Нежное создание 2 (СИ) - Штиль Жанна - Страница 60

Подумав о нём, Ника скользнула по его фигуре ничего не выражающим взглядом. На следующий день после смерти госпожи Маргрит у неё с Адрианом состоялся тяжёлый разговор.

Поговорить с ним получилось только вечером, когда гроб с покойницей стоял в гостиной, вереница первых соболезнующих иссякла, а у тела остались тётушка Филиппина и две женщины, нанятые читать молитву.

Именно Ван дер Меер помог Нике решить все организационные вопросы и дал на похороны недостающую денежную сумму. Видя её отстранённое состояние, не пытался отвлечь, разговорить, в её личное пространство не вторгался. По его поведению девушка видела, что их разговор обязательно состоится, только нужно дождаться, когда они останутся наедине.

После их поцелуя, встречаясь с ним взглядом, она не чувствовала себя неловко, не смущалась, не краснела. Её сердце то билось учащённо, то замирало в предвкушении слов признания. Он не договорил — помешала госпожа Маргрит, но договорит обязательно. Когда? Сегодня.

Ника волновалась. В душу закралась тревога.

Раз за разом девушка прокручивала в памяти его слова: «Руз, с тех пор как я вернулся…»

Одолевали смутные сомнения: что он хотел сказать? Быть может, не то, что она всем сердцем желала услышать?

«Мне очень нравится Руз» — сказал он госпоже Маргрит.

Сказал: всего лишь нравится. «Любить — это другое. Какое?» — путалась Ника.

Сердце замирало от воспоминаний о поцелуе. Но и здесь грызло сомнение: целовала его она, а он… поддался искушению?

Ника терпеливо ждала вечера. Мучилась сомнениями и ждала.

За хлопотами день неуклонно близился к концу. Она отпустила прислугу и вышла проводить Ван дер Меера до калитки. Не сговариваясь, они сели на скамью и долго молчали.

Девушка смотрела в быстро темнеющее небо, на узкий серп бледной луны и робко зажигавшиеся первые звёзды, тонувшие в розовой бледности севшего солнца.

Дуновение лёгкого ветерка остудило горячую голову. После побоев госпожи Маргрит голова стала пудовой, болела, как и плечи, и предплечья. Тяжёлая рука была у госпожи Маргрит. Была.

Ника молчала, не знала, нужно ли начать разговор первой или не стоит спешить и дать возможность высказаться мужчине.

Боялась.

Боялась того, что может услышать.

**

Кэптен достал глиняную трубку. По наблюдениям Ники в последние дни курил он много.

Она положила руку на его предплечье, останавливая.

— Адриан, — невольно сорвалось с губ его имя.

— Погоди, — сказал он требовательно.

Трубка хрустнула в его пальцах. Он отбросил обломки, перехватил руки Ники, прижал к своей груди. Молча кружил по её лицу потемневшими глазами, на дне зрачков которых плавилось чернёное серебро.

Девушка сжалась под его пристальным взглядом, нервно облизала губы. Слабо дёрнула руками, но мужчина не отпустил, крепче сжал свои пальцы на её запястьях.

Она больше не вырывалась. Опустившиеся сумерки не мешали видеть его сосредоточенное лицо с поперечной складкой между бровями.

Слышалось лихорадочное, участившееся дыхание — её и его.

Молчание затянулось, стало невыносимым.

— Руз, — Ван дер Меер отпустил её руки. — Твоя мать верно сказала. Я не должен даже думать о тебе.

— А ты думаешь? — подпрыгнуло её сердце от радости.

— Думаю, — Кэптен обхватил лицо девушки ладонями, сжал. — Думаю постоянно. Не должен, но думаю. Не должен был целовать, но целовал. Это сильнее меня. Но… Руз, я не могу обречь тебя на бесконечное ожидание. Мы никогда не будем вместе.

— Бесконечное ожидание? — не понимала она. — Тебя с Анникой разведут, не могут не развести. Я подожду.

— Мне казалось, что ты знаешь, — он наклонил голову, всматриваясь в её лицо. — Церковь даст дозволение на моё разлучение с… женой, но развод с позволением повторного брака не одобрит.

— Мы обратимся в высший церковный суд. Так же можно? — смотрела в его сощуренные глаза, в которых плескалась боль.

— Ожидание решения может затянуться на годы. Ты станешь ждать три, пять, десять лет? — невесомо коснулся сухими губами её губ.

— Десять? — онемевшими губами прошептала Ника.

