Новик (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 19

— Конечно, баловство, — согласился я. — Только ведь из этого баловства может и что-то путное выйти. Того же ветра кремень не боится. Да и от воды только полку с порохом прикрывать надо. Можно, в конце концов, прямо с лошади стрелять, на полном скаку!

— Лошади напугаются, — парировал дядька, незнакомый с тактикой рейтаров.

— Коня надрессировать можно, — сказал я.

— Чего сделать? — не понял он.

— Выучить, говорю, можно, — исправился я. — Раз напугается, два напугается, а на третий уже только гривой тряхнёт. Ты лучше по сторонам поглядывай, нам местечко нужно, чтобы пулей не зацепить никого.

Места здесь всё равно были достаточно густонаселённые, хоть мы уже и покинули пределы города и посадов. Тут кругом находились деревни, снабжающие прожорливую столицу всем необходимым, и если я не ошибаюсь, то мы даже не покинули пределов МКАД.

Наконец, подходящее место нашлось, в низине, на скошенном лугу, тут и цель даже имелась, берёза, надвое расколотая попаданием молнии. Мы спустились на этот лужок, отправили лошадей попастись, а сами принялись готовить всё к проверке изделия номер один. Госприёмка, блин.

Я вытащил карабин из кожаного чехла, ещё раз проверил все части замка, вставил кремень на место, щёлкнул вхолостую. Искра послушно выбилась на пустую полку.

— Куда палить будем? — спросил дядька.

— Так вон в ту берёзку и будем, всё одно пострадала уже, — указал я. — Середина лета, а на ней ни одного листочка.

— Добре, — оценил дядька. — Сколько шагов отмерять?

— Давай хотя бы тридцать для начала, — сказал я.

Пока Леонтий отмерял шаги, я заряжал мушкет. Последовательность действий я помнил неплохо, скуси патрон, порох на полку, в ствол, плотно забить шомполом. Товсь, пли. Не уверен, что вспомнил бы всё это под вражеским огнём, в суматохе боя, но сейчас, в спокойной, даже умиротворённой обстановке, слушая пение птиц и стрекотание кузнечиков, я произвёл заряжание без ошибок. Как раз к тому моменту, когда вернулся дядька, вставая на позицию, ровно в тридцати шагах от берёзки.

— А лук добрый за три сотни шагов наповал бьёт, — не удержался Леонтий. — А то и на пять сотен.

Это ты, дядька ещё СВД не видел.

— Пищаль зато всадника в кирасе насквозь пробьёт и с лошади вмиг ссадит, — парировал я. — Давай, отходи.

Я занял его место, взвёл курок, прицелился.

— Без сошки стрелять будешь, Никит Степаныч? Может, я хоть палку найду какую, рогатку? — под руку забормотал дядька.

— Не мешай, — сквозь зубы ответил я, прикладываясь щекой к гладкому деревянному ложу.

Разрыва ствола я не боялся, его мы проверили несколькими зарядами пороха ещё в Кузнецкой слободе. Так что я тщательно прицелился в сторону берёзки и нажал на спуск. Порох от искры воспламенился, бахнуло так, что у меня заложило уши. Всё заволокло серым едким дымом, лицо, обожжённое порохом, немного саднило, но я всё равно был доволен, как слон.

— Дядька! Иди проверяй! — крикнул я, возможно, даже чересчур громко.

Леонтий побежал к берёзке, руками разгоняя облако порохового дыма. Я же принялся вычищать ствол.

— Ох, батюшки! Никит Степаныч! — воскликнул дядька откуда-то из-за облака дыма. — Берёзу-то насквозь прошило!

— Трухлявая поди? — спросил я.

— Ну так, маленько, — сказал он, возвращаясь ко мне.

— Сам пальнуть хочешь? — спросил я.

— А как же! — сказал он.

Дым наконец растрепало ветром, рассеяло. Я представил, какой туман стоит после слитного залпа хотя бы десятка мушкетов. Непроглядный.

Я выдал Леонтию карабин и бумажный патрон, показал, как заряжать. Дядька проделал всё без ошибок, словно полжизни провёл, стреляя из пищали.

— А всё же сошку надо, упор какой, — сказал он. — Пару раз вот так на весу пальнуть ещё ладно, а ежели долго стрелять придётся, то руки устанут. С упора сподручнее будет.

— Дядька! Мы карабин в подарок сделали, а не в войска поставлять! — фыркнул я. — Стреляй давай! Охотничье это оружие, а не военное!

