На лыжне попаданец Ломаев (СИ) - Леккор Михаил - Страница 22

Прожженная сука, — если так цинично подумать про себя, — места уже нет на теле, куда можно печать поставить, м-да!

Декан же подумал о моей похвальной скромности, легонечко похлопал по плечу и громогласно поспешил заявить, как само собой положенное:

— Впрочем, тебе еще там быть рано. Подучишься, закалишься, потом и будешь выступать за честь факультета. А пока иди на занятия!

Чудак, право слово, а еще декан факультета. Кто ж такое говорит прапорщику Советской Армии и командиру взвода спортсменов состава «А». Я ведь по наличию должен быть прожженным и наглым, а не самого съедят с костями. А не то, что он говорил про белое и воздушное. Тут если белое, то типа белый северный зверек типа песец, никак не меньше.

Ушел я от своего так сказать коллеги, удивляясь и посмеиваясь его легковерности. Как из под него стул не вытащили еще и штаны не сперли, ходил бы сейчас стыдливо блистал труселями!

А спартакиада прошла во время второй недели сессии ОЗО. Она ведь идет недолго, примерно где-то три недели в совокупности. Состязания же шли еще меньше — где-то около пяти дней. А уж я на них был два раза по полдня. От формальности же меня освободили, как-никак студент.

Вообще, я с удивлением почувствовал, что мной буквально машут, толи почетным знаменем, толи страшным, но симпатичным пугалом. И чего? Военный де, находясь на сверхсрочной службе, обучается в вузе. Раздули из мухи слона.

Но хоть мне хорошо, пришел, пристрелялся, ушел. Это внешняя сторона, спокойная и благостная. А вот внутренне содержание было изрядно взъерошенным и даже смешным, хотя, по мне, тоже вкусно, пусть и только для вашего покорного слуги.

Время моей первой стрельбы был в четверг, рабочий день. поэтому народу было относительно мало. Отстрелялся, как обычно, по мне так нормально, спасибо Инмару. Для судей же удивительно — изумительно. Оказывается, здесь было четыре известных на весь СССР спортсмена, между которыми и должны были состояться состязания. А тут вдруг появляется наглый прапорщик, который, как в пошлом анекдоте, все опошлил. Да так, что приличным людям просто совестно и стыдно.

Я отстрелялся, сдал оружие, уже хотел уйти, но судейская команда пришла в себя и начала действовать. Меня срочно сдернули с охранного поста и вернули к стрельбищу к мишеням, где судьи тщательно и увлеченно смотрели, кто простыми глазами, кто с лупами, а кто и в электронно-увеличенном устройстве мои мишени.

Стреляли с двухсот метров и густота поражений, кого как, а меня радовала. Председатель же судей вначале, как и полагается, на меня наехал.

— Я, сразу скажу, — говорил лысоватый председатель Кириллов, — что просто поражен этой наглости современной молодежи, которая совершенно не ставит в ряд почетных отслуживших стариков. А надо бы, ведь они кровь свою проливали, Родину нашу защищали, нежалея себя. Ты гораздо ниже по положению!

Я молчал, поскольку этими пустословиями спорить никак не будешь. Сегодня мы честно боролись в спортивном поединке, я выиграл, поскольку оказался сильнее в стрельбе, а остальное голая софистика. Если вы хотите ругаться, то ругайтесь, а я пас, не вижу причин!

Кириллов тоже помолчал, поскольку и него дошло глупость положения. Спросил только:

— Прапорщик, скажи-ка нам, тебе точно восемнадцать лет, или официальные бумаги нам откровенно врут?

Ну это просто. Врать ведь надо уметь, это, между прочим, сложное умение, не каждый может. А правду надо просто говорить, она и сама себя защитит. Поэтому я только сказал:

— Так точно, товарищ председатель, восемнадцать лет. А мои соперники, хоть и старше меня, ни никак не выше. Я тоже мастер спорта международного класса в биатлоне.

На последних словах встрепенулся еще один судья, белобрысый толстячок:

— По-моему, я тебя косвенно знаю, но не в лицо, очень приятно. Это ведь ты включен в список советских спортсменов на соревновании в ФРГ, и ты Ломаев?