Ждать столько долго она не хотела. Закрыла глаза в ожидании его поцелуя.

Адриан коснулся губами её лба, убрал ладони.

Девушка открыла глаза, заговорила вдохновенно, торопливо:

— Давай уедем отсюда далеко-далеко, туда, где нас никто не знает, откроем там кофейню, начнём всё сначала, или займёмся чем-нибудь ещё. Я продам этот дом, склад, ты продашь свой дом.

— Жить во грехе? — Ван дер Меер с пристальным вниманием смотрел на компаньонку.

— Ты не представляешь, сколько пар так и живут, — не унималась Ника, сжав ладонь на его предплечье. — Анника тоже живёт во грехе и ничего, скоро родит. Не похоже, чтобы её мучили муки совести. Почему они должны мучить нас?

— Нельзя, Руз. Нельзя. Я не могу так поступить с тобой.

Он вернул её руку на её колено. Встал.

— Я пойду, — обронил сухо. Коснулся ладонью полукафтана на груди в поисках трубки. Опустил руку. — Завтра приду к обеду.

Огорчённым, разочарованным взглядом Ника блуждала по его лицу. Мысленно молила: «Не уходи».

— Ты сказал моей матери, что я тебе нравлюсь и, если бы не твоё положение… — сделала судорожный вдох, не решаясь продолжить. Упрямо качнула головой, поправляя траурный шарф, отбросила сомнения. — Что ты собирался сказать?

— Если бы не моё положение, я испросил бы у госпожи Маргрит дозволение ухаживать за тобой. Руз, ты всё понимаешь, ты умница. Отступись.

Он провёл рукой по краю скамьи в поисках трости. Вспомнив, что пришёл без неё, тяжело встал и, сильно припадая на больную ногу, пошёл к выходу.

— А ты? Ты уже отступился? — крикнула в его удалявшуюся спину.

Он не обернулся, не ответил. Скрипнула калитка, захлопнулась с громким стуком.

«Отступился», — прошептала девушка потерянно. Ушёл и унёс надежду на счастье.

Желание догнать Кэптена, остановить, вернуть, найти нужные слова, убедить не отступаться было настолько сильным, что Ника рывком поднялась. Сделав поспешный шаг в сторону калитки, остановилась в нерешительности, села назад.

«Сидеть!» — осадила себя. Ты не клещ, прицепившийся к Ван дер Мееру. Пусть уходит. Это его выбор.

Обречённо выдохнула и вдруг поняла, что Адриан её не любит. Всё настолько очевидно! Проще простого! Любящий мужчина согласился бы сбежать с любимой. Их бы ждал не рай в шалаше без гроша в кармане, а безбедный, обустроенный быт. Вместе они бы горы свернули.

Осознав горькую истину, Ника поморщилась и всхлипнула:

— Не любит.

Ждала она совершенно другого — возвышенного, неземного, обнадёживающего, а получила очередной жизненный урок. Ошиблась. Заблудилась в собственных мечтах.

Падать с небес на землю было больно.

Слёзы — жгучие, безутешные — потекли сами. Они текли и текли, впитывались в чёрное кружево шарфа, ели глаза, выжигали душу.

Почему неожиданная смерть госпожи Маргрит не принесла столько боли, сколько доставил ей своим отказом малознакомый мужчина? Почему?

Ника оплакивала не только смерть мамы Руз. Оплакивала свою странную жизнь, нечаянную любовь, своё прошлое и настоящее.

Проводив взглядом Алана, она осмотрела зал кофейни. Поймав на себе задумчивый взор господина Волленвебера, приподняла брови в немом вопросе:

— Всё хорошо?

Получив в ответ вежливый одобрительный кивок, повернула в кухню.

Она боялась господина старшего бальи. Боялась, что Хенни не выдержит и признается ему в своём надуманном преступлении, потянет за собой хозяйку. Бояться было чего. Две смерти подряд в одной семье — серьёзный повод задуматься.

«Не две — три», — поправила себя Ника. Руз умерла первой, затем Якубус, теперь госпожа Маргрит. За короткий срок ушли из жизни все члены небольшой семьи.

На ум пришла неприятная мысль, от которой девушка замедлила шаг: если что-то случится с ней, Никой, то кому останется дом и кофейня? Кузену Питеру?

«Чёрта с два!» — злорадно усмехнулась девушка. Сразу после похорон госпожи Маргрит она сходит к поверенному и составит завещание. Полученные в наследство дом и склад она может завещать любому. Кому? Знала кому.