Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Черничная Даша - Страница 3

Блять.

Рвусь к своему телефону и смотрю на череду пропущенных звонков от Маринки. Какого хуя я связался с ней? Горячая она шлюшка, да-а. Еще в универе зажигали с ней не по-детски. Потом остепенились, она вышла замуж за Толяна — нашего общего друга, а я нашел себе Риту.

Сейчас же черт попутал, как с цепи сорвался.

Уже не первый месяц трахаемся с ней за спинами наших супругов. Ебемся, как очумелые кролики, по всем углам. Как в старые добрые времена вспоминаем прошлое.

Надо найти Риту, поговорить. Я давно хочу прекратить эту связь, потому что мне нужна жена. Нужна моя Рита. Я не отпущу ее никуда. Уйти захотела, взбрыкнула. Ну хорошо, перебесится малышка. И вернется.

Телефон в руках снова начинает звонить. Марина. Скидываю звонок и начинаю набирать Риту. Как и следовало ожидать, ее телефон выключен.

Где она может быть?

Внутри все трясется, рассыпается на части. Куда она могла деться? Башка квадратная, болит пиздец как. Иду в душ, врубаю ледяную воду и стою под ней. Тело немеет, от холода руку сводит судорогой. Сука.

Выхожу из душевой кабины и тянусь к своему полотенцу, но, передумав, беру полотенце Риты и вытираюсь им, в то же время вдыхаю ее запах. Попутно замечаю батарею баночек со средствами для волос.

У Ритки пушистая шевелюра, смешная, именно на нее я и повелся в свое время. Она так выделялась среди всего лоска, которым я был окружен, что потерял голову. А потом и от самой Ритки сошел с ума.

Какого же черта с нами произошло???

Беру ее шампунь в руки и нюхаю флакон, вдыхая родной запах.

В отличие от меня, Рита всегда не любила свои кудряшки и, сколько помню, пыталась от них избавиться. Я и забыл, как она выглядит с ними.

Она вернется. Точно вернется, она не может без этих баночек, берет с собой целый арсенал в любой отпуск. Побесится, отдохнет денек от меня, одумается и вернется.

Придурок. Отшвыриваю банку на полку, та падает, роняя весь ряд банок. Совсем чокнулся? Думаешь, вот прямо из-за баночек вернется?

Не простит она. Гордая. Всегда такой была. Сама из дыры, название которой хер выговоришь, а гонора — как в царской семье. За это тоже полюбил ее. За неприступность. За искренность, за глаза голубые, как небо чистое. За чистоту тоже полюбил.

Я, пережравший этого дерьма столько, что на сотню порнофильмов наберется, и она. Невинная, нетронутая. И такая моя.

За бескорыстность тоже полюбил. Когда от меня семья отвернулась, она лишь смущенно улыбнулась, прижалась так крепко, что горы ради нее свернуть захотелось, и сказала:

«Мне нужен только ты, а не то, что у тебя в кошельке. Прорвемся».

И я знал тогда — прорвусь. Костьми лягу ради нее, но прорвусь. Так и вышло. Потом отец одумался и принял наш союз, поддержал мой бизнес.

Захожу на кухню, варю себе кофе и наливаю целенаправленно в ее чашку с веточкой лаванды. Цежу медленно, параллельно пытаясь дозвониться Ритке, но все безрезультатно.

Снова входящий от Марины. Заебала.

— Чего тебе? — говорю грубо.

Договорились же не звонить друг другу, какого хера?

— Она ушла, да? — Марина нервничает, будто это не от меня жена ушла, а от нее.

— Тебе какое дело? — спрашиваю зло.

Слышу, как голос дрожит, как она истерично всхлипывает и орет в трубку:

— Если она скажет Толику о нас — я убью ее!

— Заткнись! — моментально перехожу на крик, когда слышу угрозу в адрес своей жены. — Попробуй только пальцем тронуть ее, тебе конец.

— Мир! — визжит девка. — Сделай что-нибудь! Толик не должен знать о нас! Он разведется со мной.

Прикуриваю сигарету и вдыхаю полной грудью. Рита никогда не разрешала мне курить в квартире, но сейчас смысла прятаться от нее нет.

— Я не понял, Марин. Это мои проблемы, что ли?

— А чьи?! — Марина истерит. Все, полная потеря связи с реальностью.

— Слушай, Астафьева, муж чей? Твой! Вот и решай свои проблемы с мужем сама, — затягиваюсь на полсигареты и выдыхаю туман горечи.

