смотреть, чтобы не купить кота в мешке.

— Тогда сейчас давай не увлекаться вином, а завтра ты за мной заедешь и покатим на смотрины. Поглядим, что от Велье осталось.

— Так вроде не горит же, — попытался я отложить поездку хотя бы на день, так как у меня наметились ещё дела, да и на местные дороги сложилась определённая аллергия.

Сколько под себя подушек не подкладывай, а трясёт всё равно неимоверно. Прямо руки так и чешутся, чтобы подвеску кареты переделать, добавив к ней и шины и амортизаторы, но нет пока под это технологий, а то, что можно сделать, в порядке индивидуального образца, качественно вряд ли выйдет. Только людей насмешу.

В Михайловское я вернулся затемно. Есть у меня одна проблемка, которую стоит обсудить с моими тульпами, так как больше не с кем.

Проблемка имеет имя и фамилию — это Анна Керн.

И дело вовсе не в том, как на неё среагировало тело моего реципиента Александра Пушкина. Этими эманациями я могу управлять, хотя иногда они проявляются крайне неожиданно. Тут вопрос возник куда, как более сложный, личный и щепетильный.

Скажу честно — в той своей прошлой жизни я поэзию знал в пределах школьной программы, если не меньше того. Но вот стих, посвящённый Керн меня пронзил до глубины души! Такое признание в любви, на грани самоотречения — это буквально недостижимый идеал, где ни одно слово не заменить! И что теперь делать? Оставить потомство без этого посыла, на который будут ориентироваться целые поколения поэтов, или пойти на плагиат и выдать стихотворение за своё?

— Созываю общее собрание! Всем быть обязательно! — отдал я тульпам установку по ментальной связи, а сам уселся в кресло, чтобы ничего меня не отвлекало от предстоящей дискуссии. ­– Оглашаю вопрос: Что мы будем делать со стихотворением, посвящённым Анне Керн? Сразу выскажу своё мнение — пропасть ему никак нельзя, не дам. Слишком уж оно знаковое.

Спрашивается, какого ляда я позвал галлюцинации? Всё равно ведь окончательное решение за мной. Только голова разболелась от шума и гама. Вроде и спорили-то между собой только Алёна Вадимовна с Ларисой, но они так разгалделись, словно сороки над разорённым гнездом.

— Нельзя оставлять мировую литературу без такого стихотворного шедевра, — твердила Вадимовна.

— Ой, да Пушкин ко всем бабам с такими шедеврами подкатывал, — возражала ей Лариса. — Даже к тем, кто был страшнее атомной войны.

В общем, как писал классик: «Они сошлись: волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень».

Иваныч, не имея твёрдой позиции, метался меж двух огней и пытался играть и за Ларису, и за Вадимовну.

Единственный, кто поступил умно, так это Серёга. Тот, как только понял, что речь в очередной раз пойдёт о мире поэзии, так сразу махнул рукой и куда-то исчез.

Кончилось всё тем, что я прогнал двух спорящих клуш во двор — пусть хоть до утра разбираются.

— Виктор Иванович, а вас я попрошу остаться, — тормознул я тульпу голосом Леонида Броневого. — Как считаете, мы радиостанции в состоянии делать?

— Конечно, можем, — кивнул Иваныч, — Только нужно использовать связку из двух артефактов. Ветвь Движения будет отвечать за акустику, а ветвь Света за передачу и приём радиоволн.

— И какие частоты вы бы посоветовали?

— Нужно смотреть насколько далеко будет собеседник, — с этими словами тульпа достал из кармана сюртука блокнот с карандашом и даже не присев начал в нём что-то чиркать. Минут через пять он вырвал листок и протянул его мне, — Это примерная таблица распространения радиоволн в эфире в зависимости от длины волны.

— Можно подумать я что-то понимаю в твоих писульках, — проворчал я, отказываясь принимать от галлюцинации воображаемый лист бумаги, — Какой диапазон лучше всего использовать для связи на расстояние в сто километров?

— Коротковолновый, но желательно с хорошей антенной, — ответил Виктор Иванович и вновь принялся что-то рисовать у себя в блокноте, — Вот схема антенны с размерами, а вот наиболее подходящие частоты для данного расстояния.

В итоге почти час проговорили.

По мере общения с тульпой у меня появилось полное понимание, какой должна быть будущая радиостанция. Стоит отметить, что она мало чем принципиально отличается от аналоговых радиостанций, известных в моём мире.

Согласно моей концепции в передатчике артефакт Света должен был заменить генератор высокой частоты, модулирующее устройство и передающую антенну, а перл Движения отвечал бы за низкочастотные колебания, то есть был бы микрофоном и микрофонным усилителем. В приёмнике перл Света должен становиться приёмной антенной, приёмным контуром и детектором, а перл Движения усилителем низкой частоты и громкоговорителем.

Да, печально, что придётся использовать две ветви и для комплекта из пары радиостанций придётся формировать четыре перла. Но есть и утешительный приз — для работы со звуком потребуется слабый нетребовательный артефакт, который будет работать с любым моим кровным родственником.

Хочу ли я заработать на радиостанциях? Конечно, хочу. А кто не хочет? Вот только в данный момент меня интересуют отнюдь не деньги. Мне до колик в животе любопытно, сработает ли мой принцип связи или нет. Конечно, в случае неудачи жалко будет потраченной эссенции из колодцев, но что поделать. Не попробуешь — не узнаешь.

Моё утро началось с комплекта акустических перлов.

С первыми петухами я выбежал с усадьбы, и в качестве разминки пробежался до колодца Движения, в котором создал свой самый первый артефакт. Через час я уже завтракал свежеиспечёнными блинами, а в моём кармане лежал плотно закрывающийся пенал, с двумя небольшими жёлтыми жемчужинами внутри.

— Акулина, распорядись, чтобы ларцы из моей комнаты в карету погрузили, — дал я задание девушке в тот момент, когда она принесла на стол свежую стопку блинов.

— Снова перлы собрался делать, Ваше Сиятельство? — прогудел Никита, держащий в одной руке блюдце с чаем, а другой тырящий мои блины у меня же из-под носа.

— К деду едем, а от него в Велье, — пояснил я. — Только по пути остановимся в одном месте, нужно ларец аурумом наполнить.

Я ещё летом рядом с дедовой усадьбой заметил колодец Света, но в тот момент он был вроде как не нужен. Даже аурум для фонарика Никиты я собирал значительно ближе к Михайловскому. А тут, смотрите-ка, пригодился источник.

— Где тебя носит, князь? — встретил меня Пётр Абрамович у порога своего дома, — Нам ещё тридцать вёрст до Велье ехать.

— Каюсь, Ваше Сиятельство, но я ни свет, ни заря как на ногах, — отвесил я деду шутовской поклон и кивнул на кучера, вытаскивающего из кареты ларцы. — Вот, новую задумку решил воплотить в жизнь.