Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

«Хижина» полковника Атаджанова состояла из четырех комнат и длинной застекленной веранды, похожей на салон трамвая, уставленной кувшинами и горшочками с цветами. «Цветы и дети…» — подумал я и вспомнил, как бабушка поучала: «Крепко держись человека, который любит детей. У таких людей сердце бывает чистым, беззлобным». Вот и надо держаться за Салимджана-ака! — решил я.

Полковник вышел из дома в полосатой пижаме, но даже в таком домашнем виде не потерял своей выправки и осанки.

— Наверное, ломаешь голову, зачем, мол, начальник привел тебя к себе домой? — спросил Салимджан-ака.

— Правда, я подумал об этом…

— Я живу один. Подумал-подумал, вот и решил… что ты можешь жить у меня, пока не получишь квартиры. У меня был сын, почти такого же возраста, как ты, была жена… А теперь, видишь, один я как перст. Пошли, покажу тебе карточку жены.

Мы вошли в гостиную, обставленную полированной мебелью. На серванте и шкафах стояли хрустальные вазы. На стене висели два портрета.

— Это она… Келинойи твоя, — проговорил Салимджан-ака глухо. — Раз уж ты мой названый сын, так позволь, я буду называть ее твоей тетушкой. Смотри, как живая она здесь… Точно хочет спросить: «Что вы так задержались сегодня, Салимджан, голодны небось». А это — мой сын Каримджан. Сейчас в исправительно-трудовой колонии…

На глаза полковника навернулись слезы, голос задрожал. Он поспешно вышел из комнаты. Я, недоумевая, бросился за ним.

Салимджан-ака с садовыми ножницами зашел в цветник, нарезал полную корзину лучших роз и молча вышел за калитку. Я каким-то шестым чувством понял, что следовать за ним не надо. Застыл посреди двора в растерянности, пока меня не окликнула та самая женщина с полным белым лицом. Она принесла на подносе свежие, только что снятые с тандыра лепешки, разные конфеты, чайник чаю, поставила все это на стол.

— Вы посидите пока на веранде, попейте чайку. Салимджан-ака пошел на кладбище. Это недалеко… Трудно бедняге, тоскует, вот и ходит к могиле жены каждый день…

Отчего же умерла жена полковника?.. Тут-то, конечно, нечего особо удивляться: состарилась или заболела и — умерла. А вот за что сидит сын? Странно. Сын полковника милиции и на тебе — в тюрьме! Во всем городе не сыщешь милиционера, который бы не знал полковника, который бы не называл его устозом — учителем, наставником! Что они, не могли заступиться за сына такого человека, выпустить из тюрьмы?.. Кто засадил сына полковника, запросто может и меня упечь за решетку. Вот докажет тот «несчастный» директор кафе свою «правоту», возьмут да и упекут. Долго ли?!

— Хашимджан, не заскучал один? — раздался знакомый голос.

Я и не заметил, как вернулся Салимджан-ака. На лице еще тень печали, но лицо смягчилось, взгляд подобрел.

— Голоден, наверное? Плов умеешь готовить?

— Умею.

— Раздевайся тогда. Сварим отменнейший плов.

Мы вдвоем споро принялись за дело. Когда зирвак[3] был готов, полковник велел мне принести несколько кусков хорошо поджаренного мяса, а сам достал бутылку коньяка.

— Хочешь выпить?

— Нет, я не пью… — Вспомнив про те два стакана водки, я смутился и добавил: — А коньяк я вообще не пробовал и не собираюсь.

— Правильно, и в рот не бери этот яд! Я тоже ни грамма не пил до пятидесяти лет. Сейчас же, если и выпью по маленькой, то только по праздникам, или под настроение… Ну, ладно, сынок, будем живы-здоровы!.. Ух, ну до чего горький, дьявол, аж слезу вышибает! И мы покупаем эту гадость за свои кровные денежки и отравляем свой организм! Келинойи твоя, земля ей пухом, уберегла меня от увлечения этим зельем. Уберегла — и оставила сиротой. Да наполнится ее могила светом, прекрасная была женщина, каких мало на свете. Дай-ка выпью еще чарочку… За тебя, за то, чтобы ты вырос в милиции, чины заслужил, полковником стал.

— А давно умерла келинойи?

— Год тому назад, сынок.

— А за что посадили Карима-ака?

— Расскажу, все тебе расскажу. Может быть, и полегчает на душе малость, если поделюсь… Оббо, Хашимджан, тебе сколько лет стукнуло?

