Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник) - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 56

Впрочем, как говаривал Тарантул, не начать бы делать поспешные выводы из слишком ярких предпосылок…

Пока Вероника переодевалась в рабочее и выводила мотоцикл, я обыскал второго убитого. У него тоже была моя фотография и пара тонких резиновых перчаток. Дитер, расстроенный, ходил вокруг «испано-сюизы». В нее попало несколько автоматных пуль. Да заварим, сказал Виктор, пригоняй ее сегодня к нам. Сто двадцать тысяч мне за нее предлагали, сказал Дитер, не взял. Ну и правильно, сказал Виктор, деньги что – тьфу, и нет их, а это надолго. Так что заварим, закрасим – с лупой не найдешь, где дыры были. Спасибо, Виктор, я видел, как ты варишь, – это высокий класс, сказал Дитер. Поэтому я не расстраиваюсь. Вероника подкатила на легком «тиере», похлопала по сиденью: садись. Витя, сказал дед, дай Игорю пока свой автомат – мало ли что. Виктор протянул мне МП и запасной рожок. Спасибо, сказал я. Пустяки, сказал Виктор и отошел. С Богом, сказал дед. Вам того же – я помахал рукой.

С дороги Вероника почти сразу свернула вправо, в поля, заросшие чем-то густым и высоким, выше колена, – пшеницей, ячменем?.. Мотор глухо рокотал, во все стороны летела грязь. Ноги мгновенно промокли. Крепче держись, не болтайся! – крикнула Вероника. Я забросил автомат за спину и обнял ее обеими руками. Теперь другое дело! Она повела плечами и добавила газу. Мы неслись к извилисто тянущейся через поля полосе черемуховых зарослей.

Год 1961

Зден

07.09. НочьБаза «Саян». Командный бункер

Нас преследовали галлюцинации. Шум работ. Голоса. Удары. Скрежет. Я так и жил у двери. Эльга приносила мне воду. Мы почти не разговаривали. О чем? Все, что могли, мы уже рассказали: она о несчастной своей любви к поэту из Москвы предшествующего десятилетия, она сидела там резидентом, прожила довольно долго… ничего не могло получиться из той любви… А я вдруг выложил свое: о такой же несчастной жизни с Кончитой, о том, что уже все, край, и даже двухлетний Игорешка меня не удержал бы… о дикой ее ревности, в которую вдруг обратилась дикая же страсть, о трех попытках самоубийства – истерических, на людях…

Мы с Эльгой даже не пытались утешить друг друга. Это было как-то странно, но вот – факт. Говорят, близость смерти обостряет чувственность. Но наверное, это должна быть близость какой-то другой, более романтической смерти.

Наконец я понял, что спасения извне ждать не следует.

Говорят, заживо похороненные ногтями процарапывают крышки гробов…

Откуда-то взялась ясность в голове.

Я принес свежие поглотители углекислоты – последний комплект. Полосками лейкопластыря приклеил эти жестянки, похожие на коробки от старых противогазов, к стальной двери – внизу, там, где (я надеялся) не было препятствия с наружной стороны. Если дверь плотно прикрыть, а потом резко толкнуть, то неясный звук соприкосновения с чем-то возникал вроде бы вверху. Хорошо бы не ошибиться…

Потом я собрал все тяжелое, что мог. Койки легко снимались, наволочки мы набили папками с документами, и я даже мельком подумал, что в крайнем случае можно будет воспользоваться трупами из шкафа… но это была, конечно, мысль из тех, которые никогда не реализуются. Самыми тяжелыми предметами были трансформаторы, обеспечивающие питание вычислителя, и сам вычислитель – вправду расположенный под пультом. Но если трансформаторы вытащить было легко, то с машиной пришлось по-настоящему повозиться.

Потом я приступил к изготовлению взрывателей. Их я сделал из лампочек, которых на пульте было достаточное количество, и пистолетных патронов, которых у меня было еще больше. В цоколях лампочек я протирал о шершавый бетон стены дырку, потом, если нить оставалась цела, всыпал внутрь порох из патронов. Заклеивал дырку пластырем. И так двенадцать раз…

Патрончики для ламп я добыл оттуда же, из пульта, а достаточной длины проволоку отмотал от трансформаторной обмотки. Долго и тщательно зачищал концы проводов, которыми соединял взрыватели в «букет». Сделал. Рассовал взрыватели по банкам поглотителей, разрезав капроновую сетку и осторожно углубив их в массу гранул. Руки вздрагивали, хотя умом я понимал, что сам по себе реактив «К» не опаснее простой бертолетовой соли.

