По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 45

– И чей же ты такой шустрый? – умилился тот.

– Да уж не твой.

– Ты, похоже, плохо знаешь, кто я. Не хочешь говорить – молчи.

И величественно так простер руку. Что вы думаете, он шутил? Ничуть не бывало. Кроме нечленораздельного мычания, изо рта злодея звуков более не исходило. Он схватился за горло. В глазах плескался ужас. Мужчинка оказался опять близок к обмороку. Я, честно говоря, был лучшего мнения о средневековых душегубах. А тут институт благородных девиц какой-то, право слово.

– Хочешь говорить – говори, – пожал плечами Тивас.

– Лагмара Рыжего, – выпалил тот.

– И что ж это за зверь такой?

– Господин сотник.

– Чудесно. И чего же он сотник?

– Сотник Внутренней Стражи.

– Прелесть какая. И что это такое?

– Внутренняя Стража есть оплот борьбы со смутьянами, бродягами и мошенниками.

Тивас явно наслаждался разворачивающейся ситуацией.

– Как звать тебя?

– Дагобер.

– И кто же ты будешь, Дагобер?

– Я харсог, Хозяин своего меча, – приободрился допрашиваемый.

– Никогда не слышал о харсогах, – удивился Тивас. – Откуда ты?

– Мы живем в горах Алатара.

– Бред какой-то, – поморщился седой наш вождь. – Не знаю таких гор. А как попал сюда?

– Арфаны купили наши мечи, – с мрачноватой гордостью сообщил пленник.

– А на нас зачем напал?

– Господин сотник приказал всех, кто со степи ехать будет, бить.

– И многих ты, помет говяжий, побил?

Солдат удачи грустно опустил голову. Мы оказались не первой бедой на его пути. Сегодня утром он вышел со своим десятком сменить предыдущий патруль. Но из десятка им навстречу выехали всего двое. Оказалось, что в процессе патрулирования их десяток надумал установить личность некоего лорда, который осуществлял конную прогулку с парой бодигардов. Воодушевленные своим численным превосходством сотрудники Внутренней Стражи решили похамить. Лендлорд возмутился, и те двое, что встретились нашему пленнику, спаслись лишь благодаря резвости своих скакунов. Отважный Дагобер повел объединенный отряд на место схватки, но, к счастью своему, недоброго лендлорда не застал. А обнаружил лишь тела своих сослуживцев. А когда они стали предавать тела земле, предварительно освободив от всего лишнего, к месту боя подъехали еще два каких-то нахала. Один побольше, второй поменьше, и в циничной, надо полагать, форме стали выяснять дорогу в ближайший населенный пункт. Когда же находящиеся в глубокой грусти сотрудники Дагобера потребовали от них оплатить искомые сведения, проезжающие повели себя совершенно невежливо.

Тот, что побольше, вышиб из седел троих длинной железной палкой, да так успешно, что их тоже пришлось предавать земле, а тот, что поменьше, всадил еще одному стрелу в глаз, отчего тот и скончался. Погрозив пальчиком воинам Внутренней Стражи, проезжающие проехали, а расстроенный Дагобер со товарищи отправился к месту патрулирования и обнаружил там нас. С чего в его тупую голову пришла мысль, что мы можем оказаться добычей, я не знаю. Чем завершились его меркантильные поползновения? Очередной бедой.

– Друг мой Саин, обрати внимание на то, что делают эти дети грязи, – с высоты своего скакуна обратился ко мне Унго.

Недобитые дети грязи ловили лошадей.

– Да пусть убираются.

– Они не собираются убираться. Они собираются напасть на нас.

Злодеи оказались отнюдь не трусами. Взгромоздившись на лошадей, они всерьез собирались попытать счастья вторично.

Хайгард развернулся прыжком.

– Сейчас... – начал было Унго.

Из-за поворота на роскошном гнедом коне появился всадник. Ему было весело, и весельем своим он щедро делился с окружающими путем громкого распевания чего-то очень жизнерадостного. Подыгрывал себе любимец муз на каком-то инструменте, сделанном в виде треугольного лучка со струнами, из которого ему неизвестным науке способом удавалось извлекать достаточно мелодичные и весьма бодрящие жизнерадостные звуки. Увидев нас всех, он остановился, и хотя песнь орать перестал, но продолжил услаждение нашего слуха своим музицированием.

