Гридень 2. Поиск пути - Старый Денис - Страница 11

Тон разговора, между тем был шуточный. Воины радовались, может были даже счастливы.

– А у меня есть семья, есть брат, он добрый плотник и охотник, у него сыновья. Кого и другого найду, кабы землю обиходить. Была бы земля, – отвечал Никифор, который словно преобразился при виде земли.

Видимо, четкого разделения на воинов, крестьян, ремесленников еще не произошло или же хозяйственный человек не гнушается, не считает бесчестием поработать и на земле? Вон, с каким умным видом все разминают землю. Мне это напомнило картину, когда мужики стоят возле заглохшей машины. Вот так, как и сейчас умным видом воины мнут землю, все заглядывают под капот, со знанием дела что-то мычат, а, по сути, никто и не понимает, чего это машина не едет.

– Я решил поступить так… – начал князь рассказывать о принципе деления земли.

Князь Иван Ростиславович с момента, когда уже наконец был решен вопрос с Юрием ростовским, преобразился. К нему вернулась уверенность, даже некоторая надменность. Может самовластия нахватался от Юрия и это заразно? Но наш князь ни с кем не советовался, сам распределял земли.

– Так что, сотники да полусотники, согласны вы с таким разделом земли? – спросил князь, но не дожидаясь ответа, продолжил. – На следующий год вся земля должна быть разработана. Кем, как вы это сделаете – то ваше дело, меня не беспокоит

Иван Ростиславович закончил свою речь и посмотрел на нас, своих командиров. Все молчали. В принципе, вполне справедливо и по делу поделил земли князь. Между тем, слова Ивана Ростиславовича несколько поубавили эйфорию, вернее, она сошла на нет. Теперь все, в том числе и я, стали задумчивыми, озадаченными вопросами благоустройства.

Распределение территории было в соответствии с полусотнями. Сотники, как и князь, становились как бы выше всего этого. И они не возлагали на себя обязанности по благоустройству, созданию производств или чего бы то ни было.

А вот полусотникам вменялось создать условия для жизни всем воинам. Я не стал что-либо говорить по этому поводу уже потому, что мне попалась неплохая земля с деревушкой чухонцев, связываться с которыми почему-то особо никто не хотел. Хорошо, что в нашей дружине еще не уподобились общей тенденции в регионе, когда автохтонное население частично просто вырезалось.

– Князь, а серебро и та снедь, что у нас в дружине осталось, кому пойдет? – спросил я.

– Отрок спрашивает, а многомудрые мужи вопросов не имеют? – князь улыбнулся. – Да я уже привыкший к тому, что Господь Бог наделил тебя великим умом. Получите все половину от того, что имеем. Распределю на всех воинов.

Переночевали здесь, прямо в поле под писк комаров и кваканье лягушек, так как рядом находилась заводь от Нерли. Но все равно выспаться получилось, а наутро в сопровождении княжьих людей отправились делить землю.

Это просто невообразимо! Земля распределялась даже не на глаз, а так, как рука махнет. Ориентиров было мало, потому, где границы чьего владения было непонятным, наделы распределялись так: «вон, где-то там твое, там рядом деревушка, а верст через пять или шесть земля уже другого».

Как же здесь живут люди? Какие-то землянки, отсутствие хоть какого рогатого скота. Было понятно, что и без того явно жившие небогато фино-угорские племена, которых русичи огульно называли чухонцами, были ограблены. Ни козочки, ни кого хрюкающего существа, как выживать без животных, без тягловой силы… мне было непонятно.

– А это будет твой надел, Владислав, – сказал князь и, оставив меня в компании четырех товарищей, поспешил уехать.

Свою усадьбу Иван Ростиславович задумал построить на берегу Нерли примерно в двенадцати верстах от окраины доставшегося мне надела.

– Что скажете, други мои? – спросил я у товарищей.

– А почему князь Иван Ростиславович не сказал, где храм ставить? – возмутился Спирка.

