Возлюбленная Верховного Бестиара - Индиви Марина - Страница 15

– Дерзишь? – холодно произнес он. – Не забывай, что ты все еще моя собственность, Алина. И так будет всегда.

«Не всегда, а пока ты жив», – отрывисто подумала я и ужаснулась собственным мыслям.

– Не забуду, – коротко отозвалась я. – Зачем здесь Игнат?

– Защищать мою дочь, разумеется.

Разумеется. Именно поэтому ты отправил его с нами сразу.

Вслух же я сказала совсем другое:

– Теперь он будет ходить с нами везде?

– Снова угадала, Алина.

Значит, будет за мной следить. Вопрос только в том, почему.

– Хорошо.

Я никогда не работала с Савельевым своими методами, но если придется – буду. Поэтому новость меня не потрясла и не ошеломила, могло быть гораздо, гораздо хуже. Например, Игнат мог здесь оказаться для того, чтобы навредить Богдану. Почему меня это вообще волнует?!

– Это не единственная причина, по которой я хотел с тобой поговорить. Мне нужно, чтобы ты узнала все планы моего племянника: начиная от нашего с ним сотрудничества, к чему мне готовиться, и заканчивая тем, что он собирается делать со странами, поставившими нас в такое положение.

Что я только что думала про «могло быть хуже»? Вот это оно.

– Передавать все будешь через Игната. И да, моя дорогая Алина, в ближайшее время ты должна снова соблазнить моего племянника и стать к нему ближе. Учитывая, сколько прошло времени, и ты, как настоящая умница, вертела хвостом, не подпуская его к себе, подозрений это не вызовет.

Это не просто хуже. Это намного, намного хуже.

– А если я откажусь? – холодно уточнила я, забыв обо всех играх. Во мне просто полыхнуло от осознания того, что мне предстоит сделать.

Я могла делать это с кем угодно. Но только не с Богданом.

Нет!

– Откажешься – и больше никогда не увидишь свою дочь. – Верховный посмотрел на меня в упор. – Но ты же этого не сделаешь, Алина. Потому что, как я уже сказал, ты у меня настоящая умница.

Сила артефакта иссякла, или Михаил разорвал связь. Воздух перестал искрить, магии вокруг меня не стало, я же продолжала сидеть с неестественно прямой спиной, вцепившись пальцами в край стола.

– Мамочка, почему ты сегодня такая молчаливая? – Снежана заглянула мне в глаза, выдергивая из состояния, в котором я находилась с минуты разговора с Михаилом.

Я и впрямь едва ли сказала дочери хотя бы пару слов за весь день. Мне казалось, что я не могу нормально дышать, не то что говорить. Может ли Михаил отобрать у меня дочь? Я могу убедить его этого не делать с помощью магии. Могу убедить его изменить решение по поводу Богдана. Могу ли? И сколько человек знает о том, что он задумал? Что я должна сделать?

Каждое магическое вмешательство стоит мне сил, которые приходится восстанавливать по несколько дней, каждое нужно проверять и перепроверять по десять раз, чтобы никто не сообщил Михаилу о странностях в его кардинально изменившейся позиции или решении. Михаилу, его гостям, всем, на ком я применяла магию. Пока что мне удавалось обходить острые углы. Пока что. Но сколько еще я смогу ходить по лезвию?

Не говоря уже о том, что я не могу повлиять на Михаила, пока он в Авенне, а я в Талминбурге. Попытаться обмануть Савельева? Возможно, но на сколько меня хватит?

Если у нас с Богданом не будет постоянной связи, откуда я буду брать информацию? Не говоря уже о том, что я ее брать не хочу!

– Мама…

– Помолчи! – Я повысила голос, сама того не замечая, но Снежана дернулась. Губы у нее задрожали, в глазах заблестели слезы: еще бы, я никогда раньше не кричала на дочь. Никогда!

Будь прокляты все эти интриги и верховные, вместе взятые!

– Снежинка, – я мгновенно развернулась к ней, – прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть, просто мне нужно принять очень важное решение, которое не дает мне покоя.

– Какое? – Снежана шмыгнула носом, но плакать передумала.

– Неважно. Просто я очень волнуюсь, постоянно нахожусь в своих мыслях, и…

– А находиться в своих мыслях – это как?

