Бессердечный ублюдок (ЛП) - Сноу Дженика - Страница 9

Это был бы подходящий момент, чтобы сблизиться, сказать ей, что она не одинока, о том, что я тоже знаю все о плохих мужчинах. Но она ушла прежде, чем я успела что-то произнести. Я даже не знаю, смогла бы что-нибудь сказать. Общение с людьми не было моей сильной стороной.

Я оглянулась на мужчину и собралась с силами. Я подошла к нему, он не сводил с меня глаз, как будто был отрицательным концом магнита, а я — положительным. Меня тянуло к нему, эта невидимая нить, которая наматывалась все туже, чем ближе я подходила к нему.

Оказавшись перед его столом, в одной руке я держала блокнот, а в другой — ручку. Пальцы дрожали, и я крепко сжимала их вокруг предметов. Его взгляд скользнул вниз, и я поняла, что он заметил мою физическую нервозность. У меня было ощущение, что он читает меня лучше, чем я сама себя.

Когда он снова посмотрел на меня, я почувствовала, что мой язык распух, горло сжалось, а боль от удушья прошлой ночью снова дала о себе знать. Как будто он знал об этом, его взгляд снова задержался на моей шее. Хотя внешне он выглядел невозмутимым, почти безразличным, я заметила, как он слегка, едва заметно сжал челюсти — то же самое он сделал, когда впервые посмотрел на синяк.

Я поймала себя на том, что тереблю свои волосы, откидывая их за плечи, чтобы скрыть следы. Я ничего не могла с ними поделать, но и не хотела, чтобы кто-то обращал внимание.

— Как обычно? — я ненавидела, что мой голос такой низкий, слегка дрожащий. И это не имело никакого отношения к беспокойству.

Почему я так нервничала рядом с ним? Во все остальные разы мне удавалось хотя бы притвориться, что его присутствие меня не напрягает. Может быть, дело в том, как он смотрел на меня, его темные глаза были такими пристальными и пронизывающими, как будто он мог выведать мои самые темные секреты и узнать, кто я такая, не произнеся ни слова.

— Лина, верно? — он посмотрел на мой бейджик, и я кивнула, облизнув губы. Он пристально посмотрел на мой рот, и я почувствовала, как лицо заливает сильный румянец от его сосредоточенного наблюдения. В его взгляде было что-то неравнодушное. Что-то… горячее.

И я почувствовала ответный зов своего тела. Это было неловко и необычно.

Это было возбуждающе.

Впервые я почувствовала что-то, кроме одинокого отчаяния, которое всегда терзало меня.

— Да, — сказала я на этот раз более твердым голосом. — Так написано на бейджике, — поддразнила я его и улыбнулась, но он не подарил мне улыбку в ответ. В результате моя умерла медленной, неловкой смертью. — Итак… — я снова прочистила горло. — Как обычно?

Он молчал так долго, что я засомневалась, услышал ли он меня. Произнесла ли я эти слова вслух или подумала? Я точно не хотела переспрашивать и еще больше смущаться. Может, стоит просто повернуться и дать ему пространство, в котором он явно нуждался.

— Я Арло, — наконец произнес он, и я почувствовала, как мои глаза расширились от этой информации. Потому что по какой-то причине он казался человеком, который никому не дает части себя. — Арло Малкович.

Я медленно кивнула, не зная, что сказать, но потом здравый смысл включился, и я ответила:

— Лина Майклс.

Он откинулся в кресле и посмотрел на меня.

— Лина Майклс.

То, как он это сказал, заставило меня почувствовать, будто меня поймали на уклонении от правды. Конечно, это была ложь, но если он и понимал, то не делал этого открыто. Я снова облизнула губы и кивнула, не доверяя своему голосу.

Он наклонил подбородок в мою сторону.

— Что случилось с твоей шеей?

В его голосе прозвучал странный тон, как будто он уже знал ответ на этот вопрос. Но, очевидно, не мог знать правду. Я ушла, когда он еще заканчивал трапезу, и нападавший затащил меня в переулок. Были только он и я, пока я не оставила его, сжимающего в руках фамильные драгоценности, и не убежала.

Прежде чем покачать головой, я убедилась, что волосы по-прежнему закрывают мою шею.

