На лыжне попаданец Ломаев (СИ) - Леккор Михаил - Страница 9

Еле дождался окончания речи командира роты, сразу заговорил, немного нарушая дисциплину. Надо восстановить высокий уровень командиров. Что же, поговорим.

Хорошая речь — это почти всегда диалог. Поэтому я сразу спросил, причем весьма остро, сколько в взводе человек имеет три золотых медалей вне зависимости от уровня? И разрешил стоять вольно, чтобы они могли мне отвечать.

Оказалось, что ни одного. Гм, но ведь надо что-то делать, товарищи! Смех один. А две золотых медали кто имеет?

Вот здесь уже оказалось много, целых… один! В сердцах быстро подошел нему, пожал руку. Прапорщик Иволгин, молодец, так держать!

Спортсменов, имеющих по одной золотой медали, оказалось пятеро, остальных медалей — четверо.

В целом, в принципе, неплохо, но если только это оценивать, как основу, от которой необходимо отталкиваться. Так и сказал. Одновременно сообщил, что льготы им, е сожалению, уменьшают, однако на всех уровнях поднимается денежная составная.

А для капитана Великанова с потлитотдельцами, могут еще отреагировать и поставить ножку, сообщил, что генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев считает, что нам надо развивать гуманитарную часть в разрез с классовой. С Западом надо бороться, но с мирными способами, например, в то же спорте и мы будем это делать, ведь партийно-комсомольская прослойка в взводе составляла почти 50% от общего числа!

Спортсмены от души захлопали, кто деньгам, кто переходу к мирной борьбе, а я смотрел на это холодными глазами. Наивные же эти ребята эпохи Перестройки, думают, что они станут добрыми и светлыми, так сразу все станет хорошо. Простодушные вы мои! Диалог Восток и Запад обязательно состоит из двух сторон, где один пока круглый дурак, а другой всегда циничный и нахрапистый.

Россияне это поймут, нотолько не сейчас и не эти, в первой четверти XXI века и уже их потомки, залив своей кровью территорию бывшего СССР. А вы… что вам объяснять, все равно не поверите.

Но, по крайней мере, против меня никто не выступал, косвенно, конечно, кто же в армии будет выступать против командира? А так, даже ни жестами, ни тоном, ни блеском глаз. Лишь один многомудрый спросил, много ли у меня мировых рекордов, а то все золотые медали у меня из провинции…

Я свободно ответил, что толи четыре, толи пять, уже не помню. И на этом урок математики окончился, поскольку у всех моих подчиненных рекордов такого уровня не было вообще. И о чем еще можно говорить?

А уже вечером я с маршалом авиации Кожедубом полетели в Москву. Я прицепился к нему по поводу высшего образования, и Иван Никитович не удержался. Видимо, чувствовал за собой определенную вину, ведь это он заставил меня быть комвзводом. Пообещал, что возьмет меня с собой и сам поможет прикрепиться на 1 курс, хотя уже первый учебный курс заканчивался.

Причем, полетели мы не рейсом «Аэрофлота», а на грузопассажирском самолете МО СССР. Летчиков маршал авиации придавил своим моральным авторитетом лучшего воздушного снайпера времен Великой Отечественной войны, а военным бюрократов маршальскими погонами. Попробуй, не пусти такого высокопоставленного военного, пусть и почти в отставке.

И я тут, так сказать, то ли адъютант, то ли еще кто, попробуй, спроси у этих сердитых военачальников, не говорящих, а гавкающих. Отправит еще куда очень подальше с прескверной служебной характеристикой. Страна ведь большая и должностей на ней много.

В общем, полетели мы в небольшом отеке, отгороженным какими-то грузами. Больше никого не было, а из летного экипажа один только раз появился бортинженер, спросил, не хочет ли товарищ маршал чаю, у них индийский.

Точно официант, натура у них такая. Кожедуба он тщеславно поздравил, будто не зная, назвал общевойсковым званием Маршала Советского Союза вместо маршала авиации (генерал армии по общевойсковому званию), чай предложил очень дефицитный для того времени — индийский. А вот спутника его совсем не заметил, не велика шишка, от пола вершок.

Хотя я и не обиделся, но с облегчением вздохнул, когда маршал авиации небрежно отмахнулся рукой, мол, не надо. А уж потом под волшебное вино из фляжки Кожедуба говорили о всем и очень откровенно, благо два мощных двигателя хоть и гудели, но не сильно. Как раз, им не мешали, но подслушивать не давали.

