Меченая молнией - Гайдамака Наталья Лукьяновна - Страница 14

— Мне поверить не захотела, — прохрипел, — ему поверила… А ты спроси, кто он и откуда. Спроси! Пускай расскажет, герой…

Вита молча подвинулась ближе к Ратасу.

— Что ты хочешь, чтобы я ей рассказал? — не поворачивая головы, сказал он утомленно. — Что я, так же, как и ты, не принадлежу этому миру? Что я пришел сюда из Эритеи вместе с тобой? Что из-за неисправности наша группа случайно оказалась тут, в Гресторе, а не там, куда должна была попасть? Я тогда еще заподозрил, чьих рук это дело…

— Ты сам во всем виноват. Предатель!

— Кого я предал? Тебя? Расскажи-ка лучше этой девочке, как ты погубил третьего из нашей группы, осторожного, рассудительного Рона, — ведь он и не пытался помешать тебе, а полагал, что ни во что не надо вмешиваться, просто сидеть и ждать, пока нас отыщут с Эритеи? Ты рад был бы убрать и меня, как нежеланного свидетеля, но я оказался умнее и сильнее Рона, и тогда ты испугался и предложил мне разделить с тобою власть. Вот как это было.

— Что ж, теперь всему конец, — угрюмо произнес Сутар.

— Нет, еще не конец. Ты требовал суда? Будет тебе суд, будет и приговор. Я сам его вынесу. Ты, властитель ограбленных душ, заслужил той же участи, на которую обрек тысячи людей тут, в Гресторе. Отныне ты будешь не Грозным богом и даже не Сутаром с Эритеи, а пустой человеческой оболочкой, послушной куклой, готовой без раздумья выполнить любой приказ.

Глаза Сутара загорелись бешеным гневом, тело дернулось вперед, словно он собирался броситься на Ратаса, лицо исказилось злобной гримасой, а рот застыл в безмолвном крике, и вдруг он осел, подался назад и опустил голову. Вита прижалась к Ратасу — ей стало страшно. Он обнял ее за плечи.

— Грозный бог сопротивлялся до конца, — сказал глухо. — Знаешь, мне, наверное, было бы легче, если б я его убил…

Вита взглянула ему в глаза.

— Но это справедливый приговор!

— Да. И все же лучше бы кто-то другой приводил его в исполнение. — Ратас тряхнул головой и отрывисто скомандовал:

— Сутар, к рулю!

Сутар молча встал и перешел в носовую часть. Ратас рубанул мечом по мачте — и золотой диск, переворачиваясь, плюхнулся в реку, блестевшую под ними в лунном свете. Ладья сразу же полетела быстрее.

— Веди ладью туда, где прячешь атерон. Вперед, Грозный бог!

Они повернули влево.

— Мы летим в горы? — спросил Ратас.

— В горы, — голос Сутара был вялым и безжизненным.

— Куда же именно?

— К дому, в котором скрывался Крейон. Там, в комнатушке, где на стене эта…

— Помолчи! — оборвал его Ратас. — Смотри-ка, ни в логике, ни в остроумии тебе не откажешь. После смерти Крейона мы ни разу не бывали там.

Полная луна освещала путь. Вита подставила разогревшееся лицо ветру, пахнущему смолой и хвоей.

— Так мы скоро будем там, где «Меченая молнией?» — спросила она у Ратаса.

— Да.

— Наконец я ее увижу! — подпрыгнула Вита.

— Тише, ладью не переверни. — Ратас улыбнулся, но его улыбка показалась ей принужденной. — Есть у меня один замысел. Вита, вот только не знаю, удастся ли его осуществить. Я хочу изобразить падение Грозного бога Так давно я думаю об этом, что представляю все до мельчайших деталей, остается всего-навсего найти время и нарисовать. Так же было и с «Меченой молнией», — я увидел Эрлис такой и долго искал возможность выполнить задуманное. Крейон помог мне с красками, ведь когда-то он интересовался старинной живописью и мечтал разгадать тайну древних красок — они не выцветали веками. Цветовая гамма будет та же, что и в «Меченой молнией». Вообрази ночное небо — темно-синее, почти черное, мерцанье звезд на нем, серебряную паутину туманностью… И золотая ладья Грозного бога наискось пересекает плоскость картины, она не летит — падает вверх дном, по блестящей поверхности мечутся кровавые отблески… А самого Бисехо я хочу показать в необычном ракурсе, соединить черты реального Сутара и мифического Грозного бога, заострить их, сделать чуть ли не гротескными, но все же узнаваемыми. Пусть будет он одновременно и страшным — даже в своем бессилии, и жалким — перед лицом неминуемой расплаты. Как сегодня…

— Ратас вздохнул. — Эх, девочка, все это хорошо в воображении. А вот в реальности… в реальности — кровь, грязь и мерзость… Мне кажется, я никогда уже не отложу меча.

