Новый поворот - Скаландис Ант - Страница 71

Вчера, ложась спать, слышал, как кто-то возится у меня под кроватью. Знал, что нет никого, но слышал и даже кожей ощущал вибрацию. А потом страшные крики начались, они звучали у меня в голове. Допился, старый, а еще на девочек потянуло! Хрена себе, девочка! Ланка Рыжикова…. Но ведь она хорошая…. Наверно, я сильно пьян… И вообще, это я пишу или кто?

17 июня, суббота — Отметили Ланкин день рождения. На самом деле у нее 13-го, но съехало все на четыре дня. Понятно, лето…. А выпили хорошо. Давешний сексуальный бред выкинут из головы полностью. Я, правда, пытался реанимировать свои романтические фантазии. Не получилось. И наивная попытка прощального поцелуя в губы была профессионально отвергнута Ланкой. Вот и все. Прошла любовь, завяли помидоры. Да неужели?..

26 июня, понедельник — Белка прилетела утром, я встретил ее в аэропорту, и оказалось, что мы соскучились друг без друга. Прекрасный был поцелуй еще в машине, а дома — сразу в душ и еще более прекрасное продолжение. И никакого пива за обедом. И только вечером — бутылка хорошего вина на Бульваре. Не было там никого, все на дачах, но позвонила Ланка Рыжикова, и мы посидели втроем, почему-то на Яузском, напротив ее дома. Впрочем, какая разница?! Ведь все равно без собак: Капа в Швейцарии, и Рыжий в своей Опалихе остался. Мы сжимали в ладонях мягкие пластиковые стаканчики с еще прохладным белым анжуйским из запотевшей бутылки, девчонки щебетали непрерывно, а я сидел на корточках перед ними, почти не слушал, о чем они там говорят, курил за сигаретой сигарету и любовался милыми лицами. Какие же они у меня обе красивые! У меня. Обе у меня. Откуда это вылезло? Ведь неправда же! Но не хотелось задумываться. Уж больно хорош был вечер. Я запомню его как самый счастливый вечер в своей жизни.

Потом взрывалась Пушкинская площадь, тонула подлодка «Курск» и горела башня в Останкине. Инфернальные тучи сгущались. Статистику катастроф по планете в целом мне тоже сообщали. Она была не столь эффектна, что и понятно, в сущности, ведь эпицентром эсхатологического действа по определению должна была стать Москва.

С Белкой у нас все более-менее наладилось. Моя загадочная и мимолетная любовь к Ланке трансформировалась в любовь ко всему Бульвару в целом. Осенью я окончательно пришел к мысли, что именно наш Бульвар и является последним островком доброты, благополучия и радости на окончательно сошедшей с ума планете.

К роману я больше не возвращался, сдав рукопись заказчику, то есть, отправив файлы по электронной почте Стиву Чиньо, от которого получил вежливый ответ с благодарностью и обещанием заняться его публикацией по мере необходимости. Лично меня издательская судьба этой более чем странной книги совсем не волновала — не для того писал. Я выдавил из себя этот «Заговор Посвященных», как выгоняют злых духов из больной души, и теперь был волен забыть ядовитую ересь Истинного Знания о собственном бессмертии.

Правда, не прошло и недели, как Стив позвонил и невозмутимо поведал, что он вполне доволен результатом, если не считать одного маленького недоразумения: роман не окончен. И в таком виде ну никак не может быть опубликован. Меж тем издать его строго необходимо по всем человеческим, божеским, практическим и астральным понятиям. Слов было сказано много, но смысл до меня не доходил.

— Зачем издавать этот роман, Стив?

— Затем, чтобы история человечества двинулась по правильному пути, ответил он без тени иронии.

— А роман без концовки не спасет отца русской демократии? — начал я торговаться а ля Кислярский с Остапом Бендером.

Чиньо, скорее всего, не знаком был с советской классикой, но вмиг догадался, о чем я спрашиваю.

— Нет, Микеле, этот роман вы обязательно должны закончить.

Слово «обязательно» (obbligatorio) всегда звучало в устах Стива жестко, напористо и неотвратимо, и я сразу понял, что дописывать придется. Но тут же и пожаловался:

— Беда в том, Стефанио, что я совершенно не представляю, как его заканчивать.

— Это не страшно, Микеле, — успокоил он. — У вас еще есть время.

И он разорвал связь, так и не объяснив, сколько именно времени у меня осталось. Очевидно, я должен был и сам понимать это: аккурат до Нового года. А как же издание? Впрочем, если он собирается публиковать текст в Интернете, так это дело мгновенное.

После разговора с Чиньо я размышлял о финале своей книги ровно полчаса. Потом понял, что дело это безнадежное по причине несвоевременности, и быстро переключил мозги.

В последние месяцы уходящего тысячелетия (или, если угодно, в последние месяцы истории человечества вообще) мне хотелось писать совсем о другом — о самых простых человеческих чувствах, о самых обыкновенных людях, о самых тривиальных жизненных коллизиях. И я за каких-нибудь две недели сентября сотворил синопсис принципиально бесконечного телесериала в жанре мыльной оперы. Нечто вроде того, что вот уже лет пятнадцать снимали в Берлине и с успехом демонстрировали по всем основным каналам Германского телевидения. Там он назывался «Унтер ден Линден». Мелодраматические истории о жителях одной улицы. Вечная тема. Наш фильм должен был называться конечно же «Бульвар», и, кстати, действие тоже происходило под липами, растущими в числе прочих деревьев на Покровском бульваре.

Я тщательно выписал образы всех наших друзей, добавил десяток новых из головы, набросал несколько сюжетных схем, сформулировал концепцию. И уже к ноябрю мой проект был утвержден на НТВ. Запустили подготовительный период, с тем чтобы под Новый год начать съемки, а в марте планировался первый эфир. Работа меня по-настоящему увлекла, как в творческом, так и в коммерческом плане, ведь финансирование в значительной степени шло из моего кармана. Так что через год-другой я всерьез рассчитывал на прибыль, а если удастся продать сериал за границу — то и на очень серьезную прибыль.

Я совершенно перестал думать о конце света. Мне надоело отслеживать этапы заката цивилизации. Мне надоела большая политика и шпионские страсти. Я даже не хотел звонить Шактивенанде. Зачем? Я и так помнил почти дословно: когда наступит конец света, никто, ни один человек на планете не заметит этого.