Святой дьявол: Распутин и женщины - Фюлёп-Миллер Рене - Страница 85

Министр взял отчет и поехал в Царское Село. Вернувшись, созвал на общий совет помощника и начальника «особой охраны», чтобы назначить окончательное время убийства. Тогда же еще раз были подробно обсуждены все детали этого плана, и, по мнению Белецкого, было бы желательно на всякий случай, безопасности ради, провести еще одну генеральную репетицию убийства. Этот способ неоднократно оправдывал себя в служебных делах. Он напомнил министру, что, как следует из сообщений агентов, уже однажды двое ревнивцев, вооруженных револьверами, проникли в квартиру старца. Белецкий заметил, что надо бы снова разыграть подобную сцену и создать видимость угроз жизни Распутина от ревнивых мужей; если эта генеральная репетиция удастся, то позднее будет проще и само убийство объяснить подобными мотивами.

Но министр был слишком нетерпелив, не хотел медлить, а чрезмерно осторожное поведение помощника, при других обстоятельствах, возможно, было бы к месту, но в данном случае вызвало неодобрение. На следующий день он вызвал к себе одного полковника Комиссарова и открыто обратился к нему с предложением как можно быстрее осуществить нападение на Григория Ефимовича. Принимая во внимание все трудности, имевшие место при подготовке покушения в автомашине, Хвостов теперь хотел изменить свой план и заявил полковнику Комиссарову, что наиболее удачным ему кажется другой вариант, если во время какой-нибудь пирушки Распутин подвергнется нападению агентов Комиссарова и будет задушен ими.

Начальник «особой охраны» соответствующим образом выразил свое восхищение новым планом, но все же позволил себе сделать более скромное предложение: заменить удушение отравлением, так как в этом случае потребуется меньше участников. По его мнению, лучше всего, если бы старцу «в знак благодарности» от имени какого-нибудь вымышленного лица прислали ящик отравленного вина. Вина будет на этом неизвестном лице, и, кроме того, не будет свидетелей.

Этот план чрезвычайно понравился министру, он вскоре даже внес уточнение: по его мнению, неизвестное лицо лучше заменить ненавистным ему банкиром Рубинштейном; отравленное вино следует доставить на Гороховую от его имени. Тогда полиция сразу же будет знать, за кем следить, Рубинштейна арестуют как убийцу, и все пройдет самым наилучшим образом.

Тут Комиссаров высказал опасение, что Распутин, приняв подарок, сразу позвонит Рубинштейну, чтобы поблагодарить его, а это сразу все испортит, так как выяснится, что банкир не имеет никакого понятия о подарке. Министр был вынужден согласиться с полковником и отбросить этот вариант, но приказал доставить яд, одновременно намекнув, что в новый заговор не надо вмешивать Белецкого, так как тот своими вечными сомнениями прямо-таки раздражает министра. Комиссаров предложил лично позаботиться о яде и высказал мнение, что лучше достать его не в Петербурге, а в провинции.

Итак, на следующий день он поездом отправился в Саратов, но перед этим еще раз забежал к Белецкому и сообщил о новых планах. Возвратившись из Саратова, Комиссаров достал из портфеля несколько аптечных склянок с порошками разного цвета, выставил их в ряд на столе министра и объяснил, что это самые сильные, имеющиеся в наличии яды, что их действие будет незамедлительно проверено. На следующее утро он появился с сообщением, что состоялся успешный эксперимент на кошках, особенно оправдал себя один из препаратов. Полковник подробно описал, в каких ужасных мучениях издох кот, которому он дал немного именно этого порошка. Министр выразил величайшее удовлетворение.

Когда же он начал настаивать перейти от опытов к отравлению Распутина, Комиссаров попросил разрешения теперь, когда все уже решено, привлечь к делу Белецкого: он никоим образом не хотел бы нарушать служебный устав, ведь товарищ министра мог истолковать его намерения именно так.