Мы сидели у нее в комнате, по стеклу барабанил дождь, превращающий Талминбург и летние сумерки в серый пейзаж, кажущийся застывшим во времени и пространстве. Настолько, что, казалось, ничего не изменится, если я проснусь завтра, послезавтра, через неделю, месяц и через год.

Вот только дело было не в сырости, не в сумерках и не в столице Северной Лазовии. Такой была моя жизнь у Михаила, даже в самые солнечные дни. Единственное, что менялось – это моя Снежана. Снежана, которая росла не по дням, а по часам, я помнила ее первую улыбку, первый смех, первые неуверенные шаги. Первое: «Ма-ма!», каждую бессонную ночь – няням я в то время не доверяла и спала от силы два-три часа в сутки.

Снежана росла, и только она позволяла мне чувствовать себя живой. Ни магия, ни знания, ни даже вся та мощь, которой я обладала и за которую расплачивалась днями бессилия, не позволяли мне снова ощутить ту яркость жизни, которая пульсировала в самом сердце, текла по венам, будоражила и опьяняла сильнее любого хмельного напитка.

Больше в моей жизни ничего не напоминало о той Алине, в жизни которой был Богдан.

Я убрала тарелки (мы как раз закончили ужин) чуть подальше, чтобы случайно их не опрокинуть, пересадила дочь к себе на колени и погладила по волосам.

– Это когда у тебя в голове все время крутится, крутится что-то, и ты никак не можешь это остановить.

– Что, совсем не можешь? – Снежана широко распахнула глаза.

– Совсем.

– Но так же не бывает! Сейчас я думаю про Мирона с Матвеем! – Она крепко зажмурилась, а спустя несколько мгновений открыла глаза. – Вот! Сейчас не думаю! Это же просто, мамочка!

Если бы все было так просто!

– Что ты о них думала, милая?

– Что они совсем не похожи на отца! А еще, что мы с ними сегодня не виделись, и я скучаю.

Анна сегодня забрала детей на весь день к подруге, поэтому Снежана так с ними и не увиделась.

– Поиграешь завтра, Снежинка.

– А ты как находилась в мыслях? То есть… что у тебя там крутилось?

Я улыбнулась.

– Это слишком сложно.

– Мне ты можешь сказать. Я взрослая!

Я не выдержала и улыбнулась еще шире.

– Давай я тебя лучше защекочу, взрослая!

Дочь завизжала и принялась вырываться, хотя я не особо ее и держала. Заливаясь смехом, она брыкалась, как жеребенок, я только чудом не заработала несколько синяков. Зато когда остановилась, Снежана уже не помнила о том, как горячо хотела выяснить, что там происходит в моих мыслях, что там постоянно крутится. Моей малышке совершенно точно не стоило знать, что в последнее время там исключительно ее отец.

Ее настоящий отец.

Глава 12

Алина

Савельев следовал за нами неотступно. Куда мы – туда и он. Предлог был отличный: защищать Снежану, чтобы за нами следить. Как всегда, одним «подарочком» судьба не ограничилась. Анна вечером не вернулась от подруги, из чего я сделала вывод, что у них с Богданом произошла размолвка. Не сбегают женщины просто так к подругам из счастливого брака: уж что-что, а это я понимала.

Поэтому когда дочь спросила, когда у нее получится пообщаться с братьями, я ответила, что не знаю. Потому что, с наибольшей вероятностью, бестиари задержится в гостях, пока Богдан ее не вернет. Или не попросит прощения – за что, я понятия не имела, но мне было не до их сложностей. Со своими бы разобраться. А для начала понять – как.

Сказать, что я сама ни разу не думала о побеге – ото всего этого, от Михаила, от его приказов, от этой жизни, которой никогда себе не просила – значит, солгать. Многие во дворце Верховного считали, что я хорошо устроилась: купаюсь в шелках, сплю на пуховых перинах. Дорвалась девка до того, что другим за всю жизнь не светит.

Я бы все эти перины и шелка с большим удовольствием оставила в прошлом, работала бы, как отец и родные у Семена. Просыпалась с рассветом от пения птиц, зимой – от морозного скрипа снега за окном. Одевала бы Снежану, а потом мы бы вместе с ней шли к реке или быстро-быстро умывались, чтобы не замерзнуть. Занималась бы делами по дому, глядя, как моя дочь играет, и с большим удовольствием не знала бы ничего обо всей этой политике, интригах и о том, каково это – просыпаться на пуховой перине, как в кандалах.