МОЯ. Я тебя присвою (СИ) - Лакс Айрин - Страница 29

Сложно думать о нем, как раньше, а не думать вообще оказывается невозможным. Из головы не выходит его история, я злюсь: столько лет прошло, боже! Целых шестнадцать лет минуло.… Тогда Зорину было двадцать два, его девушке — девятнадцать, а мне всего — три, даже чуть-чуть меньше.

Не поверю, что отец мог сделать то, в чем его обвиняет Зорин!

Я не ищу встречи с Зориным сама и всячески его избегаю, когда видимся. Не смотрю ему в лицо, сразу же разворачиваюсь и ухожу, если случайно пересекаемся в коридорах.

— Может быть, хватит? — летит мне в спину однажды.

Быстрые шаги настигают меня у двери, мужчина прижимается ко мне со спины и обнимает за талию.

— Хватит меня избегать, Таша. Это глупо!

Ядовитое, жаркое дыхание касается моей шеи, вызывая водопад теплых мурашек. Мне хочется закрыть глаза и прижаться к нему покрепче. Даже поплакать за его потери.… Но я не могу этого сделать.

Не могу простить того, как он слепо мстит, как глупо меня использует, как награждает и следом же отравляет все, к чему прикасается.

— Глупо — это то, как ты пытаешься сделать вид, будто не произошло ничего ужасного!

— Ещё не произошло, — качает головой и легонько меня целует. — Давай проведем время вдвоем?

Странно, но я чувствую сейчас, что он меня не будет принуждать и заставлять с ним спать. Ощущаю в нем эти вибрации. Кажется, тирану слишком понравилось, когда нам хорошо вдвоем, когда стеснение растворяется, и моя жажда зеркалит его голодом. Идеальное совпадение, потрясающее единение тел.

— Нет.

Мне жаль.

Ужасно жаль…

Но я не могу просто так теперь испытывать наслаждение, зная, что папа мучается. Наверное, он подумал, что Зорин меня истязает или изнасиловал с особой жестокостью или отдал на растерзание кому-то ещё. Я уверена, что Зорин не раскрыл деталей, когда отправил папе простынь… Пытка неведением — самая жестокая.

— Таша…. — выдыхает Зорин.

В голове звенят слова папы, как он пытается меня поддержать и говорит, что будет любить меня всегда, как бы Зорин меня ни обидел, что бы ни произошло. Я на себе ощутила, как ему больно вариться в самых ужасных догадках и держать себя в руках.… Ещё он сразу же заявил, что Мария поплатится. Папа любит свою жену. Уверена, ему будет горько, но… Мария поплатится за то, что продала меня Зорину и обманула папу.

Если бы Зорин отомстил иначе, просто обобрав папу до нитки или подставив его в какой-нибудь крупной сделке, сговоре… Да в чем угодно! Не было бы так плохо… Но Назар специально все провернул именно так. Уверена, он давно это планировал и не остановился. И ласкал меня сумасшедше, и своими же действиями убивает…

— Нет!

Я застываю под градом его прицельных поцелуев, крепко-крепко вжимаюсь лбом в дверь изо всех сил и плачу: ничего не будет как прежде. Я потеряю в любом случае.

Либо папу, либо Назара.

Вернее, Назар уже потерян, больно, что он променял живую меня на мертвую правду шестнадцатилетней давности.

Может быть, я просто ничего не понимаю в месте. Может быть, мстить и давать клятвы мертвым — это исконно мужское, а я… живая, я хочу жить, как прежде, и не задумываться о кровавых простынях, не пялиться в немую темноту по ночам, мучаясь сомнениями.

Отец или Назар. Назар или отец.

Кто из них прав? Кто ошибался?

Я верю, что папа этого не делал.

Выходит, Назар? А может быть, оба не правы?!

Что же произошло тогда на самом деле?

Ненавидеть Назара стоит хотя бы за то, что его тайны из прошлого осели на моем сердце тяжелыми камнями.

— Оставь меня. Я не хочу, чтобы ты меня трогал.

— Блять! — рычит, ударив кулаком по двери. — Почему ты себе отказываешь? Нам хорошо вместе…

— Нет. Это тебе хорошо. Ты мстишь, ты поимел дочку врага, ты упиваешься этим, а мне плохо. Я в плену. Ты держишь меня здесь, как рабыню, и я не хочу раздвигать перед тобой ноги.

