По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 36

Народу здесь было много всяческого. Я не говорю о синих Хушшар. От них, в прямом смысле слова, рябило в глазах.

По улицам шли коренастые желтолицые люди с редкими бородками, в накидках из длинношерстых шкур, с короткими секирами на широких проклепанных поясах.

Суроволицые великаны с заплетенными в косицы бородами, привычно одетые в брони из толстых костяных пластин, тащили на плече длиннейшие лабрисы. Этих я узнал – фандо.

Горбоносые, сухощавые, долготелые, в бурых шерстяных накидках, не расстающиеся с внушающими уважение то ли копьями, то ли алебардами. Кто такие – неведомо.

Поджарые, сухопарые, в черных, проклепанных байданах, гундабанды со своими обернутыми вокруг талии мечами. Какие-то коренастые серолицые мужички в вывернутых мехом наружу безрукавках, волочащие по земле здоровенные не по росту мечи.

– Почему так много вооруженных людей? – спросил я у Тиваса.

– Охотники, – пояснил он. – Еще четыре дня, и Хушшар опустят мосты в Степь. Ты сам видел, сколь чудная живность там водится. А ценна она безмерно. Хушшар хорошую плату за проход по мостам берут. А уж в Степи как повезет. Сам видел. Или добычу себе отыщешь, или сам добычей обратишься. Как повезет, – повторил Тивас.

Но больше всего меня поразили магазины, потому что лавками это назвать просто язык не поворачивался. Бутики с сонмом непривычно вежливых продавцов, ненавязчиво зазывающих покупателей. Причем раскручивали по-страшному. Меня в какой-то момент заинтересовала каменная доска с весьма продвинутым мозаичным орнаментом. Стоило мне бросить на нее заинтересованный взгляд, как рядом со мной материализовался из аира профессорской внешности дядечка, выразивший готовность просветить меня по поводу любопытного артефакта. И бодро стал просвещать. В процессе лекции мне всучили набор зубочисток «с потрясающим ароматом утреннего раконга», что-то вроде плоскогубцев – «незаменимое средство при прочистке межпальцевых пространств полуречных ламатеров» и какой-то жуткого вида предмет, на поверку оказавшийся «новомодным изобретением рудокопов подземных для открытия вин, в запечатанных смолою и сургучом бутылях содержащихся», штопор по-нашему. От дальнейшей закупочной истерии меня спасло появление Тиваса, которому тут же втулили «ползуна, для чистки мантий магических необходимого». Вот. А каменная штуковина, привлекшая мой блудливый взор, оказалась столешницей, «что подставкой служить может сему набору кувшинов работы мастеров арейских несравненной».

Подкрепив местную торговлю покупкой предметов в высшей степени необходимых, мы миновали территорию этих бутиков, затем бутиков шмоточных, бутиков оружейных, бутиков продуктовых и попали в район книжных развалов, где за капюшон из магазинов вытаскивать уже приходилось чернолицего ученого. Только мои жалостливые завывания о близости голодной смерти и попытки насильно приложить ухо Тиваса к бурчащему от кулинарной ярости животу смогли оторвать афро-американского изыскателя от настойчивых попыток погрязнуть в прахе тысячелетий.

Выслушав ряд идей: «подожди секунду, я вот-вот», оскорблений: «тупой неуч», попыток подкупа: «а давай, друг мой Саин, приобретем тебе сию любопытнейшую книгу», я все же доставил атлетичного книгочея к вратам искомого заведения, где мы, в общем-то, оказались ведомые отнюдь не моими проводническими талантами, а скорее рукою рока.

Мне было очень любопытно посмотреть на средневековую ресторацию, но признаюсь, в первый момент я был слегка разочарован.

Приятный белоснежный четырехэтажный особняк с резным растительным орнаментом на стенах. Высокие окна первого этажа ярко освещены, те, что повыше, светятся избирательно. Широко открытые ворота в высоком решетчатом, художественной ковки, заборе. Резная же каменная коновязь.

Стоило въехать в ворота, как к нам подбежала стайка малолеток, клятвенно пообещавшая за соответствующую плату наших коней и из соски покормить, и на ручках понянчить, и колыбельную пропеть. Юные деятели гостиничного бизнеса заверили нас, что комнаты свободные есть, а вещи они наши, конечно же, доставят. После совершения процедуры оплаты группа обслуги уволокла наших верных коней в сторону длинного каменного строения, из которого доносились ароматы, прямо указывающие на его предназначение.

