Солнце мое 2 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 16

— Да я не поняла толком. Но возиться с их комитетом пока не могу себе позволить. Может назвать заведение в честь строителей АнгарскГЭСстроя, успокоятся?

— Не, казённо будет. Проще предложить им хор пенсионеров проводить в каком-нибудь свободном кабинете пару раз в неделю. Знаешь анекдот про хор пенсионеров?

— Ну?

— Встречаются два немолодых товарища. Один сразу давай жаловаться, мол: вот, выперли на пенсию, теперь скучно, чем заняться… А другой говорит: «Да ты чё⁈ Приходи к нам в хор пенсионеров!» — «Да чё там в хоре делать…» — «Ты что! Мы и в шашки, и в домино, и в шахматы, выпьем, анекдоты рассказываем!» — «А когда ж вы поёте?» — «А… когда домой идём…»

Мы с удовольствием поржали.

— то есть, ты полагаешь, что если пенсионерам выделить помещение по времени, то они успешно самоорганизуются?

— Естественно! Придут — скажи: если у вас есть преподаватель или какой-то активист…

— Староста!

— Да. То мы будем вас пускать, только чтоб культурно, со сменкой. Название пусть себе придумают какое-нибудь поэтическое. Типа «Ангара».

— Все будут думать, что конфетная фабрика к нам переехала! — фыркнула я. — Мы тут со своим-то названием определиться не можем. Пока больше всего мне нравится «Центр развития и творчества», девчонки предложили. Только без наименования скучно. Может, наследственное принять?

— Это как?

— «Шаман-камень», к примеру.

*Мы ж Шамановы!

— Да и назови! И с намёком на местный, так сказать, колорит. Картинку красивую нарисуешь в этом своём стиле, как нам оформляла.

Точно! Картинку. И во́кна по картинке, чтоб стиль общий, а наполнение разное. Ух, мысли у меня забурлили!

И тут папа спросил:

— Вова из армии придёт, жить-то где будет? У вас?

Вот я озадачилась.

Я так привыкла к мысли, что он придёт ко мне. А что об этом думает сам Вова? А мои как отреагируют, мама с бабушкой? На житьё без регистрации вокруг смотрели косо, а до брака мы пока что-то не дозрели…

Блин.

Пошла домой загруженная.

ВСТРЕЧАЮ

Лето! Нет, на самом деле не совсем лето, но почти. Двадцать седьмое мая. Однако по внутреннему ощущению у меня начался отпуск, которого так жаждет душа каждого школьника — каникулы! Рефлекс условный, как ни крути. Десять лет вырабатывали. Никто летом не хочет загружать себя ничем серьёзным. И мне не хотелось. Тем более — я бежала на встречу с любимым! И единственное, что смущало меня сегодняшним утром: я так и не смогла собраться с духом и поговорить с бабушкой по поводу Вовы и его будущего у нас житья. И я очень боялась, что эта тема как-то неуклюже всплывёт в разговоре и всех поставит в неловкое положение.

Я примчалась к пропускному пункту ИВАТУ и заняла свой стратегический наблюдательный пункт.

Вскоре пошли первые дембеля. Странно, я думала, у них чемоданы посолиднее будут. А с другой стороны… Если по теплу призвался, и дальше на полном казённом обеспечении, то никакого особенного барахла у них с собой и не будет, правильно?

Вовка вышел со своей спортивной сумкой, непривычно-загорелый, как испанец. Так дело пойдёт, он к концу лета вовсе мавром станет. Я радостно повисла у него на шее.

— Привет! Господи, как я соскучилась!

— Привет, любимая! Я тоже очень соскучился…

И тут я увидела предмет, который мгновенно развеял трогательную романтику встречи:

— О! Сорок четвёртый! Побежали!

К остановке приближался автобус!

И мы побежали. Потому что иначе можно три часа стоять и ничего не выстоять.

Уже запрыгнув в старенький дребезжащий лиаз и устроившись на облупленном дерматиновом сиденье, я снова прижалась к Вовке изо всех сил, он обнял меня, так, что косточки хрустнули и спросил:

— Может, поедем до ГЭСа? Там сейчас есть кто?

Я немножко удивилась:

— Там сейчас никого… А как же к нам? Бабушка там пирожки стряпает…

— Пирожки потом, — он наклонился и шепнул мне в ухо: — Сперва я тебя хочу. При бабушке днём неудобно. А там… можешь кричать сколько хочешь.