— Ничего. Просто неприятный случай, — я прочистила горло и начала переминаться с ноги на ногу, мне не нравилось, как Арло на меня смотрит.

Но, к счастью, он не стал настаивать на ответе. Я не знала, почему он вообще спросил о моей шее. По его невозмутимому выражению лица было ясно, что ему все равно, так или иначе.

— Ты приходишь сюда довольно часто. — Я могла бы шлепнуть себя по губам от такого вопроса.

Одна из его темных бровей слегка приподнялась, как будто в удивлении, что я так резко высказалась.

— Да, — медленно, ровно прозвучал ответ.

Сегодня на нем был темный пиджак, а под ним — белая рубашка. Он больше походил на бизнесмена, чем на человека, который должен ужинать посреди ночи в баре «У Сэла».

Из-под воротника рубашки вдоль горла виднелись татуировки. Даже на запястьях видны тату, которые также пересекали тыльную сторону его рук. Мне стало интересно, сколько еще частей его тела покрыто чернилами.

— Да, как обычно, Лина.

От того, как он произнес мое имя, по телу пробежала ощутимая дрожь. И по его выражению лица было ясно, что он этого не пропустил.

Мой пульс отдавался в ушах, так что я не могла ясно мыслить, не говоря уже о том, чтобы говорить. Заставила себя развернуться и пойти в заднюю часть зала, чтобы отдать его заказ, и снова, все это время, я чувствовала на себе его пристальный взгляд.

Кто был этот мужчина? Кем он был для меня? И как мне было с этим справиться?

7

Арло

Выйдя от «У Сэла», я точно знал, куда мне нужно.

«Яма», или «Яма», как ее называли по-английски (прим. по англ. Pit), была похожа на раздвоение личности. На первый взгляд, что-то симпатичное, что-то терпимое. Социально приемлемое. Красивые женщины, экзотические напитки, дорогая и радующая глаз атмосфера. В комнатах наверху мужчина мог воплотить свои самые смелые фантазии.

Но потом были недра «Ямы». Сама адская яма. И внутри было так глубоко и темно, что не проникал даже свет.

И долгое время «Яма» была для меня единственным способом ослабить ту тьму, что жила во мне.

Убийства, уборка и устранение для «Руины», для Братвы помогали насытить все то отвратительное дерьмо, которое я чувствовал в глубине души. Иметь дело с кем-то, против кого можно было бы выступить, с кем-то, кто обладал бы силой и ловкостью, тем же злом, таящимся в нем, и готовностью отплатить десятикратно, — это был совершенно другой вид борьбы.

Именно удары по моему телу, эта боль, завернутая в жестокость, заставили меня почувствовать нечто иное, чем сломленность, которая сформировала того, каким я был сегодня.

И именно в этой среде на поверхность выходил кровожадный гнев, заставляющий человека выживать. Он оживал, рос, пока не грозил поглотить целиком. И тогда вырвался наружу в металлической клетке, позволяя крови и плоти покрыть грудь и пропитать землю. Это свидетельствовало о том, что ты силен, что ты здесь, что никто и ничто не может тебя уничтожить.

Это означало, что ты существуешь.

Я сел на маленькую деревянную скамейку в углу клетки и сосредоточился на своих обмотанных лентой руках, разминая и сжимая пальцы. Я не был в «Яме» уже несколько месяцев и не чувствовал, как ко мне подкрадывается тьма.

Но с тех пор, как возникло это всепоглощающее желание к Лине, я почувствовал, что начинаю распадаться на части, расползаться по краям, пока от меня не останутся одни лохмотья на земле.

Потребность обладать ею стала управлять мной. А это было очень опасно. Я никогда не отдавал часть себя другому человеку, не позволял никому иметь надо мной такой контроль.

Так что именно это мне и было нужно — жестоко уничтожать, чувствовать боль… позволить кому-то дать ее мне.

И тут в клетку вошел мой противник, громадный зверь ростом в шесть футов пять дюймов, носивший русское имя Разорение. А по-английски он был известен просто как Руин (прим. В оригинале Ruin). Убийца Братвы, человек, который был темнее и смертоноснее даже меня. Он не знал ни пощады, ни сочувствия… ничто не мешало ему быть настолько темным, насколько он хотел.