Благословенный. Книга 5 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 43

Но тем не менее ситуация оставалась угрожающей. Фронт поляков прогибался перед напирающими линиями прусских войск. Слишком неравны были силы! И левый фланг на который особенно сильно давил «уступ» прусских линейцев, стал подаваться назад…

В этот момент Костюшко донесли, что в его расположение прибыли первые подкрепления от Второй русской армии — вся кавалерия и конные артиллеристы. Конницей командовал генерал-майор Остерман-Толстой. Артиллерий — полковник Ермолов.

Это были именно те силы, которые сейчас были особенно нужны.

Но по опыту обучения в Таврическом дворце Костюшко знал, что следует предпринять.

— Прикажите Ермолову развернуть свою артиллерию и взять фланг пруссаков под анфиладный огонь! Срочно!

И польский командующий направил на угрожаемый фланг сразу три конные батареи под прикрытием одного из уланских полков.

Польский командующий с волнением следил, как русские артиллеристы галопом выйдя во фланг напирающих на их позиции прусских гренадёр, разворачивали свои орудия. Надо отдать должное выученным Ермоловым конным артиллеристам: они действовали с невиданной сноровкой и скоростью. Грохотали залпы, поле застил пороховой дым, рваными клочьями уносимый ветром в пустынные белорусские перелески.

Результат был просто ужасающ! Вооружённые новейшими облегчёнными полупудовыми единорогами, русские конные артиллеристы буквально сметали картечными залпами длинные и плотные прусские линии. Уже через четверть часа левый фланг прусской армии встал напоминать лохмотья. А затем, перестроившись из каре в ротное колонны, в атаку пошла линейная пехота поляков, и пусские линии побежали…

Командование противника не сразу заметило неладное. Однако, поняв, что происходит, принц Гогенлоэ отправил против нашей конной артиллерии своих кирасир. Плотными рядами поэскадронно, держась плотными, «сапог к сапогу» рядами, они начали выезжать на линию атаки.

Заметив эту новую опасность, Ермолов приказал обстрелять подступающую прусскую конницу картечью. Металлический смерч буквально сметал ряды прусских эскадронов. Чугунные картечины легко пронзали броню прусских кирасир, калечили лошадей; но кирасиры прусской армии продолжали дисциплинированно двигаться вперёд всё ускоряет своё движение. И казалось ничто не может остановить их напор.

Ничто, кроме такой же лавы.

Ответный ход прусских генералов с выдвижением вперёд кавалерии не был сюрпризом для командующего. Именно такое действие со стороны противника, чей фланг подвергся обстрелу подвижный артиллерии, предполагался самым простым и логичным. Выдвинувшись вперед, артиллерия оказывалась беззащитна перед кавалерийским ударом; Но на маневрах и учениях на «Большом стенде» коллективном разумом русского генералитета удалось найти несколько типовых ответных ходов на такое очевидное действие противника.

Прежде всего Ермолов приказал развернуть ещё две конные батареи, до того оставшиеся в резерве. Они, оставаясь на безопасном расстоянии от линий противника, начали расстреливать глубокий и плотный строй прусских кирасир шрапнельными снарядами.

Шрапнель была новинкой в русской армии. До того снаряды с регулируемой дистанционной трубкой, снаряжённые белым фосфором, получал только флот. Теперь же для нужд армии передали несколько тысяч таких боеприпасов, набитых чугунными пулями.

Шрапнельные снаряды нанесли чудовищный урон вражеской кавалерии. Поле покрылась умирающими людьми и лошадьми, диким ржанием и криками возносившими к низком свинцовому литовскому небу свой ужас и предсмертные муки.

* * *

Тем временем остатки польских улан под командованием князя Понятовского и два полка русских донских казаков зашли во фланг и атаковали разворачивавшихся кирасир, поражая пиками их коней. Это тоже был заранее отработанный на учениях ход: контратаковать вражескую кавалерию, причём для контратаки использовать именно полки, вооружённые пиками — казаков и улан. Причём удар должен был наноситься «сбоку», во фланг уже понёсших потери и расстроенных огнём вражеских эскадронов, чтобы не мешать действию собственной артиллерии.