— Хочешь…

Назар настойчиво лезет под юбку платья, сдвигает трусики в сторону. Поднимаю взгляд, справа висит камера.

— Тебе все равно, где меня трахать? Или хочешь отправить папе ещё один подарок?

Поняв, куда я смотрю, Зорин бранится, одергивает платье вниз.

— Нет! Перестань. Просто хочу тебя! Все. Нет никакого подвоха.

— Но я не верю. Теперь не верю…

***

В назначенный день присылают результаты. Зорин долго не выходит из кабинета и продлевает срок моего нахождения в своем доме, отправив на экспертизу в другую лабораторию. Я точно не знаю, что показали тесты, но догадываюсь. Кажется, я догадываюсь: Зорин мрачнее, чем обычно, почти не ест и очень много курит. Курит всюду, даже за обедом или ужином, предпочитая еде сигарету с выпивкой.

Новый результат…

Слуги по дому бегают, как перепуганные мыши. Хозяин что-то крушит в своем кабинете.

Стою у двери и слушаю, как Зорин разносит полки, мебель, дорогой декор.

Сердце падает в пятки… Я медленно отступаю назад.

Кажется, это финал.

Потом резко наступает тишина, в которой я отчетливо слышу:

— Данилов? Забирай дочь.

И все.

***

Он даже не вышел, чтобы посмотреть мне в глаза. Заперся в разгромленном кабинете и отдает приказы оттуда, словно из пещеры.

Папа приезжает быстро.

Не прошло и часа…

Меня провожают на выход. Папа топчется за воротам, дальше его не пустили, переминается с ноги на ногу.

При моем появлении широко распахивает руки.

Бегу так быстро, как только могу.

Падаю в крепкие объятия, задыхаюсь от боли.

— Все будет хорошо. — обещает папа.

За воротами ждет машина. Папа сам садится за руль тойоты. Водителя нет.

Дом Зорина остается позади, я смотрю в боковое зеркало, как быстро он уменьшается, становясь незаметным, а потом и вовсе пропадает из поля моего зрения.

— Скоро уедем. Я все подготовил. Мы с девочками ждем только тебя..

Глава 34

Таша

Приезжаем домой, родные стены кажутся чужими и холодными. Возможно, подобные ощущения возникают из-за того, что с окон сняты шторы, нет привычных картин ваз и других и мелочей, делающих интерьер интересным.

— Ты сказал, мы с девочками ждем только тебя, — напоминаю папе.

Он кивает, смотрит на часы:

— Скоро вернутся с прогулки. Они с няней. Пойдем, можем поговорить спокойно.

Я снимаю шубу, бросив ее небрежно. Папа привлекает меня к себе, обнимает, я замираю. Раньше хватало его объятий и теплых слов, чтобы залечить любую рану. Но только не сейчас. Сейчас в сердце дыра, и кровь до сих пор хлещет. Папа здесь бессилен: эту рану может залатать только тот, кто нанес, но ему плевать. Зорин даже не посмотрел мне в глаза перед отъездом. Боже, наверное, он даже издалека на меня не захотел взглянуть! Поиграл и вернул, как неинтересную игрушку. Вернее. ставшую неинтересной. Его, наверное, возбуждало играть с орудием мести, а когда месть потеряла смысл, то и игры перестали быть вкусными.

— Все будет хорошо, Таша. Отдохнешь, поговорим, покажешься врачу.

— Все хорошо, па. В этом нет смысла.

Отец отводит взгляд в сторону, ему неловко беседовать на эти темы со мной. Неловко и тяжело, но заметно, как он боится, что Зорин меня насиловал и издевался. Папа просто заботится обо мне.

— Со мной, правда, все в полном порядке. Зорин не зверствовал. И кровь… Никто меня не резал и ничего такого. У меня брали кровь, когда промывали.

— Промывали от чего? — тут же настораживается папа.

— Бывшая девушка Зорина подмешала в выпивку какое-то вещество. Мне было плохо.

— Тем более, нужно показаться врачам. Ты могла и не заметить, принимая препараты с едой или питьем.

— Думаешь, Зорин меня опаивал?!

— От него можно ожидать чего угодно! — твердо отвечает папа. — Дозы могут быть минимальными, а легкий эффект все же присутствует. Мы просто проверим, все ли с тобой в порядке. Это не больно и совсем не страшно. Я буду рядом.