Восьмое правило волшебника, или Голая империя - Гудкайнд Терри - Страница 50

– Ты несешь полную чушь! – Ричард притянул Оуэна к себе. – Все это приведет тебе только к страданию, опустошенности и страху перед жизнью, которую ты так никогда не проживешь. Начни использовать мозги по назначению и узнавать этот мир, вместо того, чтобы ограничиваться бессмысленными утверждениями. Но пока ты общаешься со мной тебе придется иметь дело с миром, в котором мы живем, а не с выдуманными кем-то призрачными видениями.

– Ричард, а что если Оуэн прав – не насчет трупов, но вообще? – тихо произнесла Дженнсен, потянув брата за рукав.

– Хочешь сказать, все его заявления – чушь, но каким-то образом общая идея верна?

– Нет. Но вдруг он прав? Посмотри на меня и на себя. Вспомни, о чем мы говорили, когда ты объяснял мне, что я рождена слепой. – Девушка быстро взглянула на Оуэна и сказала меньше, чем собиралась. – Ричард, ты говорил почти то же самое. Помнишь, ты сказал, что для меня многих вещей не существует? Правда, моя реальность отличается? Моя реальность не похожа на твою?

– Ты неправильно поняла меня, Дженнсен. Когда большинство людей попадают в заросли ядовитого плюща, они покрываются волдырями и начинают чесаться. Но некоторые редкие люди – нет. Это не значит, что ядовитый плющ не существует. Реальность тоже не зависит от наших мыслей, думаем ли мы, что она существует, или наоборот.

– А ты уверен в этом? – Дженнсен придвинулась еще ближе к брату. – Ричард, ты не знаешь, каково это – отличаться от остальных, не чувствовать и не видеть то, что другие. Ты говоришь, что это магия, но я не вижу и чувствую ее. Меня она не касается. Должна ли я поверить тебе на слово, если мои ощущения говорят мне, что ничего нет? Может быть, поэтому я понимаю то, о чем говорит Оуэн. А вдруг, он не так уж и не прав? Может, как он говорит, только сам человек решает, что для него реально, а что нет.

– То, что мы чувствуем, надо воспринимать в общем. Если я закрою глаза, солнце не перестанет светить. Когда я сплю, я ни о чем не забочусь, но это не значит, что мир перестает существовать. Надо не только слушать свои чувства, но и не становиться глухим к истине, которую ты узнал о мире. Ничто не меняется в зависимости от того, что мы о нем. Есть то, что есть.

– Но, как утверждает Оуэн, если мы не можем получить опыт через наши чувства, то как мы знаем, что это реально?

– Я не могу забеременеть и получить такой опыт, – Ричард скрестил руки. – Докажи мне, что для меня женщины не существуют.

– Кажется, не могу, – Дженнсен отодвинулась, чувствуя себя глуповатой и пристыженной.

– Ну, теперь разберемся с тобой, – обратился Ричард к Оуэну. – Ты меня отравил и признаешься в этом. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Это отразилось здесь, и вполне реально. Ты виной тому. Теперь я хочу знать, почему ты это сделал и почему потом принес противоядие. Мне совершенно не интересны твои впечатления от лагеря с трупами. Говори по делу. Пока факты таковы: ты принес противоядие к яду, которым отравил меня. Как насчет остального?

– Э-э... э-э... – Оуэн заикался. – Я не хотел твоей смерти, поэтому спас тебя.

– Хватит говорить о своих драгоценных переживаниях насчет содеянного, – начал сердиться Ричард. – Скажи наконец, зачем ты это сделал? Зачем было меня травить, а потом спасать? Я хочу знать ответ, всю правду.

Оуэн посмотрел на окружающие его мрачные лица. Он вздохнул, чтобы успокоиться.

– Мне нужна была ваша помощь. Я должен был убедить вас помочь мне. Я просил, умолял... Мои люди так нуждаются в вас, а вы отказали. Я же говорил, что это очень важно – ваша помощь, но вы все равно отказались.

– У меня есть важные дела, – сказал Ричард. – Мне жаль, что Орден захватил твою родину. Поверь, я знаю, как это ужасно! Но я уже говорил тебе, что пытаюсь сломить его, и успех нашего дела только поможет тебе и твоему народу избавиться от захватчиков. Имперский Орден разорил не только вашу страну. Люди Ордена убивали не только твоих близких, но и тех, кого мы любили.

