Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник) - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 21

Оружие топим в болотце, и – сорок минут ночного бега. Командор ведет, Саша в центре, я замыкаю. Полная тишина. Где-то лают собаки – далеко. По тревоге слетаются полицейские патрули. Дороги перекрыты, по всему Кунцеву ловят неизвестную подозрительную машину. А мы уходим, мы, наверное, уже за кольцом оцепления. Собаки и сирены – где-то слева. Ночной бег. Все выверено до минут. Осталось мало. Все хорошо. В гараже множество следов. Пусть ищут, на двое суток это их отвлечет. Хороший пакет дез. Все выверено. Теперь шагом, шагом, лениво, нехотя… по две желатиновые виноградины на каждого – проглотили. Через пять минут от нас будет разить таким безумным перегаром… На обочине коллатерального шоссе номер четыре стоит наш «зоннабенд» без света в салоне и с поднятым капотом, и Гера пританцовывает рядом с ним, изображая ремонтную деятельность. Садимся все трое на заднее сиденье, в кармашке на дверце уже откупоренная бутылка «Очищенной», бумажные стаканчики… Ну, за успех, говорю я, разливая, и мы глотаем теплую водку – без удовольствия, как микстуру. Все, бутылка в ногах, о, и не одна, молодец, Гера, догадался, туда же летят стаканчики, быстро приводим себя в художественный беспорядок, Гера заводит мотор, мы катимся, катимся, катимся по коллатеральному шоссе номер четыре, ага, вот и застава, нам приказывают остановиться, а Командор уже спит на коленях у Саши, а Саша припала ко мне, а у меня остекленевшие глаза и еле ворочается язык, и трезвый Гера отвечает за всех…

Год 1961

Зден

31.08. 15 час. 45 мин. Деревня Сайги. Окрестности базы «Саян»

Дождь заливал стекла и глушил все звуки. Я не был уверен, доносится шум боя или это шуршат капли по кронам. По желтеющим кронам… Поэтому, пока капитан отсутствовал, я стал слушать радио. В «медведе» капитана Крестовикова стоял отличный приемник.

Мир был охвачен паникой. Люди бежали из городов, резервистов ставили в ряды, бомбардировщики взлетали в небо, флоты выходили в море… Всяческие канцлеры, президенты и императоры висели на телефонах горячих линий. Какие-то военные обозреватели, люди без малейших признаков стыда и интеллекта, пытались объяснить мне, как вести себя в момент ядерного нападения и сразу после оного. Через двадцать минут меня уже трясло, и не знаю, от чего больше: от злости или от страха за родных… за все еще родных…

Звено Врангеля – он сам, Саша Балахнин и Макс Потылицын, давний друг Врангеля, – сидело в нашей машине, два других звена с хорошим ручным пулеметом РПВТ – во второй. Ребята тоже слушали радио…

Трудно поверить, но только сейчас до нас понемногу доходило все.

Вернулся капитан, а с ним – тот самый Выдра, на котором нынче сошелся клином свет. Они забрались в салон, сдирая с себя дождевики, и сразу запахло мокрым войлоком. Никогда до этого я Выдру, естественно, не видел, однако спутать его с кем-то было нереально. Выдра походил на ожившую каменную бабу, каких немало в здешних краях. Ниже меня, он весил, наверное, за сто пятьдесят. Черное, в оспинах лицо, маленькие глазки, руки до колен. Голенища чудовищных сапог были надрезаны и зашнурованы сыромятными ремешками – иначе не налезали на толстенные икры. Хозяин Медной горы…

– Ага! – сказал он, увидев меня. – Ну, здравствуй, здравствуй…

Рукопожатие его было осторожным – он сознавал свою силу. Моя рука как бы побывала под паровым молотом, направляемым умелым кузнецом.

– А пройдет машинешка-то? – тут же обеспокоился Выдра. – Дорога там никака, а по дожжу так вовсе смерть.

– Пройдет, – сказал капитан. – Значит, Тимофеич, говоришь – не геологи?

– Не. Геологов я за версту с подветра распознаю. А в тех, понимаш, чё-то лажненькое тако вот… не объяснить. Ну все как у геологов, а – не геологи.

– Так заявить надо было.

– Не. Эт не по нам. Заявлять. Не.

Капитан втянул воздух уголком рта.

– Да, – сказал он. – Знакомо. Там, Тимофеич, под стенами – уже две сотни наших легло, а сколько еще ляжет – представить страшно.