После некоторых колебаний Хвостов дал свое согласие, и Белецкого посвятили в дело и подробно проинформировали о нем. Совещание закончилось полным согласованием всех деталей и решением осуществить убийство вечером в ближайший четверг, причем министр намекнул, что готов даже присутствовать при этом важном событии. Но Белецкий настойчиво принялся отговаривать его, Комиссаров тоже выразил сомнения, так что в конце концов министр с огромной неохотой отказался. Местом убийства была выбрана та секретная квартира, где Распутин с недавнего времени обычно встречался с Белецким и Комиссаровым, а иногда и с самим Хвостовым, после того как прежние совместные трапезы у князя Андронникова по разным причинам были признаны нецелесообразными.

Утром в четверг, когда должно было состояться убийство Распутина, министр получил одно за другим несколько срочных сообщений от своих агентов, из которых следовало, что вскоре ожидается смещение премьер-министра Горемыкина и назначение на эту должность статского советника Штюрмера; вечером в министерстве появилось также официальное сообщение об этой смене лиц. Хвостов немедленно попросил к себе Белецкого, но того нигде не могли найти. Тогда министр послал на секретную квартиру, где именно в это время должна была состояться роковая встреча с Распутиным, но оказалось, что квартира пуста и заперта. Когда Хвостов это узнал, он понял, что и Белецкий, и Комиссаров предали его и бросили на произвол судьбы.

С этого момента он принялся раздумывать, кого бы вместо них он мог привлечь к убийству. Вдруг он вспомнил о том заговоре против Распутина, который в свое время организовывал монастырский священник Илиодор и который почти удался.

Через своего частного агента Ржевского он узнал, что Илиодор в Норвегии, испытывает денежные затруднения и тщетно пытается издать свой пасквиль «Святой дьявол».

Министр немедленно послал к Илиодору курьера с предложением помочь деньгами монаху, если тот предоставит ему своих российских приверженцев для нового покушения. Вскоре между Илиодором и Хвостовым завязался оживленный обмен телеграммами, но все же пришлось отправить в Норвегию особо доверенное лицо с деньгами для Илиодора. После недолгих раздумий Хвостов поручил это своему агенту Ржевскому, уже неоднократно выполнявшему подобные поручения.

Белецкий и Комиссаров через собственных сыщиков сразу же узнали о намерениях Хвостова и сами предприняли ответные действия. В архиве Белецкого имелся компрометирующий материал почти на каждого жителя Петербурга, и он располагал некоторыми документами на Ржевского, достаточными, чтобы на несколько лет заключить того в тюрьму. С помощью этих бумаг он вынудил личного агента министра отныне повиноваться только его приказам и подробно докладывать обо всех переговорах с Хвостовым.

После нескольких бесед с Комиссаровым Белецкий решил сместить министра; теперь с помощью Ржевского он мог раздобыть документы, компрометирующие Хвостова. Он приказал агенту попросить у министра разрешения на передачу Илиодору денег. Хвостов дал письменное разрешение, и, таким образом, Белецкий добился чего хотел.

Он спокойно позволил агенту уехать, но еще заранее на русско-шведской границе дал определенные распоряжения. Когда Ржевский на границе вышел из поезда, его под каким-то предлогом арестовали, обыскали и под охраной отправили в Петербург. Разрешение на выезд с подписью Хвостова изъяли у него во время осмотра. В то же время в Петербурге устроили обыск на квартире Ржевского, и Белецкий, пользуясь моментом, извлек целую массу документов, из которых однозначно вытекала виновность министра. Со всеми этими бумагами помощник министра поспешил к Распутину, к новому премьер-министру Штюрмеру, митрополиту Питириму и Анне Вырубовой и доказал им, что Хвостов намеревался убить старца.

Положение Хвостова пошатнулось, но он продержался в министерстве на три дня дольше, чем предполагал его помощник; это время он использовал для отстранения Белецкого от должности и отправки его в Иркутск, самую отдаленную сибирскую губернию.

Прежде чем отбыть на новое место службы, Белецкий успел принять редактора одной газеты и рассказать тому все о заговоре Хвостова. Это интервью немедленно опубликовали, оно произвело огромную сенсацию. С помощью умело данной взятки одному чиновнику, Белецкий добился, чтобы редакция именно той газеты, через которую министр запретил публиковать любые сообщения об истории с Ржевским, была освобождена от цензуры. Через день после этой публикации Хвостов впал в царскую немилость и был уволен.