— Восемнадцать.

— Кариму сейчас двадцать. В меня статью вышел: высокий, широкоплечий, стройный… Иди-ка, притуши огонь. Молодец! Может, хочешь выпить?

— Нет.

— И не пей эту гадость. Спиртное — яд. Я же говорил тебе, до пятидесяти лет в рот не брал… Карима я сам посадил. И келинойи твоя умерла из-за этого. Выходит, я виноват в ее смерти. Эх, какая была женщина… Все что во мне есть мягкого, доброго — это от нее. А твердость я унаследовал от отца… Рано умерла, бедняжка! Это она сделала меня человеком, уберегла от дурного, научила справедливости, тридцать лет воспитывала… а когда оставалось пожинать плоды, взяла да и покинула меня… Да, все я тебе расскажу, все. Быть может, и легче станет.

За что полковник «посадил» сына

— Тогда мы жили в одном горном районе, я работал в следственном отделе. Однажды до нас дошли сведения о крупных махинациях в районном приемном пункте коконов шелкопряда. Расследование этого дела поручили мне. Долго я бился, разыскивая кончик клубка. И однажды он оказался в моих руках — я пошел по горячим следам преступников. У них была прямая связь с шелкоткацкой артелью близлежащего городка. Те, в свою очередь, имели дело с рядом магазинов, которые сбывали незаконно изготовленные шелковые ткани. Перед судом должны были предстать около двадцати человек. Мне не приходилось еще разоблачать такое крупное преступление, работал днями и ночами, собирая улики. И вдруг однажды получаю по почте письмо. «Салим, оставь нас в покое, — говорилось в нем. — Иначе мы уничтожим весь твой род. Тебе ведь не удастся засадить за решетку всех нас до единого. Мстить будут оставшиеся на воле». Начальником у нас был опытный работник, уже очень пожилой, по фамиции Макаров, мы его между собой называли Макаром-бобо… Ты загасил огонь под котлом?

— Загасил. Давно.

— Показал я письмо Макару-бобо. Прочитал, долго барабанил пальцами по столу. Потом вдруг спросил: «Боишься?». «Боюсь», — честно сознался я. «Не бойся. За тобой да за мной весь наш советский народ, могучее наше государство стоит!» — сказал Макар-бобо. В ту же ночь взяли преступников. На помощь нам прислали людей из горотдела. Миссия моя теперь, считай, была закончена. Следствие передали областному управлению милиции.

Келинойи твоя работала фельдшером, дом наш находился под самым боком медпункта. Было у нас двое дочерей: одной — три годика, второй — пять лет. Такие красивые, толстенькие, щебетушки были! Так и хотелось целыми днями играть с ними, забыть обо всяких преступниках и преступлениях…

Как-то под вечер в дом вбежал прихрамывая какой-то незнакомый человек. «Вы медсестра?» — спросил человек задыхаясь. «Да», — ответила она. «Собирайтесь, надо помочь людям! У родника перевернулась машина…». «Сейчас, сейчас, — сказала жена, — собирая сумку с медикаментами. — И вы со мной?..» А незнакомец: «Знаете, у меня, кажется, перелом. Если можно, я подожду здесь, побуду с детьми. Вам ведь придется потом помочь и мне». Келинойи твоя была доверчива, как ягненок, простосердечна. Поверила. Незалого до этого я велосипед купил ей, по вызовам ездить, — вспрыгнула она на него и помчалась к роднику. А тот зверь запер двери, облил стены керосином, поджег, а сам смылся. Я был на дежурстве, когда вдруг кто-то позвонил: «Чего вы там сидите?! У него дом горит, а он и в ус не дует!» Машин тогда, сынок, у милиции не было. Вскочил я на коня и полетел домой.

До кишлака дорога вилась вдоль речки, справа — скалы вперемежку с урюковыми садами. Лечу, лечу и вдруг конь подо мной споткнулся, с лету грохнулся оземь, а я повис на чем-то. Гляжу — сетка! Протянута поперек всей дороги. Не успел я опомниться — на меня накинулись какие-то люди, на голову накинули мокрый чапан. Был я тогда молод, сил хоть отбавляй. Но сколько ни старался, не смог сбросить с головы чапан. Помню, меня столкнули в глубокую яму, сверху полилась вода… Странное существо — человек: сам вот-вот захлебнусь, а думаю, не остались ли дети в горящем доме, что с женой… Потом потерял сознание.

вернуться

3

Поджаренные в сале мясо, лук и морковь для плова.