Скуф. Маг на отдыхе 4 (СИ) - Злобин Максим - Страница 19

— Заяц у тебя классный, — сказала Стеклова.

— Да-а-а-а! — протянула Чертанова. — Заяц вообще бомбейший! Слуу-у-у-ушай! А покажи, татуировка изменилась⁈

«Татуировка».

Слово-триггер вернуло меня из беззаботной жизни егеря в суровую реальность. У меня же ведь в Удалёнке сингапурцы эти мутные остались. Точно-точно. И кстати!

— Ксюх, — сказал я. — Перед тем как мы прошли через портал, помнишь? Ты о чём-то хотела со мной поговорить.

— Помню, — кивнула Шестакова.

— До сих пор хочешь?

— До сих пор хочу.

— Важное?

— Важное, Василий Иванович.

— Ну тогда пойдём на балкон, воздухом подышим, — сказал я. — Раз важное, то откладывать ни к чему…

Глава 9

Четырнадцать лет назад.

Ближнее Подмосковье, Село Тайнинское.

— Где эта маленькая дрянь⁈ — и снова грохот переворачиваемой мебели.

— Слушай, да успокойся ты. Сколько ей вообще лет?

— Не помню! Да какая разница⁈

Шесть.

В свои обычные шесть, маленькая Ксюша Шестакова стала старше на жизнь. Прямо сейчас она затаилась на антресоли и стремительно взрослела. А поводов тому было очень много.

Например, пробудившийся дар. Крохотный шарик света явился к юной шаманке за несколько минут до того, как в дом ворвались триады. Интересный и совсем не страшный — Ксюша сразу же поняла, что он ей — друг.

Именно этот маленький дух-помощник в формате игры «догони меня» загнал её на антресоль. Именно он послал Ксюше в голову мыслеформу о том-де, что она без проблем сможет сюда забраться, со стула и прямо наверх. И именно он, скорее всего, напитал детские ручки силой, благодаря которой Ксюша смогла подтянуться.

И тот же самый шарик, словно бешеный, колотился о нужный кирпич в стенной кладке, когда всё началось. Внезапно, у антресоли была фальшивая стенка — при нажатии на кирпич открывалась потайная полость, в которую Ксюша и залезла.

Тайник был пуст. Скорее всего, о нём не знал никто из домашних. Дело в том, что в эту древнюю усадьбу семейство Ксюши переехало всего полгода назад. Всем составом Шестаковы перебрались из Владимирской области поближе к Москве, а заодно улучшили свои жилищные условия. Не то чтобы их прежняя квартира была чем-то плоха — на минуточку, в ней было два уровня и двенадцать комнат — но новоиспечённым баронам по статусу полагалось иметь родовое гнездо. Так сказать, отдельно стоящее.

Во многом это и сыграло с ними злую шутку.

Только что Ксения Константиновна от и до прослушала жуткий звукоряд — это нехорошие люди внизу убивали всю её семью. Крики женщин, рёв отца, грохот скоротечного боя и визги боевых техник.

Ксюшу буквально парализовало от страха. Что делать — непонятно. Что думать — непонятно. Что чувствовать — тоже непонятно. Все те мысли и эмоции, которые сейчас пришли к ней, были вне диапазона тех мыслей и эмоций, которые день за днём проживает маленькая счастливая девочка. Шок. Потрясение. Ужас. Наивная надежда на то, что всё не так, как кажется.

Плюс ко всему, прямо сейчас Ксюша впервые в жизни столкнулась с подлостью и предательством.

— Да где же она, чёрт подери⁈ — это кричал её братик Сашка.

Двоюродный — у него и фамилия-то была другая — но всё-таки.

Да, он никогда не питал к маленькой сестрёнке тёплых чувств и даже не скрывал этого. За всю жизнь он всего лишь несколько раз провёл с Ксюхой время. Один раз сводил в парк и пару раз поиграл в куклы, но-о-о-о… То было лишь по принуждению. Из-под палки, лишь бы от него отстали.

Отец спокойно и взвешенно объяснял Ксюше, что всё это из-за «говнистого возраста» Сашки. Мол, так и так, между вами сейчас пропасть, и брату неинтересно нянчиться с малышнёй, однако когда-нибу-у-у-удь…

И во многом благодаря фантазиям об этом счастливом «когда-нибудь» Ксюша не оставляла попыток провести время с братом. Залезала на колени при каждом удобном случае, засыпала вопросами, на скорость рассказывала о своих малышковых делах и всякий раз — ну а вдруг сегодня повезёт? — просила с ней поиграть.