Ну наконец-то, а то молодой, молодой. Молодые воду дома возят, а мы здесь серьезным делом занимаемся. Отрапортовался, если уж военный:

— Так точно, товарищ судья, Олег Ломаев, неоднократный золотой призер в биатлонных гонках в СССР, а теперь и в ГДР.

— А-а, — потянул Кириллов, — тогда понятно. Беру свои слова обратно, молодых здесь нет. Я ведь тоже тебя не знаю в лицо, но фамилии неоднократно слышал. Садись на стул, — оживился он, на глазах превращаясь из напыщенного спортивного функционера в простого мужика, этого обычного советского чела, — как же ты в армию вдруг оказался, ведь был сугубо штатский человек?

— Ну как? — тоже свободнее заговорил я, давая понять, что совсем не обижаюсь на наезды судей, — был взят на действительную службу, поскольку стукнуло восемнадцать лет. Отсюда через некоторое время перешел в ЦСКА, перешел на сверхсрочную, сейчас вот учусь в ЦГОЛИФК, на ОЗО, хочу стать офицером.

— о, как! — оценил он меня, — хорошо идешь. Другой бы заметался, решил искать выхода в армию, а ты делаешь новую карьеру!

В общем, помирились они со мной. И после этого я поспешил на очередную лекцию. Учеба ведь это тоже все, от которого начнется новая жизнь. А стрельба будет у меня только через три дня, в воскресенье. Все, забыли!

Так я наивно думал и, конечно, ошибся. После лекции, еще даже не ушел лектор профессор Свиридов, появилась пташка Любочка со своими важными деканатскими делами. Милостиво извинилась перед профессором и громко объявила:

— Студент Олег Ломаев срочно в деканат, декан голову будет мылить за веселую деятельность!

Взгляды всех студентов и даже Свиридова, естественно, остановились на мне. Ну вы чего, я не педофил и не серийный маньяк — убийца, что так неодобрительно палится.

— Сам ничего не знаю, — отрицательно замахал я руками, — может, и Аркадий Борисович выгнал уже, ща гляну, потом, может быть, скажу.

Товарищи мои возмущенно загалдели, особенно девушки, но я непреклонно вышел. В конце концов, сложно что-то говорить, если ничего не знаешь. гм, только бы это не шутка Любочки, которая решила поговорить со мной, соскучившись.

Но нет, едва я вошел в деканат, Люба молча показал на помещение декана, лишь потихоньку сказала:

— Сердится от чего-то, почему не знаю, недавно вернулся. Не шути с ним, отлупцует, хотя бы морально.

Что же, скажут катить — покатим, скажут тянуть — покатим. Пришел к декану, слегка поклонился, улыбнулся своей само неотразительной улыбкой. Ха, видит кошка, за что ему будут бить. Не хотел вставать в ряды команды факультета, получай!

Аркадий Борисович Гроздев, к моему удивлению, был не так сердит. Отошел или не на меня гневался? Ушки востро пока звери поблизости.

— А это ты, — несколько удивленно сказал декан, будто и не он через секретаря приглашал повелительным тоном, — ну садись, рассказывай о делах наших грешных. Только правду, а то я действительно рассержусь. Сами понимаете, кому будет плохо.

Да уж понимаю, мне, конечно. Кому еще, если не студенту, сам так действовал. М-да, придется рискнуть, если он озвереет, будет еще хуже. Вот ведь!

Глава 12

Пришлось рассказать все. Да, собственно, и не было у меня много секретов. Ну, сказал, что были устные договоренности с командованием 16 армии и письменная с ЦСКА. И я не знал, как вписывать в эту и без того сложную схему еще и сам факультет.

Гроздев некоторое время смотрел недоуменно и недоверчиво. Потом, видя, что я тупо молчу, спросил агрессивно:

— И это все что ли, больше нет ничего?

Мне стало как-то немножечко стыдно. Собственно мой опыт относится у будущему XXI веку, другая историческая эпоха, да и сфера деятельности другая, в прошлой жизни я совсем не касался спорта. Почему тогда я так решил?

Аркадий Борисович Гроздев тоже решил как-то так, сказав мне угрюмо:

— Олег, Олег, ты еще молодой человек, а уже пытаешься выделить целую стратегию. Это тебе не кулаками махать и в морды бить кому попало.

— А, — поднял я голову, — сказали уже, пожаловались?