– А почему ты, Спиридон, у князя не спросил, а задаешь вопрос мне, когда Иван Ростиславович уехал? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да, добро все, полусотник, – начал говорить десятник Лавр. – Лес недалече, река какая-никакая да есть, и водицы набрать, и рыбку поудить. Ты скажи, что с чухонцами делать думаешь. Может, то и не по-христиански, но коли их выгоним, сможем всей полусотней заселиться, да еще дома будем выбирать те, что получше.

Вот так вот, почти примерный христианин десятник Лавр размышляет о самом что ни на есть геноциде местного населения!

– А в полусотне у нас много тех, кто за пашню станет, или мы перестанем тренироваться и воинскую науку забросим, будем только хозяйство вести? – повышая голос из-за раздражения, что мои товарищи могут просто вырезать невзирая на пол и возраст, целую, по местным меркам, так и не малую, деревню.

– Так до зимы сюда придет много людей и от Киева, и из Переславля. Большие набеги собрались учинять половцы, людишки уже бегут, – говорил Боброк. – А мы к тому времени избы уже срубим. Так что прогнать чухонцев надо, только оставить баб нужно, что помоложе и покрасивее.

– Нет, – резко сказал я и со злобой посмотрел на своих товарищей.

– Как скажешь, полусотник, – примирительно сказал Лавр и даже выставил руки вперед будто я нападать на него сейчас буду.

А князь, тот который Юрий Ростовский с длинными руками, оказывается нашими руками решает еще одну задачу – отнять у чухонцев землю.

– Оружие проверьте! Лавр, натяни тетиву, держись чуть поодаль! Если махну рукой, стреляй во все, что движется, – я усмехнулся. – Кроме нас, конечно.

Мы выдвинулись в свою же деревню. Все это мне очень сильно напоминало то, как я в прошлой жизни входил в условно агрессивные селения. В зоне боевых действий, такими селениями были все, но даже в тех районах, которые уже считались зачищенными и взятыми под контроль, без оружия было нельзя даже подойти к самой захудалой деревушке.

– Всем стоять! – сказал я, увидев, как из деревни, навстречу нашей делегации, выходит старик, ну или мужчина сильно похожий на такового.

В этом времени сложно определять возраст людей начиная уже с двадцати пяти лет, так как некоторые и в такие лета могут выглядеть, словно старики. Так что и этот мужчина мог быть и сильно моложе, чем кажется издали.

Дождавшись, чтобы старик отошел от деревни-селища примерно на расстояние прицельного выстрела из лука, я так же направился вперед, приказав своим товарищам оставаться на месте. По мере приближения к человеку, который явно замедлил свой ход, видимо не желая далеко отходить от деревни, я убеждался, что передо мной все-таки старик.

– И наша черга пришла уходить? – почти чистом наречии русичей сказал человек.

– Черга? Очередь? – уточнил я.

– Так и есть. Соседей наших прогнали к черемисам, или к Мурому, иных так и убили, полонили. Суров князь ваш, Юрий, – сказал…

– Как зовут тебя? – спросил я.

– Крати, но княжьи люди называют Кротом. Если тебе удобно и ты так зови. Но твое имя какое? – говорил старик.

– Я Владислав сын Богояра и теперь мой князь испомещен на эти земли. Твоя деревня теперь моя, – сказал я.

– Уйти прикажешь? Силой возьмёшь? Нынче мало вас. А что, если побьем, а после сами лесами уйдем к черемисам? – старик явно провоцировал.

– Крати, ты говоришь так, что ты старый и уже прожил, так и умереть можно? Не нужно дружинного полусотенного пугать. Опасно это. Пока я не думал выгонять, убивать. Я осмотреться хочу, понять, что вы за люди. Мне неким землю орать, – сказал я.

Старик задумался, стал пристально меня рассматривать, словно от этого процесса он сможет что-то понять. Хотя… Опытные люди по ужимкам, любому безусловному движению, могут выудить информацию о человеке.

– Ты словно пришлый какой, – сделал заключение старик. – Смотришь на меня, как на человека, будто я русич и есть.

– А что иные смотрят, на тебя, как на зверя? – удивился я, все же ситуация очень неприятная.

– Нет, а если христианского бога принять, так и вовсе можно просить с князем ряд заключить. Но разные случаи бывали. Случалось, что били за поклонение богам, – рассказывал Илья.