Чудеса в ноутбуке (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 53

Этот кроваво-грязный клубок вызвал отвращение всем своим видом — острое, до тошноты. Невыносимо, противоестественно мерзкое, копошащееся, оно не должно было, не могло существовать. И уж тем более оно не имело права причинять боль тому, кого я люблю!

Отвращение и глухая злость захлестнули, смывая страх. А в следующее мгновение голова взорвалась болью, и мир померк.

Пробуждение оказалось отвратительным: мои нос и губы тёрли вонючим мокрым наждаком. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, что происходит, и оттолкнуть кота.

— Фу, Васька, какая гадость! — хрипло прокаркала я, пытаясь сообразить, что не так в окружающем мире, кроме неожиданных котячьих нежностей.

Голова трещала так, как ни одному похмелью и мигрени не снилось, и напрочь отказывалась работать. Но даже такое состояние не помешало осознать, что я не просто лежу, а лежу в одежде и на полу. Очень грязном полу, точно не дома.

На меня напала гопота в подворотне?..

— Вась, да уйди, фу! Ты на помойке что-то сожрал? — пробормотала я, вновь отпихивая настырного кота.

Понимая, что хвостатый будильник не отвяжется — погодите, а как Василий оказался в подворотне вместе со мной и гопниками? — я нащупала обеими руками землю и осторожно попыталась приподняться. В голове пульсировало, но она не кружилась. Разлепить веки оказалось труднее, они ссохлись под какой-то непонятной коркой, а трогать глаза такими грязными руками не стоило.

Когда удалось прозреть, я с трудом сфокусировала взгляд на странной скамейке прямо перед носом. Моргнула пару раз, пытаясь понять, что она напоминает — такое очень знакомое и простое.

Осознание обрушилось вдруг, вместе с сюрреалистическими воспоминаниями о бурой мерзости в темноте.

Ейш!

Вцепившись в скамейку, чтобы не упасть, я огляделась. Попыталась делать всё быстро, но от резкого движения головой в ней угрожающе качнулась боль, едва не отправив обратно в беспамятство. Пришлось двигаться более осторожно и плавно, не расплёскивая.

Старенький и ветхий вагон, словно бы набравший ещё лет тридцать с того момента, когда мы в него садились, стоял под открытым небом. Серое и сумрачное, дождливое, оно виднелось через замызганные окна, разбитые провалы на месте оных и пролом в потолке. Вагон выглядел так, как будто по нему шарахнули здоровенной дубиной или, скорее, сдавили огромными челюстями. С потолка свисали оборванные провода и потрескавшиеся панели отделки, торчали погнутые металлические рёбра.

Кощей лежал навзничь, ногами к пролому, присыпанный сверху обломками. Никого больше в вагоне не было.

Не рискуя подняться на ноги, я доползла до Ейша на четвереньках. Дрожащей рукой долго пыталась нащупать на шее пульс, окликая по имени, бормоча какие-то глупости, хлопая по щекам и умоляя очнуться.

Нашёлся пульс, нашлась окровавленная ссадина на затылке. Судорожно вздохнув и стиснув кулаки, я постаралась взять себя в руки и прекратить панику.

Он жив. Жив. Просто без сознания. Да, придавило чем-то, но обломки, кажется, не очень тяжёлые, и я смогу их убрать. Попробую.

Скорая! Первым делом надо вызвать скорую. И спасателей. Только бы телефон выжил!

С этой отчаянной мыслью я, всё так же не поднимаясь на ноги, отползла обратно в угол. Телефон нашёлся под скамьёй, почти целый, лишь уголок экрана надраскололся. Включился без капризов и показал время — половина пятого утра. Это мы без сознания столько?..

От ужаса похолодели руки. А если Кощей всё-таки не очнётся?

Очнётся. Глупости это. Я тоже только что пришла в себя, и то благодаря Василию! Сейчас приедет врач…

А куда он, собственно, приедет?

Я несколько секунд тупо пялилась в экран, пытаясь понять, как быть. Боль мешала соображать, мысли через неё протягивались медленно и мучительно, словно холодный пластилин через дуршлаг.

Геолокация поможет? А если нет? А если скорая сюда не проедет? Где мы вообще?!

С телефоном в руках я вернулась к Кощею, опять убедилась, что его сердце бьётся и дыхание как будто ровное, и постаралась сосредоточиться на поставленной задаче.

Нужна помощь. Нужен врач. И кто-то, кто сможет объяснить полиции развороченный вагон метро и нас в нём.

