Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Давыдов Даниил Сергеевич - Страница 15

Первым полез Балакин. У ребят из штаба было принято брать что-то вроде шефства над молодёжью. Так как Костик считался уже опытным диггером, то, в отсутствие Маклакова, он всегда шёл под землёй первым; в середине, а значит, в относительной безопасности – новички вроде меня, а замыкали группу ребята, занимавшиеся подземкой хотя бы полгода, такие как Андрюха. Костик залез в ствол, немного спустился и встал изнутри, держась за стенку. Такой трюк оказался вполне возможным, так как ячейки – тюбинги, используемые для укрепления тоннельных сооружений и стволов, рельефные, с внутренним углублением сантиметров в тридцать. Шаг-другой – и Костик уже перелезал на площадку лестницы. Настала моя очередь. Ноги предательски дрожали. Я долго не мог сообразить, как лучше забраться и не застрять в узком проёме с кабелями. Сначала опустил в ствол одну ногу и, держась руками за неровные края проёма, попытался нащупать выступ тюбинга. Когда мне это удалось, я понял, что вторая нога, оставшаяся снаружи вместе с туловищем, безнадёжно застряла и ни за что не пролезет внутрь из-за такого положения тела. Выбравшись назад, я решил поменять тактику и полез в ствол головой. Скоро я оказался сидящим в проёме – в стволе туловище, ноги снаружи. Стена выше отверстия была гладкой, без какой-либо возможности хоть за что-нибудь ухватиться руками. Внутреннее напряжение, неудобная поза никак не давали сосредоточиться, чтобы действовать плавно и уверенно. К тому же я зацепился за кусок арматуры и порвал штанину.

В третий раз я полез задом наперёд. Ухватившись за шатающуюся закладную, я свесил в отверстие ноги. Хотя свесил – пожалуй, не совсем правильно, так как висеть мои ноги ни в какую не хотели. Я балансировал со стороны кабельного коллектора на высоте двух метров от пола, лицом вниз, а ноги были уже внутри ствола. Костик давал мне советы, пытаясь сориентировать, но я не мог разобрать, что он говорил. И как только ему удалось так ловко протиснуться в эту дырку? Наконец я нащупал ногой выемку и потихоньку начал спускаться. Тюбинги оказались довольно высокими, примерно в полметра, но тем не менее их вполне можно было использовать в качестве ступенек. Я сделал несколько шагов и даже ощутил некоторую уверенность. Ступни полностью умещались на фланцах, а руками я держался за толстые болты, с которых осыпался слой сухой ржавчины.

– Давай руку, – сказал Балакин, когда я добрался до площадки.

Но я уже так освоился в перемещении по тюбингам, что, проигнорировав его помощь, ловко перемахнул через перила и очутился в полной безопасности.

Андрюха забирался не так быстро, как Костик, но и не так долго, как я. Его рубашка задралась, и из нагрудных карманов вниз посыпалась мелочь. Судя по звуку, ствол был неглубоким. Мы отчётливо слышали, как на дне звякают, разлетаясь в разные стороны, монеты.

– Фух, отцы, это дело надо перекурить, – заявил наш товарищ, перешагивая на лестницу.

Однако сигареты исчезли, наверное, выпали вместе с другим содержимым карманов. Костик стал спускаться. Лесенки были отвесными, но вполне удобными. Несколько пролётов – и мы стояли на дне ствола. С противоположной стороны виднелся широкий проход с кабелями, приходившими сверху.

– Нашёл! – торжествующе крикнул Андрюха, поднимая с пола пачку сигарет. Надо было видеть, сколько блаженства отразилось на его лице, когда он с удовольствием затянулся.

Балакин посмотрел на часы и сказал:

– Время детское, метро закроется только через два часа. По идее тут сейчас нигде никого быть не должно. Рабочие получают доступ в тоннели только после снятия напряжения с контактного рельса.

Прежде мне сложно было даже представить, сколько в метрополитене пространства, невидимого для пассажиров. Ствол, через который мы спустились, был «слепым», то есть заканчивался на поверхности не венткиоском, а глухим бетонным потолком и использовался для прокладки кабелей. Технологически такие строительные стволы не планировалось переоборудовать в вентиляционные, но и закапывать тоже было глупо. Нередко подобные сооружения угадываются в городе круглой выступающей частью, иногда их стараются облагородить и замаскировать, например декорируют и превращают в клумбу. Мне известно с десяток таких клумб-стволов, на земле цветочки, а под ними многометровая выработка!