Казаки действовали стремительно. Воспользовавшись тем, что русские артиллеристы, заметив их атаку, прекратили огонь, они, опрокинув кирасирский полк, тотчас же ударили по пехоте, расстроенной картечным обстрелом и не успевшей встать в каре.

Прусский ударный фланг охватила паника. Уже понёсшие страшные потери батальоны были просто сметены ударом русской конницы. Утратившие веру в своих командиров люди метались в поисках спасения и не находя его, лишь увеличивали царивший здесь хаос. Злобные ругательства казаков, ржание их лошадей, звонкие хлопки выстрелов, лязг металла и ужасные крики протыкаемых пиками людей слились в одну чудовищную какофонию, да так, что капралам, чтобы услышали их команды, приходилось кричать солдатам прямо в ухо.

Но тут прусская пехота второй линии пошла в атаку. Первыми выдвинулись егеря Полковник Людвиг Йорк фон Вартенбург, видя бедственное положение правого фланга прусской армии, повёл своих людей быстрым шагом, приказав, не тратя времени на перестрелку, идти сразу же в штыковую. Этот необычный для пруссаков приём имел успех; казаки отхлынули, и немцы восстановили фронт. Но град русской картечи, выкашивавший солдат, никуда при этом не делся.

— Расстреливайте батареи! — оценив обстановку, приказал полковник. — Уничтожьте орудийную прислугу!

Это было единственно верное решение, мало что, однако, давшее немцам. Попав под обстрел, русские поставили пустые передки и зарядные ящики так, чтобы прикрыть артиллеристов, и прусские пули чаще попадали в дерево, чем в солдатскую плоть. К тому же прусские ружья не зря считались худшими в Европе: точность даже егерского огня оставляла желать лучшего. Тем не менее русские сняли две батареи из трёх, переместив их дальше от пехотного огня пруссаков.

Наступил решающий этап боя. Резервов у Костюшко больше не оставалось, а враг продолжал наседать. Подошла, гремя батальонными залпами, вторая линия прусских войск, в разрывы которой устремились эскадроны познанских и франкфуртских гусар, магдебургских и штеттинских драгунов и кюстринских кирасир. Это был приём, направленный на то, чтобы смешать ряды вражеского войска, не знающего, что предпринять: встать в каре против кавалерии или же в линии против пехоты.

Но молодой граф Остерман-Толстой, командовавший подошедшими силами русской 2-й Армии, нисколько не сомневался.

— Пехота — в каре! Стрелки — в гурты! Драгунам спешиться и встать в каре! — отдавал он отрывистые команды, хладнокровно глядя на поле боя.

Уже вскоре вражеская конница обрушилась на поляков и русских. Стрелки, не успевшие сбиться в кучи и ощетиниться холодно блестевшей сталью штыков, гибли под ударами сабель и палашей. Лишь самые хладнокровные, не потеряв головы, исполняли приём, которому учил их Суворов: упасть на землю, пропустив мимо себя вражескую конницу, а затем встать и выстрелить удаляющемуся врагу в спину. Прусские конники, не имея пик, были бессильны против такого приёма, а лошади обычно избегают наступать на лежащие на земле тела, справедливо считая их ненадёжным основанием для своей тяжести.

На фланге развернулась яростная борьба за батареи. Тут пруссаков ждал неприятный сюрприз: оказалось, русские растянули между зарядными ящиками колючую проволоку, в которой теперь путались и кони, и люди. Русские же артиллеристы прехладнокровно продолжали расстреливать пруссаков картечью в упор! И «чёрные гусары», понеся страшные потери, вынуждены были отступить.

Зато вместо них подошла пехота. Гренадёры тесаками рубили колючую проволоку, изрыгая странные проклятия; она пружинила и не поддавалась клинку. А мерные залпы орудий продолжали целыми взводами выносить пруссаков. Солдаты попытались просто повалить повозки, чтобы проволока упала на землю; но оказалось, что между повозками установлены крестообразные рогатки, не дающие проволоке опасть. Тем не менее удары тесаков наконец сделали своё дело, прорубив проходы, и прусская пехота беспорядочно хлынула на русские батареи, вступая в рукопашные схватки с прислугой. Казалось, победа близка…