– Но нам ты должен помочь первым, – настаивал Оуэн. – Ты и такие, как ты, непросвещенные, должны освободить мой народ. Сами мы не можем сделать это, потому что мы не свирепы. Я слышал, все вы едите мясо. Мне даже дурно думать об этом. Мой народ не такой – мы просвещенные. Я видел трупы тех, кого вы убили. Мне нужно, чтобы вы сделали то же самое с Орденом.

– Думаешь, это не реальность?

– Вы должны дать нам свободу, – продолжал упорствовать Оуэн, не ответив на вопрос Ричарда.

– Я уже говорил тебе, я не могу!

– Теперь тебе придется. – Парень посмотрел на Кару, Дженнсен, Тома и Фридриха. Его взгляд задержался на Кэлен. – Ты должна уверится, что лорд Рал сделает это – или он умрет. Я его отравил.

Кэлен сгребла рубашку на груди Оуэна.

– Но ты же принес ему противоядие?

Оуэн согласно кивнул.

– В первую ночь, когда я просил вас о помощи, я уже дал ему яд. – Он посмотрел на Ричарда. – Ты его уже выпил. Если бы ты тогда согласился двинутся на помощь моим людям, я бы сразу дал тебе противоядие, и оно бы тебя совершенно излечило. Но ты отказался пойти со мной, помочь тем, кто не может сам помочь себе, а это твой долг. Лорд Рал, ты выгнал меня. Поэтому я не дал тебе противоядия. Со временем отрава овладела твоим телом. Если бы ты не был таким эгоистом, то излечился бы еще тогда. Но сейчас яд укоренился в тебе. Время упущено. И противоядие, которое я дал, неспособно вылечить тебя, оно только облегчит на время боль.

– А что меня вылечит? – спросил Ричард.

– Тебе придется выпить гораздо больше противоядия, чтобы изгнать яд.

– И у тебя его, конечно же, нет? – вздохнул, начиная прозревать, Ричард.

Оуэн отрицательно покачал головой.

– Ты должен освободить мой народ. Только тогда ты получишь противоядие.

Лорду Ралу отчаянно хотелось вытрясти все ответы из этого человека. Вместо этого Ричард перевел дыхание, стараясь остаться спокойным, понять то, что сделал Оуэн и найти решение.

– Почему только тогда? – спросил он.

– Потому что противоядие находится в месте, захваченном Орденом, – ответил Оуэн. – Ты должен освободить нас от врагов, и тогда ты сможешь принять противоядие. Если хочешь жить, дай нам свободу. Если ты не сделаешь этого, то умрешь.

23

Кэлен была готова задушить Оуэна. Она хотела удавить его, чтобы он почувствовал отчаяние, панику, когда не хватает воздуха – то, от чего так страдал отравленный им Ричард. Негодяй должен был узнать на собственной шкуре, что это такое. Кара двинулась к Оуэну с тем же намерением, что и Кэлен. Но Ричард выставил вперед руку, не подпуская женщин.

– Сколько времени пройдет, прежде чем я снова заболею? – встряхнул Ричард Оуэна, держа его в другой руке. – Сколько я проживу, прежде чем твой яд убьет меня?

Смущенный взгляд Оуэна метался от одного мрачного лица к другому.

– Если ты сделаешь, как я просил, как велит твой долг, ты будешь в порядке. Обещаю. Вот увидишь, я принесу противоядие. Я не хочу причинить тебе вред. Не это моя цель, клянусь!

Кэлен могла думать только о боли, изматывающей Ричарда, о том, как трудно ему дышать. Видеть его страдания было невыносимо. Кэлен не могла думать ни о чем кроме того, что муж снова может пройти через мучения, только на этот раз уже никогда не проснуться.

– Сколько? – повторил Ричард.

– Но если ты...

– Сколько!

– Меньше месяца, – облизнул губы Оуэн. – Думаю, около того.

– Дай мне его! – Кэлен попыталась оттолкнуть Ричарда. – Я выясню...

– Нет, – Кара оттащила Кэлен. – Мать-Исповедница, позволь лорду Ралу сделать то, что он должен, – прошептала она. – Ты не знаешь, что вызовет твое прикосновение.

– Ерунда, – упрямо продолжала Кэлен. – Что бы с ним не случилось, магия исповеди сработает, и мы все узнаем.

Кара крепко схватила ее за талию так, что Кэлен не могла двинуться.

– А если сработает только Магия Ущерба, и он умрет?

– И с каких это пор ты разбираешься в магии? – перестав вырываться, Кэлен посмотрела на морд-сит.