Эволюционер из трущоб. Том 4 (СИ) - Панарин Антон - Страница 42

Справа от дороги располагались железнодорожные пути, вот их аномалия не затронула. Кстати! Очень странно, что аномалия пожирает органику, но совершенно никак не влияет на растительность, над которой она стелется. Ведь если бы я видел выжженный пустырь, то с лёгкостью определил бы местоположение аномальной зоны и обошел её. Ну, да чёрт с ней.

Железная дорога безопасна, чему я безмерно… В лесу справа захрустели ветки, а через мгновение из придорожных кустов выскочил лось. Бок окровавлен, глаза выпучены, несётся, сломя голову, издавая утробный рёв.

Огромная туша пролетела мимо, едва не зацепив мою тележку, а следом за ней устремились два недооборотня. Рыча, они остановились на железной дороге, посмотрели на меня, а потом, фыркнув, бросились вслед за лосем. Видать решили, что тридцатикилограммовый пацан менее питателен, чем шестисоткилограммовый лось. Умные псинки.

Я проводил их взглядом и прибавил ходу от греха подальше. А вместе с этим я использовал Всевидящее Око. Вы наверное думаете: «Какого чёрта, Миша? Я бы на твоём месте его вообще никогда не отключал!» Да, да. Понимаю ваше возмущение, но эта доминанта слишком сильно нагружает зрение. Даже не знаю, как объяснить…

Хорошо, давайте так. Представьте, что вы пользуетесь сварочным аппаратом и вам на лицо надели сварочную маску — мир тут же потерял цвета и свою чёткость. Но в момент, когда вы используете электрод и свариваете два куска стали, выделяется огромный сноп искр; именно так я и вижу энергетические каналы всего живого.

Чертовски яркие вспышки, детализированные до жути, и от постоянного использования этой доминанты начинают болеть глаза и голова. Поэтому приходится прибегать к Всевидящему Оку лишь эпизодически. Если использовать Око всего пару минут, то всё в порядке, но если пользоваться доминантой больше часа…

К тому же, мне не нравится, что мир теряет свою цветность. Сейчас и так осень. Унылое небо, на земле желтая листва, голые деревья стоят повсюду. Если я и эту блёклую картинку выкручу в серый спектр, то поезд на станцию «депрессия» отправится через три, два, один… Ну, вы поняли.

Тележка мерно погрюкивала катясь по насыпи слева от рельсов, дождь мерзко лил с небес, а я всё шел и шел. Спустя полтора часа я наконец-то добрался до дачного посёлка. Свернул в сторону погреба и увидел, как из трубы клубами валит густой дым. Дверь прикрыта. Остановив тележку у входа, я постучал в дверь и выкрикнул:

— Доставка продуктов! Открывайте!

Первым из погреба вынырнул Макар с широченной улыбкой на лице.

— Мишка! Красавец! А я уж думал, с голоду сдохнем! — выпалил парень, пожал мне руку и тут же рванул к тележке. — Охренеть, ты тут добра понабрал!

Макар схватил кастрюлю и баклажку воды, после чего вернулся в погреб, едва не столкнувшись с Лешим и Прохоровым, они как раз поднимались наверх.

— Мифаня. Молодеф, — улыбнулся пчеловод, хлопнул меня по плечу и пошел помогать разгружать награбленное непосильным трудом.

— Поесть принёс? — довольно грубым тоном спросил Прохоров и уставился на телегу.

— С голоду не сдохнешь, — усмехнулся я и пошел в погреб.

В холодильнике горела свежая порция дровишек, пахло дымком, а на полке лежал вспотевший Сергей…

— Мишка. Вернулся, — сказал он и измученно улыбнулся.

— Серёг, ты чего? Всё нормально? — встревоженно спросил я и приложил руку к его лбу.

Кожа парня пылала огнём.

— Вы куда смотрели, бараны⁈ У него жар, — возмутился я.

— А чем мы ему поможем? У нас ни воды, ни еды, ни медикаментов, — резонно заметил Макар.

— Это да, но тряпки-то у вас есть. Могли намочить под дождём и компресс поставить. Хотя бы температуру сбили, — парировал я.

— Ты прав. Не додумались, — ответил Макар и почесал затылок.

— Миш, не шуми. Просто мне не повезло. Так бывает, — философски сказал Сергей и закашлялся, от того, что во рту пересохло.