— Но разве ты мог бороться о Сутаром, не вынимая меча из ножен?

— Не мог.

— Вот видишь!

— Да, я поступил так, как считал нужным и единственно возможным, Вита, и, в отличие от Сутара, действовал лишь оружием этого времени. И все же, по законам Эритеи, я совершил преступление. Сутар был хитрее: он никого не убил собственными руками, и на нем крови нет. А на мне есть. Сутара я сам осудил. Но и мне придется встать перед судом.

— Придется! — подтвердил Сутар.

— Закрой рот! — так и взвилась Вита. — Что-то ничегошеньки во всем этом не понимаю. Я знаю одно: настоящий преступник здесь один — это он, Сутар. Оба вы — с Эритеи, ну так поэтому именно ты и никто другой должен был начать борьбу с ним. Если тебе не пришлось бы противостоять Сутару, разве ты взялся бы за меч? Я не могу поверить, что тебя осудят!

— Ты еще видишь мир по-детски ясным, и я завидую твоей убежденности.

— Ну какой ты преступник? Да я не знаю никого лучше тебя!

— Значит, я могу считать себя оправданным.

— Не шути так. Если надо, я могу подтвердить.

— Тебе ничего не придется подтверждать. Через несколько часов ты будешь дома, и все, что тут произошло, покажется тебе недобрым сном. А я…

Ладью сильно шатнуло раз и другой.

Сидевший у руля Сутар повернул к ним растерянное, как у нашкодившего мальчишки, лицо. Куда девались его спесь и самоуверенность! Ратас оттолкнул его и бросился к пульту.

— Этого я и боялся! Тот удар все-таки дал о себе знать. Хороших воинов вымуштровал для тебя Турс! Метко бросают копья.

Ладья пошла на снижение.

— Эх, еще бы немного! — с досадой в голосе сказал Ратас. — Быстро починить ладью мы не сможем. Остаток пути придется пройти пешком. Скажи-ка, Сутар, ты, конечно, оставил в доме охрану?

— Оставил.

— Сколько человек?

— Восемь.

— Здесь, в Гресторе, ты показывал кому-нибудь, как действует атерон?

— Турс знает…

— Ты брал его с собою в путешествия?

— Брал.

— Значит, он указал тебе на Виту?

— Он.

— Выходит, узнал…

— Как-узнал? — удивилась Вита. — Мы же с ним раньше не встречались!

— Речь не только о тебе…

Ладью сильно тряхнуло. Столкнувшись с землей, она проползла еще немного, круга кусты и деревья, и остановилась.

— Что ж, приехали. Надо выходить. Давно не ходил пешком, Грозный бог?

— повернулся к понурившемуся Сутару Ратас.

Тот молча перелез через высокий борт. Как не вязалась его роскошная одежда и корона на голове с этим виноватым выражением лица!

— Вита, — сказал Ратас, — я рассчитывал, что успею предупредить своих и мы будем на месте раньше, чем придет подмога воинам Сутара. А она вскоре придет, ведь Турс знает, где атерон, не так ли? — спросил он, обращаясь к Сутару. Тот молча кивнул. — Для него это символ власти и могущества, и он не захочет его уступить. Нам надо во что бы то ни стало сегодня добраться туда и связаться с Эритеей. Если опоздаем, все пропало. Сделай теперь для меня то, чего не захотела сделать для Грозного бога: думай об Эрлис, девочка! Думай о ней так, как будто от нее зависит твоя и моя жизнь! Да так оно и есть…

Вита прислонилась к дереву и, чтобы сосредоточиться, закрыла глаза. Она попыталась представить себе Эрлис такой, какой видела ее в последний раз. Синее покрывало и печальные глаза… Сутар спросил: как она тебя называла? Называла по имени, а еще — сестрою… Эрлис, сестра, откликнись! Помоги! В лесах ли, среди серых скал, в пустыне или в многолюдном городе, услышь меня, родная, отзовись, Меченая молнией!

И вдруг, словно при вспышке небесного огня, Вита четко увидела скалы, и темное небо над ними, и пламя костра, и голос Эрлис, знакомый голос позвал ее — так, словно она сама в мыслях произнесла эти слова, хоть она и знала, что не ей они принадлежат: «Что, сестра?»