Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит - Нори Паоло - Страница 53

Господин Тоцкий вместе с генералом едет к Настасье Филипповне. Афанасий Иванович говорит, что вверяет себя ей и надеется на ее благородное сердце, а генерал, признавая за ней право решать судьбу Афанасия Ивановича, добавляет, что от ее решения зависит судьба его старшей дочери, а в некотором смысле – и двух других дочерей.

В воздухе пахнет карнавалом.

Михаил Бахтин, выдающийся знаток Достоевского, писал, что в старину во время карнавала вся иерархия на один день переворачивалась с ног на голову: бедняк становился богачом, а богач – бедняком, король становился шутом, а шут – королем.

В произведениях Достоевского героям не нужно ждать карнавала, чтобы перевернуть все с ног на голову, это происходит постоянно, как в упоминавшихся сценах с Настасьей Филипповной и двумя генералами – Иволгиным и Епанчиным; при этом в иерархии «Идиота» по шкале Меркалли[73] генералы – фигуры гораздо менее влиятельные, чем Настасья Филипповна (приношу свои извинения Михаилу Бахтину, царствие ему небесное, и сочувствую бахтинистам, если им вдруг попадется на глаза это несколько примитивное изложение идей великого литературоведа).

Так что вполне логично, что Фёдор Михайлович и Анна Григорьевна назвали свою первую дочь Соней в честь Сони Мармеладовой. Возможно, имело бы смысл и вторую дочь назвать Настасьей в честь Настасьи Филипповны, однако они дали ей другое имя – Любовь (Любовь Фёдоровна родилась в Дрездене в сентябре 1869 года, умерла в Больцано в ноябре 1926 года).

13

Иерусалим

В последний год работа над этой книгой стала моим маленьким Иерусалимом.

И сейчас мне даже не верится, что она уже почти закончена, хотя в жизни так всегда и происходит: ты начинаешь писать роман, и через какое-то время, если сам себя не остановишь, ты его заканчиваешь.

Помнится, много лет назад, когда я сдал дипломную работу и вернулся домой, мама – она как раз пылесосила – взглянув на меня, спросила: «Что-то случилось?»

«Я сдал диплом и теперь не знаю, что делать», – ответил я. Она протянула мне трубу пылесоса и сказала: «Это пройдет. Пропылесось пока».

Тоже вариант.

Закончил книгу – займись уборкой.

За последние несколько лет я прочитал целый ряд курсов, в рамках которых вместе с группой слушателей (обычно их было человек двадцать) читал и комментировал русские романы, чаще всего Достоевского.

Должен признаться, что, помимо удовольствия рассказывать о вещах, которыми я страстно увлекаюсь, людям, разделяющим мои увлечения, я люблю эти курсы еще по одной причине. Ее сформулировал в романе «Пятый угол» писатель Израиль Меттер: «Если ты чего-нибудь не понимаешь до конца, начни это преподавать».

Я не думаю, что можно преподавать Достоевского. Некоторое время назад Туринский читательский клуб попросил меня подготовить обзор русской литературы девятнадцатого века. Мне вспомнился афоризм Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное», и я назвал этот обзор «Необъятности».

По моему мнению, преподавать Достоевского невозможно, не существует окончательного варианта учебника по Достоевскому, и моя книга не исключение; но, если снова и снова возвращаешься к его невероятной биографии, начинаешь верить, что это в принципе возможно, иначе зачем мне вообще было браться за эту книгу?

Роман называется «Бесы», в итальянском переводе «I dèmoni», хотя речь в нем идет не о каких-то абстрактных сущностях типа демонов в играх; главные герои «Бесов» – вполне конкретные люди из плоти и крови. Если бы дело было в Парме, возможно, такую книгу назвали бы «Чумой», что, на мой взгляд, тоже неплохо.

В романе есть рассказчик – персонаж, посвященный далеко не во все детали истории, которую он рассказывает. Повествование ведется от первого лица, но временами кажется, что от третьего – от лица человека постороннего, наблюдающего за происходящим со стороны. Мы не знаем даже его полного имени.