Взяв из рук Макара баклажку с водой, я помог Серёге напиться, сделал компресс, а ещё выдал ему новую потёртую куртку. В ней всяко теплее, чем валяться на земле в тонкой рубахе.

— Спасибо. Так намного лучше, — поблагодарил Сергей.

— Сейчас поешь и ещё лучше станет, — пообещал я и принялся варганить обед.

Столовый нож, который нашел Макар, доблестно справился с банкой тушенки и открыл крышку. Тушняк тут же полетел в кастрюлю, сверху я всё засыпал гречкой и залил это варево водой. Парни смотрели, как завороженные. Голодные глазищи, сглатывают слюну, того и гляди бросятся жрать сырую крупу.

Поставил кастрюльку прямо на горящие дрова, и началась магия. По погребу пополз невероятный аромат горячей пищи. Водичка кипит, жирок от тушенки поднимается наверх, впитывается в гречу. Просто восторг!

Каких-то двадцать минут — и кашка готова. Да, гречка слегка подгорела, ну уж извините. Это мой первый опыт готовки в этом мире, да и доминанту «кулинар» я переработал, о чём совершенно не жалею.

Еда была готова, но вот поесть мы смогли далеко не сразу. Ложек нет, вилок нет, а засовывать руки в раскалённое варево — то ещё удовольствие. Прохоров, конечно, попробовал — и за счёт огненного дара у него это вышло, но остальные выразили строгий протест и потребовали, чтобы Артём не разевал свой рот до того, как это смогут сделать и остальные.

В итоге нас спасла выдумка Макара. Парень с помощью камня и столового ножа расщепил полено на несколько тонких деревянных полосок. С натяжкой это можно было назвать ложкой. Ложкой, усыпанной занозами, но всё же. Расселись вокруг кастрюли и принялись жевать.

Наваристая сытная каша отлично насыщала, но вот специй явно не хватало. О чём поспешил сообщить Артём, а я поспешил ему сообщить направление, куда он может отправить свои претензии, да и сам может прогуляться туда же. Прохоров тут же заткнулся, состроив недовольное выражение лица, но есть продолжил.

И вот показалось дно кастрюли. Пригоревшая каша отколупывалась легко и забавно хрустела на зубах. Привкус был не очень, но есть больше нечего. Когда каша закончилась, все расселись по полкам и облокотились на стены.

— Ух! Мишка, спасибо! Накормил, так накормил, — улыбаясь, сказал Макар и похлопал себя по раздувшемуся животу.

Раздулся он не от еды, а скорее от воды, так как Макар единолично выпил залпом не меньше литра. Водохлёб.

— Кафка профто клаф, — сообщил китайский пчеловод с позывным Леший и показал мне большой палец.

— Не выделывайся. Готов спорить, что ты никогда не читал Кафку, — фыркнул Артём, заставив Лешего ломать голову, о ком он вообще говорит.

— Мишань, долго нам ещё ехать? — спросил Сергей, который смотрел налево от себя. И смотрел он в пустоту.

— Куда ехать? — напрягся я.

— Ну, ты чего? В Сочи, конечно, — улыбнулся Серёга и указал пальцем в лишь ему видимый мираж. — Вон, уже и море виднеется. Такое тёплое, ласковое, прямо как в книжке из пансионата.

— Серёжа. Не пугай меня так, — сказал я и подскочил к нему.

Жар стал ещё сильнее, парень бредил. Зараза! Да как так-то? Всё только начало налаживаться, а теперь это?

— Снимите с него куртку и уложите на полку. Обтирайте мокрой тряпкой каждые пять минут, — велел я, а после призвал из пространственного хранилища череп ящера и тряпку с кровью Остапа.

— А ты куда? — спроси Прохоров.

— Я за помощью, — ухмыльнулся я и отдал приказ Ут «Поглотить».

По телу разлилась жуткая боль. Каждое нервное окончание взрывалось, заставляя тело выгибаться дугой. Изо рта вырвался сдавленный хрип, и я потерял сознание.

Екатеринбург.

Поместье Архарова.

— Ненавижу осень, — вздохнула Маргарита Львовна и задёрнула штору.

На душе было погано, а чёртова осень лишь усиливала меланхолию. Можно было забиться в угол и выть о том, как несправедлив мир. О том, какая бестолковая дура её невестка. Но зачем? Кому от этого станет легче? Маргарита Львовна в душе была аристократкой до мозга и костей, поэтому предпочла сохранять хладнокровие.