Арфа Ветров - Фьюри Мэгги - Страница 55

— О Боги, — проворчал Паррик. — Неудивительно, что я столько пью.

Впервые в жизни кавалерийский начальник чувствовал свое бессилие и тяжело переживал это.

— Что я здесь делаю? — ворчал он, в сотый раз задавая себе те же вопросы.

— Я просто честный вояка. Дайте мне меч и хорошего коня — и тогда я покажу, на что я способен. Но эти горы, эти огромные черные твари, да еще полуслепой оборотень, который сначала разговаривает с ветром, а потом у тебя на глазах превращается в коня… — Он прищурился, глядя на кожаный сосуд, который держал в руке. — Не то чтобы Чайм плохой парень, нет, он ведь варит на редкость приятный мед. Немножко сладковат, на мой вкус, но свалить с ног может запросто. Маре бы он понравился.

И тут Паррик понял, почему он запил. Его мучила тоска по Нексису, по гарнизону, по своим обязанностям командира, по военным учениям. Ему нужно было найти применение своим навыкам. А больше всего он тосковал по своим товарищам, по Ориэлле, Маре и Форралу, с которыми они, бывало, сиживали по вечерам за бутылочкой в «Невидимом Единороге». И сейчас он пытался заглушить тоску и бессильную ярость. Паррик тревожился за Ориэллу. Но ему оставалось только связать свой жребий с «тьмой, закрывающей луну», как поэтично выражался Эфировидец.

— Надо ждать, — советовал Чайм. — Один ты через горы не пройдешь. Дождись нужного времени, и ты придешь на помощь друзьям во главе войска Ксандима. Я кое-что придумал.

Паррик был вынужден признать, что план Чайма вполне толковый, во всяком случае, прямых изъянов в нем не было. Однако кавалерист ничего не знал о ксандимских обычаях и должен был верить Чайму на слово — так же, как и его заверениям, основанным на беседе с ветрами, что Ориэлла должна быть в Башне Инкондора.

Несмотря на свою подавленность, Паррик не удержался от улыбки, вспомнив, что придумал этот Чайм. Чатак свидетель, этот парень с головой! В тот вечер они с Эфировидцем сидели в его пещере — если можно назвать пещерой место, где стол, кровать и лавки словно вырастают из камня как живые. Предложение Чайма выглядело до того дерзким, что у Паррика захватило дух.

— На помощь ксандимцев рассчитывать не приходится, — говорил Эфировидец, передавая Паррику кувшин с медом. — Мой народ яростно бьется, защищая свою землю от казалимских налетчиков, но нападать самим — не в нашем характере.

Паррик принял кувшин и с удовольствием сделал большой глоток. Чайм между тем продолжал:

— Как я уже говорил, у меня было видение, из которого следует, что нужно помочь твоим друзьям — светлым силам. Но есть только один способ заставить ксандимцев драться за твое дело: ты сам должен стать вождем.

— Что? — Паррик поперхнулся, пролив мед в костер. Пламя ярко вспыхнуло. Чайм услужливо похлопал его по спине.

— Когда тьма закроет луну, ты должен вызвать Хозяина Стад на поединок, чтобы биться с ним за титул вождя согласно обычаям нашего Народа. Конечно, это не так просто, ведь ты чужестранец, но по нашему закону вызов вождю может бросить любой. Победитель по праву становится вождем — до следующего затмения, и на этот срок его слово — закон.

— Но, Чайм, — возразил Паррик. — Я, конечно, дерусь не хуже любого другого, но только не…

— Понимаю. У Фалихаса есть преимущество: он умеет превращаться в коня. Но если, как ты говоришь, ты — конник… — Чайм вздрогнул, произнося это слово.

— В общем, тогда у тебя тоже может быть преимущество. По нашему обычаю он будет биться с тобой в обличье коня, и если ты сумеешь сесть ему на спину и усмирить его, победа достанется тебе. Паррик задумался:

— Так это — не битва насмерть? Эфировидец покачал головой:

— Не обязательно. Но в твоем случае, думаю, будет именно так. Ты чужестранец, и Хозяин Стад непременно попытается тебя убить. Это ты должен знать. Тебе же для победы не обязательно его убивать, достаточно вынудить сдаться.

— Ну, хорошо, — вздохнул Паррик. Он сроду не слышал о более безумной затее. Завтра этот молодой олух протрезвеет и забудет весь этот вздор.

Но его надежды не оправдались.

Увидев, что к нему направляются Сангра и Чайм, Паррик вернулся от воспоминаний к действительности. Эфировидец, как обычно, выглядел жизнерадостным, но Сангра вновь бросила на бывшего начальника неприязненный взгляд, как часто бывало с тех пор, как он начал пить. Эх, разве женщины понимают, что одного этого бесконечного ожидания достаточно, чтобы мужчина пристрастился к хмельному? Кавалерийский начальник повернулся к ней, решив, несмотря ни на что, беседовать с нею дружески.