И так он улыбался, что мне тут же стало жарко.

И… да. Громкая я, что уж говорить.

В общем, вышли мы на ГЭСе, без палева забурились в «Шаман-камень» и любили друг друга в восточном стиле — на коврах и разбросанных подушках. И никто нас не потревожил.

Я лежала на ковре, и мысли в моей голове бродили самые умиротворённые. Сладкие и тягучие, как мёд. И над этим мёдом тоненько звенела одинокая мушка досадного напоминания, что надо бы выяснить, как и где Вова собирается жить.

— Вов… Оль… — начали мы одновременно.

— Ну, давай, ты говори! — сразу отступилась я.

— Нет уж, давай ты первая.

Я вздохнула и приподнялась на локте… это сразу вызвало непредвиденное брожение пальцами по некоторым округлостям…

— Я так не могу, ты меня отвлекаешь.

— Ладно, говори, — он тоже приподнялся, опираясь на локоть.

Но я снова забыла придуманное было красивое начало и пошла в лоб:

— Вова, скажи мне, как ты относишься к тому, чтобы у меня пожить?

И тут он меня, прямо скажем, ошарашил:

— Я надеялся, что вы меня приютите, пока я комнату не сниму.

Видимо разочарование так сильно отразилось на моём лице, что он тут же сказал:

— Олька, ты что? Не расстраивайся! Мы с тобой будем встречаться… Будем же? — я кивнула. Глаза отчего-то намокли.

Вот, такая я собственница. В мыслях он был уже мой. Вот прямо совсем мой. И тут, оказывается…

— Олька! — он сгрёб меня в охапку. — Перестань, слышишь? Во-первых, если я приеду и поселюсь у тебя, это будет наглостью.

— Да почему⁈

— Да потому. Ты на меня с точки зрения родителей твоих посмотри. Проходимец какой-то.

Я хотела сильно возмутиться, но он прикрыл мне пальцами рот:

— Погоди, послушай! Главное, наверное, не в твоих родителях, а в моих… в матери, — он нахмурился.

— И что не так?

Разговор, очевидно, перестал доставлять ему удовольствие.

— Она… как тебе сказать…

— Да уж скажи ро́том, как есть!

— В общем, она считает, что я без неё ни на что не способен.

— Ага. А ты хочешь доказать, что способен?

— Ну… Глупо звучит, но по сути так.

— М-гм, — что ж, надо это как-то переварить. — Ладно… А можно тебя попросить, чтобы, выбирая съёмное жильё, ты как-то рассчитывал быть ко мне поближе?

— Конечно! — Вовка обнял меня с новой силой, словно у него гора с плеч свалилась. Видать, над ним тоже тяготел этот разговор. — Я планирую часто приходить к тебе в гости. А лучше тебя к себе заманивать. Такую вкусную девочку!..

В общем, домой мы выползли ещё где-то через час. Шли под тополями с пронзительно-зелёной молодой листвой, неторопливо и беспечно. На Мухиной, в том же киоске, что и на давнем нашем первом свидании, купили мороженое. В Юбилейном газоны перед домами наполнились цветущими яблонями и грушами. Ди́чками, конечно же, но от этого белоснежные шапки крон не становились менее красивыми. Романтика!

— А! Не рассказал-то тебе, что за дело в части было, — вспомнил Вовка.

— Точно! И что там?

— Сдал я на права, — он усмехнулся, — воспользовался возможностями Автобата.

— Ух ты, классно! Теперь всё можно водить?

— Ты не поверишь, всё, — он вынул из нагрудного кармана маленькую карточку размером примерно с наши скидочные карты магазина.

— О, а я думала, книжечка будет.

— С прошлого года же новые права.

Надо же! Страшно далека я от всяческих вождений.

Под плотной защитной плёнкой красовалась Вовкина фотка, в пяти небольших окошечках рядом с номером были проставлены крупные буквы: А В С D Е, а над ними — собственно название документа «ВОДИТЕЛЬСКОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ» и ниже надпись на нерусском, которую я со своим опытом изучения дойча прочитала как:

— «Пермис де кондуире» — это чё такое неприличное?

Вовка засмеялся:

— Это по-французски, «водительское удостоверение». А расшифровка категорий на обратной стороне.

Я, конечно, сразу перевернула: