Дело вдовы Леруж - Габорио Эмиль - Страница 52

Несчастный следователь клял себя, как только мог. Он был в отчаянии. И никогда еще он не испытывал такой ненависти к Альберу, этому негодяю, преступнику, закрывшему ему дорогу к счастью. И еще г-н Дабюрон на все лады проклинал папашу Табаре. Без настояний сыщика он бы не согласился так скоро. Он бы подождал, все обдумал и, несомненно, сумел предвидеть все те минусы, которые открылись ему сейчас. А этот старик, охваченный, как плохо выдрессированная ищейка, своей дурацкой страстью, увлек его, ошалевшего, обманутого, разгорячившегося, прямо в омут.

Именно этот не самый удачный момент папаша Табаре выбрал, чтобы появиться у следователя.

Ему как раз сообщили, что допрос закончился, и вот он примчался, сгорая от нетерпения узнать, как все прошло, задыхаясь от любопытства и напряженного ожидания и в то же время лелея сладостную надежду на исполнение своих предсказаний.

— Ну, что он? — выпалил Табаре, не успев затворить дверь.

— Разумеется, виновен, — ответил следователь с несвойственной ему резкостью.

Папаша Табаре был озадачен тоном г-на Дабюрона. Он-то спешил сюда за похвалами! Поэтому он довольно робко и нерешительно предложил свои услуги:

— Я пришел узнать, нет ли у господина судебного следователя необходимости в каком-либо дополнительном расследовании, чтобы опровергнуть алиби, предъявленное обвиняемым?

— Нет у него алиби, — сухо отрезал г-н Дабюрон.

— Как! — воскликнул сыщик. — Нет алиби? — И тут же добавил: — Господи, какой я недогадливый! Вы сделали ему мат в три хода, и он во всем признался.

— Да нет же, ни в чем он не признался, — отвечал раздосадованный следователь. — Он согласился, что доказательства неопровержимы, не смог сказать, как провел тот вечер, но заявил, что невиновен.

Папаша Табаре, застывший с разинутым ртом и вытаращенными глазами посреди кабинета, являл собой настолько комичное зрелище, что это не могло не вызвать удивления.

У бедняги буквально опустились руки.

Г-н Дабюрон, несмотря на раздражение, не удержался от улыбки, и даже Констан скорчил гримасу, которая у него соответствовала приступу безудержного хохота.

— Чтобы у этакого прохвоста и ни алиби, ни оправданий… — бормотал папаша Табаре. — Непостижимо! Не может быть! Нету алиби! Значит, мы ошиблись, значит, он не совершал преступления. Значит, это не он…

Судебный следователь подумал, что, должно быть, его добровольный помощник либо дожидался завершения допроса в кабачке на углу, либо у него что-то с головой.

— К сожалению, — сообщил он, — мы отнюдь не ошибаемся. Более чем определенно доказано, что господин де Коммарен — убийца. Впрочем, если вам это может доставить удовольствие, попросите у Констана протокол допроса и ознакомьтесь с ним, а я пока наведу хоть какой-то порядок в своих бумагах.

— Ну-ну, поглядим, — с какой-то лихорадочной поспешностью бросил папаша Табаре.

Он сел на место Констана и, опершись локтями на стол и запустив пальцы в волосы, буквально проглотил протокол. Закончив чтение, папаша Табаре поднялся растерянный, бледный, расстроенный.

— Сударь, — сдавленным голосом обратился он к судебному следователю, я явился невольной причиной чудовищного несчастья. Этот человек невиновен.

— Ну, перестаньте, — бросил г-н Дабюрон, продолжая наводить на столе порядок перед уходом. — Вы просто сошли с ума, дорогой господин Табаре. Как после всего того, что вы прочитали, можно…

— Да, сударь, именно после того, что я прочитал, умоляю вас: остановитесь, иначе к горестному списку судебных ошибок мы прибавим еще одну. Перечитайте спокойно, с ясной головой этот протокол: в нем нет ни одного ответа, который не оправдывал бы беднягу, ни одного слова, которое не являлось бы лучом света. Он в тюрьме, в одиночке?

— И останется там, — отвечал следователь. — Как вы можете так говорить после всего, что рассказали мне прошлой ночью, когда я сомневался?

