По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 83

– Николло конт Хива, к вашим услугам, – весьма церемонно представился сухощавый мужчина, пытливо вбив тяжелый взгляд совсем не старых антрацитово-черных глаз в лицо Тиваса.

– К чему эти церемонии, Нико, – шагнул было он к старым друзьям, но...

– Ни шагу больше, – лязгнул лорд.

В руке его ниоткуда появился и заиграл зайчиками от ярко горящих светильников недлинный кинжал. Владел этой смертоносной игрушкой лорд мастерски. На десять шагов сбивал вишню с ветки. Тивасу это было превосходно известно. Сам учил. А в темноте, за походным троном, сухо заскрипели натягиваемые луки. И он понял, отчего в покое лорда Шарм’Ат, утонченного аристократа, плавает столь странный аромат. Ну любят лихие Хушшар чеснок. Любят.

– Я стою. – Тивас успокаивающе поднял руки. – Но мне странно. Не больше двух часов назад вы пригласили погостить в Замке Шарм’Ат людей, с которыми насмерть бились, а теперь говорите со мной, с человеком, знающим вас с пеленок, под прикрытием лучников. Как с лютым врагом. Да вы спятили, лорд Шарм’Ат.

– Вам лучше помолчать, назвавшийся именем моего друга. – Клинок метательного кинжала слегка качнулся. – Прошу вас, Николло.

Седовласый мудрец с лицом юноши легко поднялся с табуретки. Поднял локти на уровень плеч. Упер друг в друга кулаки. Напрягся. Глубокая морщина взбороздила лоб, покрывшийся вдруг мутными жемчужинами пота. С усилием развел кулаки, меж которых заплясала яростная голубая молния. Кулаки развернулись, охватив нежно-голубую сферу. Руки Николло затряслись от напряжения, когда он вытянул их и всмотрелся сквозь сферу в Тиваса. Пот градом потек по враз постаревшему лицу, на шее чудовищными змеями вздулись жилы, мага шатало и корежило, как при сильном припадке падучей. Вдруг он отшатнулся, шагнул назад, как от толчка, руки расшвыряло в стороны, и с тяжелым стоном он осел на табуретку.

– И что вы можете сказать, Николло? – раздался бесстрастный голос лорда.

Тот поднял измученное, разом постаревшее лицо, изрезанное морщинами. Синяки проступили под глубоко запавшими, уставшими глазами.

– Это он, господин наш лорд, – прохрипел.

– У вас верные слуги, господин наш лорд Шарм’Ат, – холодно констатировал Тивас.

– Он не слуга, Тивас. И тебе прекрасно это известно. За проверку же прими мои извинения, – встал и глубоко поклонился.

– Прими и ты мои извинения. Я был несдержан, – поклонился в ответ чернолицый. – Друзей же надо беречь, – добавил и поднял руку.

Широкий рукав балахона, шелестнув, скатился на плечо, обнажая вздувшиеся мускулы. Между длинными пальцами засветилась золотым широкая чаша. В два шага достигнув Николло, Тивас наклонил ее, и на измученного волшбой мага опрокинулся говорливый грибной дождик, мгновенно впитался в кожу, и придворный мудрец удивленно разогнулся, будто сбросив усталость с плеч. Желтовая бледность сменилась румянцем, разгладились глубокие морщины, избороздившие недавно еще упругую кожу. Он встал и поклонился.

– Примите мои благодарности, Тивас.

– Побратим, а ты не забыл, что у нас тугие луки? – раздался из темноты веселый голос Урсриха. – Скажи, стрелять нам в доброго целителя или не надо?

– Не надо. Это он.

– Вот и славно, – из темноты вышагнул седоусый воин, опуская снаряженный роговой лук. – Иди, младший.

В темноте прошелестел тяжелый шелк.

– Теперь и поговорить можно, – с удовлетворением констатировал Урсрих.

– Нико, друг мой, – положил тяжелую руку на плечо придворному мудрецу Тивас. – Заклятие Проницающего Взгляда не стоит проводить в неподготовленном месте.

– Сие известно мне, мастер. Но больно уж обстоятельства тяжко сложились.

– Благодарю вас, друг мой, – коснулся плеча мудреца лорд. – Теперь же идите. Вам нужен отдых.

– Так как же это получается, Тивас? Там, в Столице, Великий Маг и Колдун. Здесь тоже Великий Маг и Колдун. Смешно, а? – белозубо блеснул улыбкой Хушшар.

– Постой, побратим, – прервал его веселье лорд. – Объясни, Тивас. Я уже окончательно ничего не понимаю.