– Эт так… – сказал Выдра и замолчал.

– Так куда ехать? – Капитан вздохнул, перебрался вперед, сел за руль.

– Скрозь деревню, и по леву руку просек увидишь…

Мы тронулись, и второй «медведь» тут же зарычал мотором.

Дорога и сквозь деревню была так себе, в выбоинах и ухабах, а по просеке, давно заросшей тонким осинником, шла и вовсе колея. «Медведь» нырял в какие-то ямы, переваливался грузно с боку на бок, но пёр и пёр – вверх и вперед.

– Кто дорогу-то так разбил, а, Тимофеич? – пересиливая мотор, крикнул капитан.

– А лесовозы. Третье лето только, как кончили деляну сводить. Ангельску рощу продали, слыш. Вот так так… Така роща была! Эх, химики…

– Это где Агафонов скит стоял?

– Точно так. А ты почем про скит знаш?

– Да кто же про него не знает… Зден Рышардович, перелазьте-ка сюда, на переднее, разговор есть.

– Слушаюсь… – Я полез на переднее – и крепко приложился теменем о трапецию, на которой в бою сидит пулеметчик. Боль была адская, а в следующую секунду на лоб хлынула кровь. – Матка бозка…

Меня тут же за штаны утянули назад, с прибаутками промыли водкой дыру в скальпе и перевязали зеленым полевым бинтом, и только минут через десять я выполнил приказ капитана: сел на переднее и приготовился к разговору.

– А щас во-он от того валуна направо, – показал Выдра.

Валуном Выдра назвал серую округлую скалу размером с четырехэтажный дом. Наверху синей краской кто-то написал: «Мы – колчаковцы». За скалой от разбитой лесовозной дороги по ложбине уходила зеленая тропа, по которой прежде ездили разве что на конях.

– Грибов-то! – восхитился капитан.

Тропа была красна от шляпок огромных сыроежек.

– А так грибной нынче год, – охотно отозвался Выдра. – Не знам, куда и девать. Все бочата уже засолили. Вот ежли вернемся, рыжиками угощу. Со сметаной под семеновскую – ух как здорово хороши.

– Особенно после баньки, – сказал капитан.

– Эт ты верно подметил, капитан, – согласился Выдра. – Куда ж без баньки-то? Никак нельзя.

– Зден Рышардович, вы уже поняли, что нам предстоит? – спросил капитан, не поворачивая ко мне лица; я видел его в профиль: почти мефистофельское, только коротконосое.

– Идти под землей, – сказал я. – Авось куда-нибудь придем.

– И даже не совсем авось. Я сам удивился, когда узнал, сколько здесь было вырыто всяческих шахт и штолен. Что вы хотите, золотоносный когда-то участок. Да и сейчас кое-что попадается. Слышали, как один американский сержант нашел самородок?

– Слышал.

– Но черт бы с ним, с золотом. Тимофеич, однако, говорит, что знает вход в старую шахту. И что этот вход с месяц назад разыскивали какие-то люди.

– И это я слышал.

– Так вот: старая та шахта имеет коридоры, проходящие, видимо, неподалеку от капониров. Когда капониры строили, дважды натыкались на пустоты. Это генерал мне все-таки сказал. Ублюдок. Ненавижу таких. Знаете, как он вне базы оказался? А впрочем, черт с ним. Язык марать не хочется. Должен сказать, дорогой мой Зден Рышардович, есть у меня одно ничем существенным не подкрепленное предположение, что новостройка… вернее, новокопка американцев с этой старой шахтой напрямую связана.

– Почему вы так думаете?

– Ну… например, самородок в отвале. И еще кое-что. Косвенные признаки. Всяческие умолчания. Интуиция, в конце концов. Да вы же и сами все понимаете…

Тимоти, подумал я. Ну конечно.

– Не все, – сказал я. – Например, не понимаю, почему вдруг именно я…

Капитан быстро посмотрел на меня, потом вновь уставился на дорогу.

– Главным образом потому, что вы единственный специалист по вычислительным системам в пределах досягаемости, – сказал он.

Так, подумал я.

– Значит, вы всерьез считаете, что мы имеем шанс попасть в командный бункер?

– А у нас просто нет другого выхода…

Он сказал это тихо и равнодушно, и я сразу понял – да, другого выхода нет.

Выдра просунулся сзади, навалился грудью на кожух мотора.