— Но, сударь, я же вам говорил то же самое! — вскричал сыщик. — Ах, несчастный Табаре! Все пропало, тебя не поняли! Простите, господин следователь, но, невзирая на все уважение, которое я обязан испытывать к вам как к чиновнику судебного ведомства, я заявляю: вы не постигли моего метода. А ведь он так прост! Имея преступление со всеми его обстоятельствами и деталями, я по кусочкам строю план обвинения и передаю его вам лишь тогда, когда он готов целиком и полностью. Если к некоему человеку этот план приложим в точности и во всех подробностях, преступник найден. Если нет, значит, арестован невинный. Недостаточно совпадения каких-то отдельных эпизодов. Нет — либо все, либо ничего. Это непреложное условие. Как я здесь добирался до преступника? Методом индукции — от известного к неизвестному. Я анализировал преступление и представил себе того, кто его совершил. Кто получился у нас в ходе логического рассуждения? Решительный, дерзкий и осторожный негодяй, хитрый, как каторжник. И вы полагаете, что такой человек забыл о предосторожностях, которыми не пренебрег бы даже мелкий воришка? Это неправдоподобно. Вы хотите, чтобы ловкач, оставивший настолько незаметные следы, что они ускользнули даже от наметанного глаза Жевроля, запросто обрек себя на провал, исчезнув на целую ночь! Нет, такого быть не может. Я верю в свою систему, как в таблицу умножения, потому что она подтверждается. У убийцы из Ла-Жоншер есть алиби. Альбер не представляет его, значит, он невиновен.

Г-н Дабюрон смотрел на старого сыщика с тем насмешливым любопытством, с каким созерцают проявление нелепой навязчивой идеи. Когда же тот умолк, он возразил:

— Вы, дражайший господин Табаре, допускаете лишь одну ошибку. Вас подводит чрезмерное хитроумие. Вы слишком щедро наделяете этого человека свойственной вам незаурядной сметливостью. Он же пренебрег осторожностью, так как считал себя вне подозрений.

— Нет, сударь, тысячу раз нет! Мой преступник, то есть истинный преступник, которого мы не поймали, всего боялся. Да посмотрите сами: разве Альбер защищался? Нет. Он подавлен, так как понял: эти чудовищные совпадения бесповоротно губят его. Пытается ли он оправдываться? Нет. Он просто говорит: «Это ужасно». И тем не менее, прочитав протокол от начала до конца, я чувствую: он о чем-то умалчивает, но не могу этого объяснить.

— А я могу и потому совершенно спокоен, как если бы он признался. У меня вполне достаточно доказательств.

— Ах, сударь, что такое доказательства? Против арестованного всегда есть доказательства. Они были против всех невинно осужденных. Да я сам представил, и еще какие, против бедняги портного Кайзера…

— В таком случае, — нетерпеливо прервал его следователь, — кто же убил как не он, лицо заинтересованное? Может быть, граф де Коммарен, его отец?

— Нет, убийца был молод.

Г-н Дабюрон покончил с бумагами, взял шляпу и вышел из-за стола.

— Да полно вам, господин Табаре, — промолвил он. — Позвольте мне откланяться и постарайтесь избавиться от химер, которые вас преследуют. Завтра мы переговорим обо всем, а сегодня я валюсь с ног от усталости. Кон-стан, — обратился он к протоколисту, — оставьте в канцелярии распоряжения на случай, если арестованный Коммарен захочет поговорить со мной.

Г-н Дабюрон направился к двери, но папаша Табаре встал у него на пути.

— Сударь, богом заклинаю вас, выслушайте меня, — умоляюще произнес он. — Альбер невиновен, клянусь вам! Помогите мне найти преступника. Подумайте, какие угрызения будут терзать вас, если из-за нас ему отрубят голову…

Но следователь, не желая больше ничего слушать, проскользнул мимо папаши Табаре и пошел по галерее. Старик сыщик повернулся к Констану, намереваясь убедить его, доказать. Тщетные старания! Долговязый протоколист торопливо собирался домой, мечтая о супе, который наверно уже остывает.

Выдворенный из кабинета, папаша Табаре очутился в полном одиночестве на галерее, где в этот час уже царил полумрак. Во всем Дворце не слышалось ни звука: можно было подумать, что находишься в каком-то гигантском некрополе. Старик сыщик в отчаянии рвал на себе волосы.