Мне чертовски, неприлично повезло: среди скопированных с сим-карты номеров воскрес контакт Дорохова, который я удаляла с телефона, когда мы разругались.

— Наташ? Какого чёрта тебе не спится? — сонный голос Ильи дал понять, что вляпались мы незаметно для куратора и с момента расставания прошло всего несколько часов, а то бы нас уже хватились.

— Нужна скорая, — мой собственный голос звучал сипло и как будто со стороны. — У Кощея разбита голова, он не приходит в себя.

— Что? Что случилось?!

— Не знаю. Я не знаю, где мы. Прости, страшно болит голова, мысли путаются… Я сейчас попробую встать и выглянуть из вагона…

— Какого, к чёрту, вагона?! — ужаснулся Дорохов. — Так. Сиди спокойно. Я тебя отслежу по телефону и вызову помощь. Дай четверть часа!

— Спасибо, — я шмыгнула носом.

— Держитесь. Отбой.

Он отключился. Я несколько секунд пялилась на экран телефона, который отнесла от уха, пока тот не погас, и только после этого наконец сообразила, что кому надо — уже позвонила, помощь в пути.

Надеюсь, она и правда приедет быстро.

Я перебралась поближе к завалу и пригляделась. Вообще-то называть это завалом — много чести, так, несколько некрупных обломков. Внутренне сжимаясь от ужаса, я взялась за этот мусор, не поднимаясь с колен, потянула. Ничего страшного не случилось: крыша не рухнула, Кощей под мусором оказался целым на вид — никаких кровавых пятен и торчащей из ног арматуры. Васька ходил вокруг, делая вид, что помогает, и тревожно обнюхивал мужчину, порой брезгливо тряся лапами.

Ейша просто оглушило. Всё в порядке. Скоро он очнётся, повода для паники нет. Потом приедет помощь, и…

— Где мы? — надтреснутый голос мужчины лучшей музыкой прозвучал в тот момент, когда я, сбросив нетяжёлые обломки в пролом, опять села перевести дух.

— Живой! — радостно кинулась я к нему, пытающемуся сесть.

Ну как — кинулась? Как могла, без лишней спешки. Обняла, чуть не уронила обратно, но вовремя опомнилась и перестала мешаться.

— Ты как? Болит что-то?— Кощей внимательно уставился на меня. — Ничего не помню…

— Нормально, — заверила я. Когда он очнулся, даже моей голове стало легче. — На нас в метро напала какая-то дрянь. А где мы и как сюда попали — не представляю!

— Сейчас… — начал он, попытался подняться и вдруг, скривившись, болезненно зашипел сквозь стиснутые зубы.

— Что?! — всполошилась я.

— Да нормально, — попытался отмахнуться он, но потом всё-таки пояснил: — Нога. Кажется, сломал…

— Где? Надо ботинок снять, распухнет, хуже будет...

— Хуже будет, если я начну его снимать, — уверенно возразил он. — Сейчас попробуем выбраться, я…

— Лежи. Я связалась с Дороховым, он обещал прислать помощь. Ну куда ты?! Лежи!

Несмотря на моё брюзжание, он сел, подвинулся так, чтобы прислониться к скамейке. Я было попыталась устроиться рядом, но наткнулась на резкое недовольство Кощея и требование забраться на сиденье и не мёрзнуть. Было и правда достаточно зябко, да ещё диванчик заметно чище пола, так что спорить не стала. А устроившись немного боком, мягко потянула мужчину к себе, предлагая откинуть голову на колено. Он не возражал, прикрыл глаза, когда я начала осторожно поглаживать и массировать виски. Василий тут же запрыгнул ко мне и, привалившись к бедру тёплым боком, принялся деловито вылизываться.

Мою голову понемногу отпускало.

Появилась возможность оглядеться, но понятнее не стало. В по-осеннему холодных и мокрых утренних сумерках со всех сторон виднелись тёмные пустые вагоны. Старые, с выбитыми окнами, явно нерабочие — такие же, как наш. За этим металлоломом угадывалось серое здание, впереди — как будто подъёмный кран, но я бы не поручилась.

Ну… По меньшей мере здесь безопасно и у нас над головой крыша, которая не протекает. Хотя через разбитые окна и дыру посреди вагона здорово сифонило, и я начала понимать, что успела здорово замёрзнуть ещё до того, как очнулась. Стоило бы перебраться обратно в угол, там наверняка теплее, но сил на это не осталось.