— Как там Элевин? — спросил он. Сангра немного смягчилась.

— Сидит на постели, ест тушеное мясо и жалуется на отсутствие удобств, — улыбнулась она. — Благодарение Богам, старикан оказался крепким. Не представляю себе, как Чайму удалось вытащить его из лап смерти.

Она ласково посмотрела на Эфировидца и улыбнулась ему. Он ответил ей улыбкой и обратился к Паррику.

— Пойдем. — С неожиданной твердостью он отобрал сосуд с медом у кавалерийского начальника. — Сейчас не время пить, друг. До затмения осталось всего три дня.

Мериэль дрожала от холода в своем убежище у входа в долину. Радостный вопль Паррика разбудил ее. Бормоча страшные проклятия, она выглянула наружу, чтобы понять, что происходит, и снова выругалась. Ничего особенного. Как всегда эти трое — Паррик, Сангра и маленький ксандимец — стоят, размахивают руками и о чем-то оживленно болтают. Болтовня, болтовня, болтовня… Вот придурки! Мериэль плюнула. Что пользы было тащиться за этими жалкими смертными по этим проклятым горам, если они все равно ничего не делают? А она-то надеялась с их помощью найти Ориэллу, которая вот-вот должна родить чудовище, проклятое Миафаном.

Ежась от холода, целительница поднялась. Что там у них стряслось? Стемнело уже, пора и спать. Но заснеженная площадка внизу, утрамбованная множеством ног, была пуста. От страха Мериэль даже вспотела. Неужели она упустила их, не заметив, как они ушли? Но нет. У входа в логово ксандимца она увидела отблеск пламени на снегу и возликовала. Как обычно, они бездельничают. Однако тем лучше. Опасаясь, что ее могут заметить, она осторожно прокралась в глубь своего убежища. Благодаря обычаю ксандимцев использовать снег как природный холодильник Мериэль нашла достаточно еды и мехов, чтобы еще долго оставаться здесь. Так или иначе, она должна дождаться, когда эти смертные наконец отправятся на поиски Ориэллы — и тогда она, незамеченная, будет следовать за ними по пятам. Кто-то должен выполнять то, что выполнить необходимо. Жуя мороженое мясо, Мериэль злорадно улыбнулась. Завтра будет новый день, и она снова станет следить за ними…

— Ну, и что нам теперь делать? — спросил Паррик. Он сам понимал, что болтовней пытается заглушить внутреннее волнение и презирал себя за это, но ничего не мог поделать. Вой ветра, гулявшего на плоскогорье, казался ему похожим на плач, а языки обрядовых костров — на окровавленные кинжалы. Он почти физически ощущал враждебность толпы, и нескрываемая ненависть ксандимцев была ему понятна. Даже в Сторожевом камне, который возвышался за спиной, Паррику чудилась затаенная неприязнь. Он не отличался впечатлительностью, но это место было ему неприятно.

— Нам предстоит бдение, — ответил Чайм на вопрос Паррика, о котором тот уже успел забыть. — Если хочешь что-то спросить, Паррик, спрашивай сейчас, потому что после того, как солнце скроется за горой, необходимо будет молчать до рассвета, а нарушивший это правило считается проигравшим. На рассвете же ты будешь драться.

Паррик вздрогнул:

— А как вы узнаете, что солнце село? Разве вы видите сквозь тучи?

Пожав плечами, Эфировидец ответил:

— Мы, ксандимцы, просто знаем это — и все. Паррик фыркнул.

— Сущий вздор, по-моему, — пробормотал он себе под нос. Элевин, однако, расслышал его слова и захихикал. Несмотря на протесты Сангры, старик все же притащился сюда, и теперь сидел у костра, укутанный до самого носа. «Наверняка, — подумал Паррик, — Чайм опоил его всякими снадобьями, чтобы тот своим кашлем не нарушал тишины ночного бдения». Он, Паррик, ни за что бы не пустил сюда старого дуралея. Еще испортит все своими воплями… Неожиданно Паррику стало стыдно. Он так раздражителен, потому что не может справиться с волнением. Впервые он так проводит ночь перед битвой — без сна, без еды, без разговоров и без выпивки. Паррик вспомнил старые добрые времена, когда они с Форралом и Марой накануне схватки сидели в какой-нибудь таверне или у костра вроде вот этого и пили вино. Паррик вздохнул, вспомнив своего командира. «Эх, Форрал, — подумал он, — в каком бы краю ни оказался ты после смерти, я надеюсь, что сегодня ты видишь нас. Помоги мне завтра, если можешь, потому что помощь мне нужна как никогда и потому, что я делаю это ради Ориэллы…»