А мы направились к широкой лестнице, украшенной двумя чудовищами, вырезанными из камня с большим тщанием. Лестница упиралась в симпатичную, покрытую сложным орнаментом дверь размером со средней величины крепостные ворота. Тивас свободной рукой толкнул одну из створок, и мы вплыли в зал. Он – величественно опираясь на посох, а я, оседланный Бонькой, который с любопытством крутил во все стороны своей заостренной мордахой.

Не знаю уж, чего я ожидал, но чего-то явно более экзотичного.

Длинная, вдоль всего помещения, деревянная стойка, бар, наверное, множество столов, несколько дверей, у которых стоят мрачноватые дяденьки, явно кабинеты для людей, которым надо посекретничать, широкая каменная лестница, уходящая на следующий этаж. Помещение ярко освещено многоцветными шарами, висящими в накуренном в меру воздухе на разной высоте. Приятный такой среднеевропейский кабацкий пейзаж. А народу много, но больше у длинной стойки. Явно пришли сюда пропустить стаканчик-другой в своей компании.

– Постой-ка, красавица, – окликнул Тивас пробегавшую с подносом девушку.

– Минутку, достойный, – умчалась она, разгрузила поднос и уже стояла перед нами, беззастенчиво разглядывая меня.

Я инстинктивно приосанился, но вовремя заметил, что взгляд ее больше направлен на мое левое плечо, где непоседливо вертелся Бонька. Она даже было протянула руку погладить его, но он, несклонный к сантиментам, недовольно мявкнул. Девчонка испуганно отдернула руку.

– Слушаю тебя, достойный, – легко присела в ловком книксене, блеснув в глаза нам из смелого декольте белизной поспевшей уже груди, на которой Маг и Колдун совершенно случайно задержал свой отеческий взор.

– Позови хозяина, дитя, – проговорил он, с треском отдирая взгляд.

Ох, понимал я вождя и учителя. Как воспитанные люди на обнаженных женщин смотрят? Не понимаю. Это же какую надо выдержку иметь!

– Не желаешь ли присесть, гость? – поинтересовалась официантка. – И усладить нёбо глотком терпкого вина либо пенистого пива? А тем временем и хозяин подойдет.

– Неси и зови, – выдал директиву Тивас.

Девушка, взметнув юбкой, весьма приличной длины, замечу, но как-то ловко зауженной на весьма стройных бедрах, умчалась стрелой. Ей-богу, именно эта ассоциация пришла на ум, потому что через доли минуты она буквально грохнула о стол поднос, с которого сгрузила два кувшина. Один стеклянный, с зеленовато-солнечным вином, второй, побольше, грубоватый, глиняный, с густой шапкой пивной пены, съезжающей набок. А потом, как фокусник, нашвыряла на стол тарелочек с непристойно тонко нарезанными заедками и умчалась, на прощание дав ценный совет:

– Отведайте.

Отведали. И сыр со слезой, и сыр без слезы, и ветчину, и какие-то тонкие острючие колбаски, и прозрачные лепесточки рыбы, и крупную зеленоватую икорку, и обжигающе соленые корешки, и пряные листики, и малюсеньких подкопченых птичек, таких нежных, что сжевали вместе с костями, и длинные упругие полоски, залитые вроде бы сметаной, и что-то вроде соленого винограда. Кувшины опустели практически мгновенно. Вроде закусили, а в желудке взвыло так яростно, как будто там решили, что глотку перерезали. Очень умно рассчитанный рацион. Есть захотелось так, что от моего голодного взгляда люди за соседними столами стали беспокойно отодвигаться. Я собрался рявкнуть, но к столу уже спешил изящный мужчина, на ресторатора похожий весьма отдаленно, в алом, застегнутом до горла халате, круглой шапочке на голове, переливчатых шароварах и богато расшитых золотом и камнями чувяках на босу ногу.

– Друг мой, Тивас! – пристойно заголосил он, раскидывая руки для объятия. – Я счастлив, я счастлив, – тараторил он, активно расцеловывая Сергея Идонговича в нежные черные щеки. Борода, кстати, у Тиваса не росла. Счастливый человек. А мужчина ликовал. – Велики Боги, что послали тебя под мой кров. Молчи. Не говори ничего. Ты не умеешь есть. Ты, варвар, лишь умеешь насыщаться.