Невероятная жизнь Анны Ахматовой. Мы и Анна Ахматова - Нори Паоло - Страница 41

Прокофьев говорит, что публикация стихов Ахматовой «не такой уж большой грех». Сталин спрашивает, что еще у нее можно найти, кроме того факта, что когда-то давно она сделала себе имя.

У нее есть хорошие стихи о войне, отвечает Прокофьев.

«Сталин. Одно-два-три стихотворения – и обчелся, больше нет.

Прокофьев. Стихов на актуальную тему мало. <…>

Сталин. Тогда пусть печатается в другом месте где-либо, почему в „Звезде“?

Прокофьев. Должен сказать, что то, что мы отвергли в „Звезде“, печаталось в „Знамени“ (в Москве).

Сталин. Мы и до „Знамени“ доберемся, доберемся до всех».

18.11. Все-все

В своей первой повести «Зона. Записки надзирателя», изданной в Италии под названием Regime Speciale («Особый режим»), Сергей Довлатов пишет: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов? <…> Их написали простые советские люди. Означает ли это, что русские – нация доносчиков и стукачей? Ни в коем случае. Просто сказались тенденции исторического момента».

Вот и мне интересно, должны ли мы сегодня позволить, чтобы наше поведение обуславливалось механически, как у собаки Павлова, тенденциями исторического момента?

И тут нельзя не вспомнить Ханну Арендт.

18.12. Ханна Арендт

В книге «Банальность зла» Ханна Арендт рассказывает, что, когда в Болгарии ввели антиеврейские законы, обязывавшие евреев носить нашивку в виде желтой звезды, граждане Болгарии, буквально весь болгарский народ, отреагировали неожиданно: те, кто носил нашивку, «получали от введенного в заблуждение населения столько знаков сочувствия, что стали гордиться своим отличительным знаком».

А вскоре «болгарское правительство вообще отменило этот декрет», обязывавший евреев всегда носить на одежде желтую звезду.

И снова возвращаюсь к Ахматовой.

18.13. Анна Ахматова

В 1946 году, сразу после окончания войны – а это был очень тяжелый период, – членам Союза писателей полагались хлебные и продуктовые карточки, отсутствие которых в те годы, по словам Дувакина, «было равнозначно физической гибели».

Исключенная из Союза писателей, Ахматова напишет: «Таким образом, мне была предоставлена возможность присутствовать не только при собственной гражданской смерти, но даже как бы и при физической».

В книге Дувакина приводится рассказ актрисы Елены Гальпериной-Осмеркиной, которая думала, что Ахматова будет очень подавлена после этих событий. Но, когда актриса приехала к ней месяца через два, Ахматова «неожиданно рассмеялась и приподняла коробку, стоявшую на столе. Под ней лежали продовольственные карточки. „Что это?“ – изумилась я. „Это мне присылают на дом“. – „Кто?“ – „Право, не знаю, но присылают почти каждый день“».

Это делали безымянные доброжелатели.

И после этого у меня спрашивают, за что я люблю Россию.

19. Страна, которую она любила всю жизнь

19.1. По техническим причинам

– Ты слышал, – спросила на днях Тольятти, – что газопровод, идущий из России, перекрыли «по техническим причинам?» По техническим причинам – как писали всюду в России в 1993 году, когда ты туда приехал.

– Да, – ответил я, вспоминая тот день, когда переезжал с окраины в центр Москвы и таксист все повторял: «Там стреляют».

Начинались сумерки, солнце стояло низко, и в этом косом свете, таком удивительном здесь, в России, казалось, что мы сквозь него плывем. В такси громко играла музыка – песня «Перемен» русской рок-группы «Кино», которая начинается словами: «Вместо тепла – зелень стекла, // Вместо огня – дым. // Из сетки календаря выхвачен день. // Красное солнце сгорает дотла, // День догорает с ним. / На пылающий город падает тень. // Перемен требуют наши сердца, // Перемен требуют наши глаза. // В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен // Перемен, мы ждем перемен».

А потом справа я внезапно увидел бегущего парня, а чуть дальше – девушку, летевшую ему навстречу, и, подбегая, они раскинули руки и бросились друг другу в объятия, и я подумал, какое это чудо – эти люди, их истории, весь этот мир, и какое счастье – находиться сейчас в этом мире, именно здесь, в Москве, в октябре 1993 года, в дни штурма Белого дома, и видеть, как парень и девушка бросаются друг другу в объятия.

19.2. А деньги что?

В сентябре 1941 года начинается блокада Ленинграда, которая продлится девятьсот дней.

От голода умирают тысячи ленинградцев, среди них – писатель Даниил Хармс, художник Павел Филонов и жена Владимира Гаршина, возлюбленного Ахматовой (о чем мы еще расскажем), которая от истощения просто упала на улице и умерла.

Ахматова эвакуировалась в Ташкент, где поддерживала дружбу с известной комедийной актрисой Фаиной Раневской, настоящая фамилия которой была Фельдман. Раневская – ее сценический псевдоним: так звали главную героиню пьесы Чехова «Вишнёвый сад».

Когда в Ташкенте она приходит к Ахматовой в первый раз, то застает ее в промерзлой комнате и предлагает растопить печку. Ахматова говорит, что дров нет, и тогда Раневская обещает украсть их, выходит на улицу и находит «большой каменный саксаул», который нужно еще разрубить. Она просит случайного человека помочь ей, и тот разрубает дерево, а когда Раневская сознается, что ей нечем платить, слышит в ответ: «А мне и не надо денег – вам будет тепло, и я рад за вас буду, а деньги что? Деньги – это еще не все».

19.3. Сапоги

В 1942 году в Ташкенте Ахматова познакомилась с польским художником Юзефом Чапским. «Ахматова говорила, – вспоминал он, – что целовала сапоги всех знатных большевиков, чтобы они сказали, жив или умер ее сын, но ничего от них не узнала».

19.4. Фашисты

Больше всего я люблю читать книги, и так было с детства. Это может показаться странным, но в книгах, которые попадают мне в руки, меня иногда поражают самые простые слова. Например, в «Постороннем» Камю, когда герой приезжает в богадельню, где накануне умерла его мать, ему предлагают кофе с молоком, он выпивает и отмечает, что «было очень вкусно» («с’était bon»).

Или в «Тошноте» Сартра главный герой говорит: «Не нужно бояться» («Il ne faut pas avoir peur»).

В первый раз я читал их еще в юности – я не мог без таких книг, я жаждал простых, просветляющих вещей. И кое-что находил.

Как вот эти строки Анны Ахматовой, написанные в 1934 году:

И, выступая по радио в начале блокады Ленинграда, Ахматова тоже говорила очень просто: «Вся жизнь моя связана с Ленинградом – в Ленинграде я стала поэтом, Ленинград стал для моих стихов их дыханием… Я, как и все вы сейчас, живу одной непоколебимой верой в то, что Ленинград никогда не будет фашистским».

Фашистами в русском языке называют как собственно фашистов, так и нацистов.

Выразительное слово. Чеканное.

19.5. Мои отношения

Я на своем уровне тоже веду диалог с Ленинградом (или Петербургом), и он не прекращается, даже когда я возвращаюсь в Италию.

Говорят, у петербуржцев скверный характер, чему весьма способствует дурной климат, – здесь трудно удержаться от выпивки (Анна Ахматова, к слову сказать, любила выпить; по словам Иосифа Бродского, «если кто и умел пить – так это она». Я же, замечу, не пью, я трезвенник, разве что, бывая в России, могу изредка опрокинуть рюмку-другую водки).