Не везло.

А теперь это «когда-нибудь» вообще сгинуло.

Сашка, который явно был заодно с триадами, прямо сейчас рыскал по дому в поисках младшей сестрёнки. И явно не с тем, чтобы наконец-то поиграть.

«Плохой? — пыталась сформулировать мысль Ксюша. — Саша — плохой?»

Память тут же подкинула целую россыпь воспоминаний. Вечные споры и ругань Сашки с отцом. Брат часто «пил». Ксюша тоже пила… да и все вокруг вроде как пили — она сама это видела! — но Сашка по всей видимости пил как-то не так. Или не то. Возможно, речь шла про вредную сладкую колу, которую Ксюхе наливали только по праздникам и то лишь по одному стакану.

Так вот, когда Сашка «пил», он становился странным и ругался с отцом. И каждый раз речь шла про какой-то «заказ». Старшие говорили преимущественно сложные и непонятные слова, но происходило это так часто, что Ксюха невольно выучила весь их диалог наизусть.

Так вот:

Брат утверждал, что род Шестаковых должен взяться за какой-то заказ. Разработка, мол, уже готова и пылится без дела, и покупатель есть. Сашка говорил про большие деньги, про шанс всей жизни и про то, как счастливо все заживут, если отец согласится на сделку.

Отец в свою очередь кричал о том, что заказ плохой. Что не будет хороший человек испытывать такой болезненный интерес к «артефактной глушилке» и что конкретно он за такое не возьмётся. Ни сам ни возьмётся, ни кто-либо из его рода.

— Запрещаю! — кричал отец, и Ксюша искренне не понимала, почему Сашка не понимает это слово с первого раза. Когда ей что-то запрещали, она слушалась.

А вот Сашка не слушался и продолжал спорить. Говорил о том, что делать ничего не надо и заказчик готов оплатить саму разработку.

Тогда папа злился ещё сильней. Говорил про то, что доброе имя семьи того не стоит. Про то, что честь превыше бабок — хотя к обеим бабушкам Ксюши при этом всегда относился очень хорошо. И про то ещё говорил, что отвечает за всю продукцию рода Шестаковых, и что серийного производства у них не будет никогда — и пусть даже речь идёт о передаче чертежей рода, ему на это глубоко наплевать в любом случае, ответственность «один хрен» на нём.

Заканчивался спор отца и Сашки всегда одинаково:

— Зачем тогда вообще было разрабатывать глушилку⁈ — спрашивал брат.

— Не твоё дело! — отвечал папа и добавлял: — Ездюк! — ну или как-то так.

На «ездюка» Сашка как правило смертельно обижался и уходил, хлопая дверьми. Отец тут же начинал размышлять о том, что его нужно наказать, отправить служить или вообще отлучить от семьи, но тут появлялась мать и всякий раз упрашивала барона Шестакова не горячиться.

На то, чтобы осмыслить все эти разговоры, у Ксюши Шестаковой уйдут следующие пять лет.

Ну а сейчас:

— Ксю-ю-ю-юша! — невероятно ласковым голосом позвал её брат.

Ласковым и слегка невнятным. Так бывало, когда Сашка борщил с колой; у него после этого всегда немножечко заплетался язык.

— Ксюш, выходи! Не бойся, всё хорошо!

— Успокойся, — наконец, сказал ему другой мужской голос.

В основном все триады, что ворвались в дом, переговаривались на каком-то иностранном языке, а этот человек внезапно знал русский.

— Оставь девчонку в покое, — сказал он.

— Я не могу её оставить! Надо найти её! Надо закончить начатое!

— Зачем надо? — устало вздохнул собеседник брата. — Кому надо?

— Мне надо! Да как ты не понимаешь⁈ — истерично крикнул Сашка, а потом назвал человека по имени: — Гордей, это личное! Да и вообще, вы обещали мне! Вы-то в Сингапур вернётесь, а мне ещё здесь…

— Сперва передай нам чертежи, — перебил Гордей. — А потом займёмся личным делами и обещаниями.

— Ксю-ю-ю-юша! — снова позвал брат, проигнорировав слова триады. — Ксюх, выходи! — и тут вдруг: — Ай!

Послышался звук удара, а за ним возня и крики Сашки.

— Где чертежи? — абсолютно спокойным тоном спросил Гордей.