И Тивас рассказал все, что знал. А знал он немного.

– То, что в Столице переворот, это уже понятно. Но как же Императрица? Мои люди сообщают, что она по-прежнему во главе Блистательного Дома.

– Твои ли только эти люди? Молчишь? Вот и я не уверен.

– Ты должен объявить харам, побратим. Тебя знают. К тебе прислушаются, – вмешался Урсрих.

В шатре повисло тяжелое молчание. Наконец лорд Шарм’Ат произнес:

– Я не могу. Все естество мое восстает против такого решения. А ты что скажешь, Тивас?

– Но ты можешь собрать Совет Порубежных. Ты лорд. Да, по сути, ты его уже созвал. Только торопись. Пошли гонцов к соседям уже сейчас.

– Ты прав, – согласился повеселевший лорд. Почему-то всегда так бывает. Пока не найдешь решения, в душе покоя не бывает. – А как же ты? – всполошился.

– Мне к тебе нельзя. Я смогу появиться только после решения Совета. Не раньше. Не надо давать лишний повод нынешнему Блистательному Дому.

Как оказалось, даже Великие Маги и Колдуны не могут предвидеть всего. Изменений правил игры, например.

Рассвет застал нас в пути. Опять нас было немного. Но все мы были исключительно в тельняшках. В авангарде колонны гулко звякал когтями по дороге Хайгард, на котором восседал Унго. Весьма недовольный, что ему не дали проявить героизм в давешнем сражении, он со всем пылом начинающего педагога посвящал Эдгара в тонкости рыцарской психологии. Великан ехал на огромном черном, как ночь, звере, которого с большой натяжкой можно было назвать конем. Животинка была трофейная. Ее Баргул раздобыл. Где? Как? Неизвестно. Под утро растолкал спящего великана и сунул ему в руку повод. Любопытнейшая, доложу я вам, метода общения с животными оказалась у ученика Унго. Помер в нем великий дрессировщик. Когда жеребец решил возмутиться сменой хозяина, Эдгар так двинул его кулачищем по голове, что несчастное копытное весьма живо ощутило на себе прелести явления, в моем мире называемого «нокаут». Когда же скотинка пришла в себя, то первым, что она увидела, были несколько яблок, лежащих на лопатообразной ладони Эдгара. Конячка покосилась горделивым глазом, всхрапнула в панике, надо полагать, и взяла мягкими губами яблоко. Так они и подружились. А что? Нормальная мужская дружба.

Внушал Эдгар, сидя верхом на этом куске мрака.

За ними ехала четверка латников, которых в качестве эскорта всучил нам кавалер Андрий. Нормальные такие ребята. Очень жизнерадостные. И очень довольные, что остались живы во вчерашней передряге. Что и праздновали, впрочем весьма скромно, передавая друг другу уже похудевший бурдючок. Веселье путем распевания песни поддерживал Хамыц. Сидел он в седле по-турецки, и было совершенно непонятно, как он еще не сверзился с коня. Бурдюк у него был индивидуальный.

Рядом с ним ехал Граик. Весьма недовольный жизнью. Дело в том, что по прямому указанию руководства, то есть меня, магистру пришлось облачиться в длинную кавалерийскую кольчугу. А его шикарные черные кудри укрывал круглый шлем, забрало которого он вопреки приказу закрыть отказался. Доспех этот тоже явился результатом активной предпринимательско-снабженческой деятельности Баргула. Когда вчера вечером вернулся кавалер Андрий, слегка покачиваясь и облагораживая воздух ароматами вина, к нему сразу с предложением бартерной операции подкрался дальний родственник Чингисхана. Предметом сделки являлись два панциря рогоглазых, пробитых лихими копейными ударами. Взамен же он просил тот самый доспех, который теперь своим присутствием украшал Граик.

– Но они же наши союзники, – возмутился было благородный кавалер.

– Потеряли? Я нашел, – долбанул его азиатской логикой Баргул.

– Полноте, друг мой, я дарю вам доспех, – попытался отбиться Андрий.

– Молодых, как биться, учить будешь? Новый доспех – другой прием, – просветил его друг степей.

Слышали бы вы, как возмущался отважный Магистр Ордена Прямых Клинков, когда я предложил ему облачиться в доспех. Представили? Вы ошибаетесь. Только хамское злоупотребление авторитетом заставило его надеть эти «презренные железки». Не надо – не надо. Я ведь арбалет опробовал. Весьма даже да. Бездоспешного в клочья порвет. В мелкие. А личный состав беречь надо.