Красный олигарх (СИ) - Тыналин Алим - Страница 13

Каталог завода Круппа за 1914 год оказался роскошным изданием в кожаном переплете с тиснением. Иллюстрации выполнены в технике глубокой печати, каждый чертеж сопровождался подробными спецификациями. Листая страницы, я отметил, что многие технические решения актуальны до сих пор.

— Семен Артурович, — я оторвался от документов, — найдите мне всю современную информацию по этим фирмам. Особенно интересуют их нынешние представительства.

Головачев кивнул и направился к шкафу с недавней перепиской. Через несколько минут он вернулся с папкой, на которой значилось: «Переписка с торгпредством, 1925–1927».

— Вот, Леонид Иванович, любопытное совпадение, — он протянул мне лист с официальным бланком торгпредства. — Помните того герра Шмидта из довоенных писем? Так вот, его сын Курт сейчас возглавляет представительство «Объединенной торговой компании» в Риге. Они как раз занимаются поставками промышленного оборудования.

Я почувствовал, как учащается пульс. В девяностых мы тоже часто использовали прибалтийские страны как мост между Россией и Западом. А тут такая удачная зацепка, сын старого партнера.

В коридоре послышались шаги — это вернулся Котов, главный бухгалтер. Его морщинистое лицо раскраснелось от мороза, пенсне запотело.

— Нашел еще кое-что интересное, Леонид Иванович, — он положил на стол пожелтевшую папку с сургучными печатями. — В старом архиве обнаружил. Документы по финансовым схемам с немецкими банками. Через Ригу работали, очень хитро придумано.

Я развязал тесемки на папке. Внутри лежали копии аккредитивов, биржевые сводки, телеграммы с закодированными сообщениями.

Довоенная схема работы с немецкими партнерами, элегантная в своей простоте. Официальные платежи шли через российские банки, а реальные деньги — через рижских посредников.

— Василий Андреевич, — я протянул бухгалтеру пожелтевший бланк векселя со штампом «Русско-Азиатского банка», — как думаете, подобная схема может работать сейчас? Через Общество взаимного кредита?

Котов близоруко всмотрелся в документ, поправляя пенсне на крючковатом носу:

— В принципе… — он достал потертую записную книжку в клеенчатом переплете. — У нас есть выход на латвийский банк. Если правильно оформить как оплату за консультационные услуги…

Советская власть нуждается в модернизации, размышлял я, разглядывая схему регенеративной системы мартеновской печи в каталоге Круппа. Сталин это понимает. А значит, тот, кто предложит работающий механизм получения западных технологий, станет необходимым для системы.

В голове постепенно складывался план. Опыт девяностых подсказывал: в такие переломные моменты главное — правильно выбрать момент и партнеров.

Рижский след казался многообещающим. Неофициальный канал через Курта Шмидта мог открыть дорогу к немецким технологиям.

— Так, — я достал из ящика стола свежий блокнот «Гознак» в коленкоровом переплете. — Записывайте. Первое: подготовить официальное письмо в берлинское торгпредство о заинтересованности в немецком оборудовании. Нужно создать легальное прикрытие.

Головачев быстро строчил в блокноте перьевой ручкой «Союз», его аккуратный почерк бежал по линованной бумаге.

— Второе, — я повернулся к Котову, — подготовьте смету в двух вариантах. Официальную — для Москвы, и реальную — для внутреннего пользования. Проработайте схему финансирования через Ригу.

За окном уже стемнело. На заводском дворе зажглись электрические фонари «Светлана» электролампового завода «Айваз», в их свете кружились снежинки. В цехах продолжалась работа — доносился глухой гул мартеновских печей.

— И самое главное, — я аккуратно сложил старые письма герра Шмидта, — нужно организовать неформальную встречу с его сыном Куртом. Непосредственно в Риге, без лишнего шума. Официальный повод — закупка запчастей для существующего оборудования.

План действий ясен. Первый шаг — восстановить старые связи через Ригу. Второй — наладить канал поставок современных технологий. Третий, и самый важный — доказать Сталину, что частные предприниматели могут стать эффективным инструментом модернизации страны. Хотя это будет ой как трудно.

— Готовьте документы для поездки в Ригу, — распорядился я, убирая бумаги в несгораемый шкаф «Сан-Галли». — И свяжитесь с нашим человеком в торгпредстве. Пусть прощупает почву в Берлине.