— Горбачев, как белены объелся, — жаловался собеседник, — уничтожает даже то, что никак не угрожает Западу и те даже и не требуют. Готов страну до нищеты довести. Зачем ему, не понимаю!

— Михаил Сергеевич настоящий западник, — включился во мне исторический аналитик, — их во всю историю страны было два — Петр Великий и Горбачев. При том, у Петра хоть немного тормоза срабатывали, а нынешний генсек гонит напропалую. Это плохо кончится.

— Для кого? — невесело попросил уточнить Иван Никитович, — стране или этому развеселому баюну?

— Обоим, — жестко сказал я, — СССР развалится, а Горбачева отправят на пенсию.

— Расстрелять бы его, — махнул маршал авиации расстроено. — ну да ладно. Нам-то чего делать, как спасти страну от этого раздолбайства?

— Боюсь, что ничего, — ответно вздохнул я, — хоть сейчас марксистская наука не в моде, попытаюсь опираться именно от него. Объективный ход развития идет, не находясь в зависимости ни от чего. Тут ничего не сделаешь.

— И человек ничего не может сделать? — не поверил мне Кожедуб, — но ведь хоть что-то же!

— Нет, отдельный человек, к сожалению, может. При соблюдении обязательных условий: он должен быть могущественен каким-либо образом — царь, генсек, религиозный лидер и проч., и, очень важно, вектор его деятельности должен совпадать с вектором исторического развития.

М. С. Горбачев подходит под эти условия. Причем посмотрите, если он, даже несознательно, пытается что-то сделать для укрепления страны, это уходит, как в болото. Или реализуется, но с противоположенным эффектом. А вот разваливается — то очень эффектно и молниеносно.

— Я что-то могу сделать? — мрачно и грозно спросил он, — хоть пристрелить кого-то на крайний случай!

Мы к этому времени уже опорожнили половину фляжки. А вино только казалось легким и бархатным, а на самом деле лупило по головам только так. Хорошо хоть, я про попаданство ничего не сказал, хоть очень хотелось. Ну а на вопрос Кожедуба молча отрицательно покачал головой.

Маршал авиации помрачнел еще сильнее. Как-то они в советское время стали в пропаганде ставить человека очень высоко. Да так, что и сами начали этому верить. Хотя верхушка не верила и откровенно плевала вниз, на народные массы, но вот некоторые высокопоставленные военные явно запутались. Вот и Кожедуб, м-да.

Между тем, надо помнить одно простое правило — один человек может что-то сделать, как… один человек. Плюс будет некоторый бонус от имеющейся власти. Но опять же все равно, как один человек. И не надо тут говорить о повороте объективного развития истории человеком. Это вам не чудодейственная сказка для первоклашек.

Так что извините, товарищ маршал авиации, облом-с. Тем более, что вы хотите от молодого человека 18-ти лет? Да даже если он и скажет льстивое слово ДА, ничего не изменится. А он и не скажет, потому как с детства честен принципиально.

Мой собеседник Иван Никитович думал где-то так или почти, потому как не стал ждать моего ответа, задумался до помрачнения лица.Потом махну рукой на свои темные мысли, опять открыл на свою действенную фляжку.

Она, кстати, видимо, была импортная, а вот с Запада или из Азии, я уже не знал. Большая, не меньше литра, обшитая то ли какой экзотической тканью, то ли обработанной шкуркой, но выглядела она весьма импозантно. А с учетом ее содержимого даже мне, попаданцу, было завидно.

И колпачков у ней оказалось два — либо в дурной попытке загерметизировать содержимое, либо помочь пьющим. Их ведь практически бывает максимум два, как нас сейчас.

Выпили, закусили по кусочку шоколада. Потом Кожедуб перешел уже к конкретным делам и, как правило, моим.

— Горбачеву не верь, у него семь пятниц на недели, — безаппеляционно сказал он. Откровенно добавил: — здесь, пока нет никого, прямо выговорю. Он почему так изменил взгляд на твою гонку в ГДР, когда ты пробежал быстро вопреки его указанию? Канцлер ФРГ Гельмут Коль невзначай похвалил себя. И даже предложил провести совместные соревнования Запад — Восток. У тебя, интересно, среди предков нет никого из немцев? — вдруг спросил он