— Да какая с ним охота, шума столько от него… — буркнул Леонтий.

На спуск он нажал чересчур резко, ствол клюнул вниз, пуля ушла куда-то под корни берёзки, в землю. Теперь к берёзе побежал я.

— В комель попал, дядька, — не стал я расстраивать Леонтия. — Давай, ещё тридцать шагов отмеряй.

Дядька усмехнулся, залихватски подкручивая усы, начал отмерять расстояние, я пошёл следом. Точность карабина, конечно, оставляла желать лучшего, на нём и прицельных приспособлений-то не имелось, одна только мушка. Но из огнестрела этого времени всё равно можно было стрелять только «в ту сторону», и поражающий эффект достигался не точностью выстрела, а слитностью залпа.

На шестидесяти шагах Леонтий остановился, я догнал его, забрал карабин. Всё-таки я и стрелял получше, и по статусу выше, значит, мне и стрелять первому. С шестидесяти шагов берёза казалась тонкой жердинкой, и я, вскинув карабин, удручённо покачал головой. Прав Леонтий, нужен упор. А если сошек нет, сойдёт и колено.

Я опустился на одно колено, упёрся локтем, прицелился. Задержал дыхание, потянул за спуск. Карабин лягнул в плечо, пытаясь сбить меня с ног, но лишь немного пошатнулся.

— Попал, Никит Степаныч! — воскликнул дядька.

— Вот и славно, — улыбнулся я. — Можешь тоже попробовать.

— Не, мне одного раза хватило, — потирая плечо, ответил дядька. — Больно пинается, зараза, как бы рана моя не открылась.

— Пойдём тогда на сто шагов, что ли, — сказал я.

Сказано — сделано. С сотни шагов берёза и вовсе казалась тонкой чёрточкой. Ладно хоть на зрение я не жаловался, Никитка не посадил его чтением в темноте и сидением за монитором.

— Не, не выйдет, — покачал головой дядька. — Вот из лука я хоть всю её стрелами затыкаю, потому что сам стрелу посылаю. А тут пуля летит, куда Бог прикажет.

— Наука баллистика с тобой бы поспорила, — сказал я, укладываясь на траву животом. — А вот так из лука можешь?

— Из самострела могу, — сказал Леонтий.

— И часто ты с собой самострел возишь? — хмыкнул я.

Дядька не ответил, я же устроился поудобнее, принимая положение для стрельбы лёжа. Сапогами упёрся в грунт, опёрся на локти, грудью и животом вжался в землю. Ствол карабина даже не шевелился, держал я его крепко, тщательно выцеливая берёзку впереди.

Выстрелил. На этот раз к мишени отправились вдвоём, больше стрелять я не планировал. Моё отбитое плечо тоже начало побаливать, отдача от дымаря выходила зверская.

— Ишь ты! Попал ведь! — удивился дядька.

— Ворошиловский стрелок, — тихо пошутил я.

— Чего? — не понял Леонтий.

— Как шилом, говорю, — сказал я.

— А, да! Насквозь тоже! Ну, человеку-то и вовсе шкуру попортит, — покачал головой Леонтий. — Хоть бронному, хоть какому.

— Хоть конному, хоть пешему, — ухмыльнулся я, разглядывая следы нашего вандализма.

— И для засады-то хорошо! — оценил дядька.

— Это ерунда. Вот из лука стрелять, это, считай, с малолетства учить надо. А тут любому деревенскому увальню покажи разок, он за два с половиной занятия научится. Криво, косо, но стрелять сможет, ему и целиться-то особо не надо, — сказал я.

Я и сам только сейчас начал осознавать, какие возможности могут открыться перед нами, если я возьмусь обучить для царя полк стрельцов с принципиально новым оружием. Или даже роту егерей со штуцерами, с нарезным. Любители старины, которые сражались точно так же, как сражались прадеды несколько веков назад, будут недовольны нововведениями, но царь, я думаю, оценит. Всё-таки Грозный — один из немногих царей-реформаторов.

Мушкет я убрал обратно в чехол, дядька тем временем поймал наших лошадок. Мы ещё немного поглазели на сквозные отверстия в трухлявой берёзе, а потом оседлали коней, испуганно прядающих ушами, и поехали обратно к Москве. Оставалось теперь только проникнуть на пир, на царёвы именины, чтобы этот подарочек вручить лично государю, а не одному из его дьяков, чтобы мушкет затерялся в сундуках и клетях.

А именины уже завтра.