Мы двинулись по прямоугольному проходу, он плавно поворачивал, а затем спускался довольно крутой лесенкой в зал. На полу стояла вода: не глубоко, но всё же, не промочив ботинок, не пройти. Вдоль стены тянулась труба толщиной примерно в телеграфный столб. Поезда шли где-то совсем близко, за стенкой. Костик уже встал было на трубу, чтобы добраться до дверного проёма, как вдруг что-то заскрипело и послышалось шипение. Как по команде, мы погасили фонарики, но, быстро опомнившись, вновь их зажгли. Из шва трубы, на которую наступил Балакин, хлестал поток.

– Насос сработал, – сглотнув, прокомментировал Костик. – Обычное дело! Теперь понятно, почему комната подтоплена.

Мне ничего не было понятно. Я видел, как льющаяся вода тут же уходила в одну из металлических решёток.

– Объясняю на пальцах! Вода прибывает в систему водоотлива, насосы срабатывают и начинают воду откачивать, но труба гнилая, поэтому часть воды снова выливается и через решётку опять попадает в насосную станцию.

– Это, в общем, примерно как ситом воду черпать, – засмеялся Андрюха.

Пройдя над лужей, мы шагнули в проём с огромной открытой гермодверью. В полу прохода, начинавшегося за ней, были сделаны две канавки, видимо для стока грунтовки, и стояли тележки на маленьких железнодорожных колёсиках.

– Гляди-ка, рабочие, чтобы с собой каждую ночь не таскать, в боковых ответвлениях оборудование оставляют. Эх, жалко, фотика нет, – расстроился Костик.

Мне хотелось привести сюда Маклакова. Показать ему, что мы – достойные ученики и сами смогли отыскать интересный объект, но, когда я поделился своими мыслями с ребятами, ответ Костика меня удивил.

– Ты спятил? Если он об этом узнает, нам не жить. Из штаба точно выгонит. Смотри не проболтайся!

– Вон он Бегемота недавно выгнал, – подтвердил Андрюха. – За то, что тот люки сам открывал и ментам попался. Нет, Маклакову о таком знать не надо!

Налетел порыв ветра. В конце коридора стало светлеть, и вдалеке побежали квадратики жёлтых окошек состава. Были видны даже пассажиры в вагонах. Мы молча смотрели на это фантастическое зрелище, но вот подземелье снова погрузилось в темноту, только где-то в стороне выл и громыхал удаляющийся поезд.

Коридор запирала решётка, закрытая на проволочку с противоположной стороны. Костик распахнул одну створку и осторожно выглянул в тоннель. Перед нами были пути – обычные железнодорожные, с деревянными шпалами и камушками серого гравия на них. Вдалеке горели фонари, там угадывался путевой разъезд с отходившей в сторону веткой. Послышался звук поезда. Отступив в наше убежище, мы ждали. Звук становился всё громче, но состава не было.

– По другому пути идёт, – предположил Андрюха.

– Сейчас ждём нашего поезда и смотрим, куда он уйдёт по стрелке. Потом ждём ещё и бежим ему в хвост, на разъезде уйдём в свободный тоннель. Согласны? – посмотрел на нас Костик.

Мы с Андрюхой переглянулись. С одной стороны, хотелось всё здесь осмотреть, изучить, с другой – было ужасно страшно бежать по тоннелю, в промежутке между поездами.

– Я бы несколько составов пропустил и посмотрел, все ли они на стрелке в один тоннель едут, а затем уже бежать, – заметил Андрюха. – Чтобы уж наверняка.

Перед приближением поезда мы прижались к той стене, которая была первой по ходу движения. Так нас не мог заметить машинист. Темнота серела, пронзаемая лучами фар, шум приближался, нарастал и, став почти оглушительным, взорвался заполнившим тоннель составом. Я почувствовал себя как на ладони. Казалось, что любой пассажир, случайно бросивший взгляд в окно, тут же заметит нас, сообщит машинисту, и тогда… а что, собственно, тогда? Может ведь и померещиться, а если и не померещилось, то где искать в перегоне посторонних, наличие которых не было подтверждено машинистами?