На сгибе правой руки его уютно устроилось длиннейшее копье, судя по блеску целиком металлическое с очень живописными лохмотьями по всему древку. Из-под левой руки торчала рукоять нетолстой дубины, обмотанной в несколько слоев кожей. Левое плечо украшала длинная рукоять меча, а из-за правого выглядывали солидные такие стрелы с большой, наверное, палец толщиной. Длинный, ниже колен, шишковатый доспех, длинный острый шлем с поднятой личиной чудом удерживался на затылке.

Широкоплечий мужчина, свитый из длинных мышц. Приятное лицо. Крепкий, торчлявый подбородок, улыбчивые губы, ровный, с легкой горбинкой нос, лениво-сытые карие глаза, тонкие соболиные, больше приличествующие девушке, нежели мужчине, брови.

Рядом встал заводной конь, поверх тюков лежал немаленький стальной щит.

Злодеи, увидев весельчака, совершенно явно сникли, но топорщиться копьями не перестали. Допрашиваемый побледнел еще больше. Визитер же рассматривал развернувшуюся картинку с большим интересом.

– Это он, – выдохнул Дагобер. – Тот богатырь с копьем.

Абсолютно игнорируя сбившихся в кучу местных полицистов, всадник безбоязненно направился к нам. Хайгард с хряском закрыл своего хозяина в боевой башне.

– Ходите невредимыми, люди, – приветствовал нас музыкант. – Эти неудачные дети своих матерей и вам преградили дорогу?

– Не очень успешно, как видишь, – указал я рукой на следы буйства товарища Унго.

– Не я ли говорил тебе не останавливать людей? – поинтересовался копьевозец у плененного нами. Тот угрюмо качнул головой. – Не я ли говорил тебе, что закончишь ты свой жизненный путь не оплаканный внуками? – вопросил он вторично. Дагобер заскромничал и промолчал. – Не говорил ли тебе я, что смерть ты примешь от моей руки, если будешь брать плату с людей, проезжающих этой землей? – возвысил он голос.

Повисла пауза. Я не хотел, чтобы конный бард изничтожал наш источник информации, но и драться с этим парнем у меня особого желания не было.

– Тебя наказали боги, – сообщил нашему пленнику незнакомец. – Ты спешен, обезоружен, пленен. И жизнь твоя принадлежит победившим тебя, – заклеймил он окончательно местного сотрудника ГАИ. Затем обратился к нам: – Эти странные люди потребовали плату за проезд. Я не хотел бить их, немного поучил копьем, но они оказались дурными воинами и умерли, упав на землю. Не стоит садиться на коня, если не умеешь падать с него. А еще одного мой побратим убил, пробив его голову стрелой. Тот оскорбил его. Плохие воины. Мы видели начало вашего боя с того кургана и поспешили сюда. Но помощь наша не понадобилась. Таким достойным людям эти вороны не помеха. Я видел твою атаку, воин, – обратился он к Унго, – ты полил мое сердце медом. Какой удар скакуном, какие чистые удары клинками. Прими мое восхищение, – приложил он ладонь к сердцу.

Польщенный Унго поклонился в ответ.

– Если ты отставишь свое варварское копье, я готов биться с тобой, – вдруг заговорил Дагобер.

– Ты не можешь биться со мной, – пояснил ему наш визави, – ты – пленник, и нить твоей жизни в руках у этих достойных. Они побили вас, смеясь.

– Я отпускаю тебя, – сказал вдруг Тивас пленнику. Тот недоверчиво посмотрел на него. – Да, отпускаю. Не буду накладывать на тебя заклятия. Но дам совет. Бери своих воинов и уезжай. Лорд не простит твоему Лагмару нападения на себя. Ты видел, как бьются лорды?

– Видел.

– Уходи. – И повернулся к нашему новому знакомцу: – Я – Тивас. Люди этой земли зовут меня Магом и Колдуном, но я целитель и изыскатель. Благодарю тебя за желание помочь нам.

– Я – Хамыц. Я – воин. Я – певец. Со мной мой побратим. Имя его Баргул. Он человек Шань. Он великий стрелок. Сейчас он смотрит на тех недостойных поверх своей белооперенной стрелы.

– И на нас тоже? – поинтересовался я.

– И на вас тоже, – не стер улыбки с лица Хамыц.

– Я – Саин, сын Фаразонда. Я люблю ехать верхом и смотреть на земли, что открываются мне.