— Но он же твой друг!

Слышу, как у нее что-то падает и разбивается.

— Был бы другом, я бы не ебал его жену. Все, Марина, давай. Мне и без тебя дерьма вагон разобрать надо.

— Ну и уебок же ты!

— Можно подумать, это новость для тебя.

Кладу трубку. Смысла разговаривать больше нет, дальнейший расклад ясен.

Как упоротый, хожу из угла в угол. Работу проебываю, даю отмашку секретарю, чтобы все переводила на моего зама — Германа. Не до этого мне сейчас.

На улице быстро темнеет, начинает идти дождь. Блядь, где она? Звоню ее подругам — там глухо. Последний шанс — родители. Набираю отца, но тот в недоумении. Вроде не врет.

За полночь меня вырубает прямо на диване в гостинной. Утром, едва только начинает светать, одеваюсь и еду к родителям Риты. Куда еще она могла пойти? Только туда, к ним.

На заправке закидываюсь каким-то дерьмом, отдаленно напоминающим еду, утапливаю газ в пол и несусь как ненормальный. Предки Риты в шоке от меня и из-за того, что дочь больше суток найти не могут.

Отец настойчиво выпроваживает меня из дома. Он никогда не жаловал меня и выбора дочери не одобрял. Всегда косо смотрел, разговаривал сквозь зубы.

Чувствовал, что обижу.

Так и вышло.

– Сука-а, — ебашу со всей дури по рулю. — Ну какого хера она пришла?!

Придурок, знаю, что виню ее незаслуженно. Я же только хотел прекратить. Нахавался этой ебли грязной, пресытился. Не успел.

Приезжаю на вокзал и сканирую взглядом перрон. Тут вообще три калеки ходит, пропустить ее невозможно. Сижу час, два. Вижу поодаль автобусную станцию. Черт дергает идти туда. В расписании указано, что автобус из нашего города приехал несколько часов назад.

Знаю — поздно уже, ночь на дворе. Но так похрен на это, честно. Мне бы найти Риту. На автопилоте снова еду домой к ее родителям.

Дверь открывает батя, и я вижу по его глазам — тут она. Тут.

— Рита! Я знаю, ты слышишь меня! Нам надо поговорить! — ору так громко, как только могу.

— Мирон, я сказал тебе — иди откуда пришел по добру по здорову. Рита поговорит с тобой, когда посчитает нужным.

Егорыч не пускает меня. Крепко держит, не обойти.

Вижу медленное движение. Рита, как тень, выходит из собственной тени.

Девочка моя маленькая. Девчонка еще совсем. Вижу кудряхи ее, родные такие, смешные. Мягкие пружинки, торчащие во все стороны. Зря она дерьмом всем этим мажет их, я так скучаю. Не ним — по ней. Именно такой.

На ней халат старючий, помню, как бухой лез к ней на пятый этаж общаги в любви признаваться, а она в нем. Заспанная кроха, одуванчик в ромашках. Босая. Дурочка, заболеет ведь. С ее вечно холодными ступнями нельзя ей босой, никак нельзя.

— Рит! — рвусь к ней, но батя бдит.

Маманя тоже тут, руку к сердцу приложила. Семейная драма, блядь.

— Пап, успокойся, прошу, — Рита подходит ближе. С виду спокойная, но отмечаю, как нервничает, как бегают ее глаза. — Я поговорю с ним. В конце концов, это придется сделать рано или поздно. Мы поговорим на улице.

Егорыч отпускает меня, а я, словно помешанный, слежу за ней. Как наклоняется, берет кроссовки, смотрит на свое отражение. Я тоже сканирую ее, все замечаю: и мешки под глазами, и пустоту во взгляде, и губы белые, бескровные; что похудела сильно за эти два дня и то, как обнимает себя. Но все же, гордо подняв голову, выходит на улицу, даже не взглянув на меня.

— Идем в машину, на улице холодно, — говорю ей в спину, вдыхая аромат ее тела.

Родного, желанного…

Какого хера, неужели я проебал все?

Рита садится на пассажирское, а я падаю рядом и завожу тачку. Разговаривать на глазах у всех соседей не буду, нахер надо. Еду по ночной дороге и сворачиваю в прошлую жизнь. Туда, где мы когда-то были так счастливы.

Глава 4. Кудряшка

Мирон привозит нас на речку. Когда-то давно, в прошлой жизни, мы проводили тут чуть ли не каждый день. Плавали, загорали, занимались сексом.