Возможно, думал я, глядя на ночной заснеженный двор, что это наш шанс изменить ход истории. Создать систему, где частная инициатива работает на благо государства. Где НЭП не сворачивают, а развивают. Где модернизация идет не через ГУЛАГ, а через эффективное сотрудничество с Западом.

За спиной тикали старые немецкие часы, отсчитывая время до начала большой игры.

Но долго рефлексировать я не мог. Натура не такая.

Закончив с немецкими документами, я взглянул на часы. Половина восьмого.

Самое время для выхода в свет.

— Семен Артурович, — я повернулся к секретарю, — закажите мне столик в «Праге». И пусть Степан подаст «Мерседес» через полчаса.

Дома я переоделся в новый костюм от Журкевича. Угольно-черная английская шерсть подчеркивала фигуру. Белоснежная сорочка «От Эйхгорна» с серебряными запонками, шелковый галстук «Пеликан», лаковые штиблеты «Скороход». Полный образ успешного нэпмана. В кармане жилета поблескивала платиновая цепочка от часов «Мозер».

Ресторан «Прага» встретил меня теплом, светом и музыкой. В вестибюле, отделанном темным дубом, важно прохаживался швейцар в ливрее с золотыми галунами. Гардеробщик принял мое кашемировое пальто от Манделя и котиковую шапку с почтительным поклоном.

В большом зале с хрустальными люстрами «Товарищества Эриксон» царило оживление. За белоснежными столами, сервированными кузнецовским фарфором и серебром «Хлебникова», сидела вся нэпманская Москва. Дамы в парижских туалетах, мужчины в дорогих костюмах, звон бокалов и негромкий гул разговоров.

На эстраде играл джаз-банд. Саксофонист в белом смокинге выводил модную мелодию «Чикаго». Возле рояля «Бехштейн» стояла певица в платье цвета бургундского вина, расшитом чешским бисером.

Метрдотель, благообразный старик с седыми бакенбардами, проводил меня к столику у окна, где уже сидел Михаил Борисович Гольдштейн. Импортер швейцарских часов, в прошлом владелец часовой мастерской на Кузнецком мосту.

— А, Леонид Иванович! — его круглое лицо расплылось в улыбке. — Выбрались наконец из своего завода? А то все дела да дела…

Официант в белоснежной накрахмаленной манишке почтительно склонился:

— Господам угодно шампанское? Только что получили «Вдову Клико» урожая 1914 года.

— И салат «Оливье», — кивнул Гольдштейн. — Здесь его делают почти как в старом «Эрмитаже».

Я окинул взглядом зал. За соседним столиком Семен Маркович Розенталь — владелец «Торгового дома пушнины». Угощал коньяком «Шустов» каких-то иностранцев.

Чуть дальше восседал грузный Абрам Копелевич, державший сеть галантерейных магазинов. В углу степенно ужинал профессор Преображенский из Первой градской. Говорили, что он берет золотом за операции.

— Как дела на металлургическом фронте? — Гольдштейн ловко орудовал серебряной хлебниковской вилкой. — Говорят, у вас там какие-то волнения были?

— Обычные трудовые будни, — я равнодушно пожал плечами, отметив про себя, как быстро расходятся новости в Москве.

На эстраде певица закончила «Чикаго» и начала «Под знойным небом Аргентины». Ее низкий грудной голос заставил меня обернуться.

В свете хрустальных люстр поблескивали темно-рыжие волны волос, уложенные в модную прическу. Длинное платье подчеркивало точеную фигуру, а в глазах цвета выдержанного коньяка плясали озорные искорки.

— Мадемуазель Тамара, — заметив мой интерес, прошептал Гольдштейн. — Говорят, училась в консерватории, из хорошей семьи. После революции отец, профессор правоведения, эмигрировал в Париж. А она осталась…

Я продолжал пристально смотреть на певицу. А ничего так девушка, симпатичная.

— Кстати, как ваше здоровье? — Гольдштейн участливо понизил голос. — Мы все были так встревожены, когда узнали… Такое дерзкое нападение! Я сразу своему шурину позвонил, он в Боткинской ординатором служит, хотел устроить консультацию у профессора Вайсброда.