На 101-й странице итальянского перевода, вышедшего в издательстве «Мондадори», мы узнаем, что его фамилия начинается на «Г» и заканчивается на «в», а на странице 153 как бы между прочим, вскользь, сообщается, что зовут его Антон, а по отчеству – Лаврентьевич.

Господин Г-в почти никогда не говорит о себе, мы практически ничего не знаем о его занятиях или интересах, зато он рассказывает историю, которая произошла в губернском городе, где он живет (название города тоже неизвестно), и в которой были замешаны некие нигилисты и революционеры (действие происходит в середине девятнадцатого века, книга вышла в 1873 году, как раз в тот период, когда в России хватало и нигилистов, и революционеров). Сначала мы знакомимся с господином Верховенским, Степаном Трофимовичем, который когда-то давно читал лекции об аравитянах, но прекратил их, «потому что перехвачено было как-то и кем-то (очевидно, из ретроградных врагов его) письмо к кому-то с изложением каких-то „обстоятельств“, вследствие чего кто-то потребовал от него каких-то объяснений».

Это начало романа, замечательное само по себе, но сложное для краткого пересказа (что касается Степана Трофимовича, хотелось бы еще добавить, что в какой-то момент в беседе с рассказчиком он произносит фразу: «Mon cher, je suis[74] un опустившийся человек!» Удивительная фраза, я бы делал футболки с такой надписью, я бы создал бренд «Человек, опустившийся до того, что стал модным»).

Один из немногих эпизодов, в которых рассказчик, господин Г-в, проявляет собственную инициативу, – это то место во второй части романа, где описан якобы назревающий в городе бунт, неизвестно кем организованный, в результате чего наказывают розгами старуху Тарапыгину, которая возвращалась в свою богадельню и случайно попала под горячую руку. «Об этом случае, – говорит рассказчик, – не только напечатали, но даже устроили у нас в городе сгоряча ей подписку. Я сам подписал двадцать копеек. И что же? Оказывается теперь, что никакой такой богаделенки Тарапыгиной совсем у нас и не было! Я сам ходил справляться в их богадельню на кладбище: ни о какой Тарапыгиной там и не слыхивали; мало того, очень обиделись, когда я рассказал им ходивший слух».

Перечитывая «Бесов» и дойдя до этого момента, я вспомнил, что, когда готовилось вторжение западных войск в Ирак и там начали взрывать нефтяные скважины, у нас, по западному телевидению, стали показывать пеликана, покрытого нефтью, который больше не мог летать. Многих это очень потрясло, в том числе и меня.

Однако позже, спустя несколько месяцев, стало известно, что в Персидском заливе, где разрабатываются нефтяные скважины, нет пеликанов.

Вспоминаю один случай, произошедший в Парме году примерно в 1973–74-м, когда мне было лет десять-одиннадцать и я учился в младшей школе. Футбольная команда «Парма» выступала в Серии B, а на позиции центрального нападающего играл тогда Альберто Риццати. И вот однажды, как раз во время забастовки газетчиков, по младшим классам прокатился слух, что Риццати сломал ногу, и по дороге домой, как сейчас помню, я подошел к Паоло Музиари, знакомому парню, который отлично играл в футбол и готовился выступать за молодежную команду «Ювентуса», и спросил у него:

– Слышал, что с Риццати?

– Нет.

– Он сломал ногу.

– Откуда ты знаешь?

– В газете прочитал.

– Газеты сегодня не выходят.

Никогда не забуду этот момент. Я как будто язык проглотил. А на следующий день на первой полосе «Гадзетта ди Парма» была опубликована фотография Риццати с дочерью на руках, рядом календарь, в котором был выделен тот день 1973-го или 1974-го года, и подпись: «С Риццати все в порядке».

Сегодня мы прекрасно знаем, что такое фейковые новости, мы все к ним настолько привыкли, что даже я, не будучи заинтересованной стороной, научился в них разбираться.