Вот и все. Я протянул провод в каютку, где мы жили, приладил к концу его обычную электрическую вилку от бритвы. Кто-то из дежуривших здесь любил содержать себя в должном порядке… Заряд в аккумуляторах аварийного питания был еще приличный. И лампочки горели как надо, и вентиляторы гнали воздух…

Теперь начиналось основное. Спирт я уже нюхал и пробовал на язык, да и на зеркальце он, испарившись, почти не оставлял следа. И все же… если там есть хоть следы ацетона…

Нет. Не думать ни о чем. Все, хватит. Отключился.

Тонкой-тонкой струйкой я стал наливать спирт в банки поглотителей, стараясь, чтобы гранулы пропитывались равномерно. По восемьдесят граммов на банку. Одна… вторая… третья…

Кажется, залитые банки начинали теплеть. Но это могло и показаться.

Будем считать, что показалось.

Шестая.

Теперь – тщательно прижать их. Без зазора. Выломанные из шкафа-могильника полки… так, хорошо… теперь койку плашмя, подложить железный табурет, чтобы образовался наклон к двери, и на койку – оба трансформатора, в каждом килограммов по девяносто, и вычислитель – под семьдесят…

Эльга наблюдала молча, не делая попытки помочь. Ее как будто не было здесь. Ну и…

Отставить.

Поверх я набросал вообще все, что можно было перенести с места на место. Еще бы пару-тройку мешков с песком…

Почему-то стало смешно. Слабяще-смешно, как от щекотки.

На подламывающихся ногах я дошел до каютки, сел на пол – там, где раньше была моя койка, Боже, какое чувство территории, а? – и дал себе отсмеяться. Ну что ты, ну что? – спрашивала Эльга, а я только отмахивался и вполне слабоумно хихикал. Потом вытер морду и стал разминать занывшие скулы. Нормально, все нормально, нормально… это так, реакция…

Потом я встал, прицепил на пояс фонарь, прикрыл дверь (она открывалась наружу), всунув предусмотрительно ломик в щель (так меньше шансов на то, что ее заклинит), и стал затыкать правое ухо бумажным жгутиком. Левое я заткну пальцем…

– Ну, все. – И улыбнулся Эльге; она сидела в углу, сосредоточенная и мрачная. – На всякий случай… вдруг не увидимся… – Наклонился и поцеловал в щеку.

Она судорожно вздохнула.

– Посильнее зажми уши и широко открой рот.

Она кивнула. Заткнула уши большими пальцами, раскрыла рот и закрыла глаза.

Я сделал так же и воткнул вилку в розетку.

Очнулся я с ощущением, что меня протаскивают в какое-то очень узкое отверстие. В игольное ушко. Происходило это внутри гудящего барабана. Кто-то тянул за руки, а кто-то подпихивал под задницу. Некоторое время я принимал это как сон, как данность. Но потом что-то острое стало впиваться между ребер – с каждым рывком сильнее…

– Эй! – сказал незнакомый голос над головой. – Не дергайся.

– Пустите, я сам.

Руки мои тут же отпустили, я осторожно поворочался, приспосабливая тело к дыре, подался назад, изогнулся – и пролез, разодрав, правда, пижаму и бок. Меня осветили фонарем и хлопнули по плечу:

– Молодец.

– Рад стараться. А… Эльга?

– Здесь, здесь. Все хорошо, солдат.

– Я тут, Зденек, – сказала она сама. Голос доносился сквозь гул, но я его узнал. В голосе была тревога. – Иди сюда.

Я повернулся. Луч фонаря повернулся вслед за мной. Световые пятна не слишком быстро складывались в нормальные изображения. Но – сложились…

Эльга стояла рядом с двумя офицерами войск связи. На ней была все та же пижама, но на плечи наброшена шинель.

– Харитон, – сказала она, продолжая глядеть на меня, – я знаю все, что ты сейчас скажешь. Я бы и сама сказала это, если бы не видела… Он нам нужен, Харитон. Он лучше Малкинена. На порядок лучше. Понимаешь? Если мы хотим чего-то по-настоящему добиться… Я все ему рассказала.