Коррида - Зевако Мишель - Страница 1

Как мы помним, пока заговорщики удалялись один за другим, у Пардальяна было предостаточно времени, чтобы с пользой для себя побеседовать с Чико. Пардальян расспрашивал нашего малыша Чико, не знает ли тот о каком-нибудь тайном выходе, неизвестном людям, оставшимся в зале: он, Пардальян, с удовольствием бы им сейчас воспользовался.

Для Чико проникнуть в это логово в одиночку, без оружия, имея при себе только короткий кинжал, было самоубийственной затеей, и он никак не мог понять славного сеньора француза, чудом избежавшего ужасной смерти и, казалось бы, находившего особое удовольствие все в новых и новых опасных приключениях. За это время Чико успел привязаться к Пардальяну, так что он считал своим долгом остановить сеньора, жаждавшего рисковать своей головой.

Но Пардальян настаивал со свойственным ему особым даром убеждать: мало кто мог устоять перед силой его доводов. И малыш в конце концов сдался. Он указал смельчаку один из множества извилистых коридоров, который вел к выходу, никому, кроме него самого, неизвестному. Это и была потайная дверь, о которой не догадывались ни Фауста, ни заговорщики.

Пока Пардальян оставался в зале, чрезвычайно взволнованный малыш томился снаружи, рука его уже лежала на пружине, открывавшей потайную дверь. Не видя и не слыша ничего, что происходило за стеной, отделявшей его от неизвестности, он с особым волнением ждал условного сигнала, прежде чем потянуть пружину и распахнуть дверь, за которой его, может быть, подстерегала засада. А вдруг ему придется поспешить на помощь сеньору Пардальяну, которого он полюбил всем сердцем?

Простодушного Пардальяна глубоко трогала героическая самоотверженность Чико. Он говорил с ним с удивительной теплотой, согревавшей этого маленького одинокого изгоя, у которого была лишь одна звезда в жизни – его возлюбленная Хуанита.

Наконец Пардальян трижды постучал в стену. Услышав условный сигнал, Чико поспешил открыть дверь и с радостью увидел доблестного шевалье – живого и невредимого. Его неподдельная бурная радость не могла не тронуть Пардальяна.

– Мне уже стало казаться, что вам не удастся вырваться оттуда живым, – сказал, едва успокоившись, Чико.

– Ба! – воскликнул улыбающийся Пардальян. – Неужто ты еще не понял, что меня не так-то легко погубить?

– Но я надеюсь, что сейчас мы все-таки отсюда уйдем, – дрожащим голосом произнес Чико. У него не было уверенности, что французу не придет в голову очередная блажь подвергнуть себя новому – причем, бессмысленному на его, Чико, взгляд – опасному испытанию.

Однако, к его величайшему облегчению, Пардальян сказал:

– Право же, мой славный Чико, мне здесь наскучило. Подземелье – место слишком уж унылое. Пожалуй, нам следовало бы поискать более уютного и гостеприимного убежища. Пойдем на волю, друг мой!

На небе уже ярко и весело сияло солнце, когда шевалье и его новоиспеченный приятель появились у таверны «Башня».

В это воскресное ясное утро, предвещающее большой наплыв посетителей, работа там кипела: кругом все мылось, подметалось, протиралось до блеска…

Из кухни доносился треск горящих в печи поленьев. Старуха Барбара бранилась и кляла почем зря появившихся здесь в столь ранний час слегка помятых ночных красоток, смущавших своими весьма смелыми туалетами молодых слуг и отвлекавших их от исполнения каждодневных обязанностей.

Хуана сегодня по обыкновению встала раньше всех. Она надеялась немного успокоиться среди всей этой привычной суеты.

Она была бледна, бедняжка Хуанита, а под ее лихорадочно горящими глазами лежали тени – следы усталости… или же пролитых тайком слез. Однако ничто на свете, никакое горе не в силах было бы заставить эту девушку проявить небрежность в одежде. Вот и нынче она была причесана и одета с необыкновенной тщательностью и даже изысканно. Великолепная прическа и изящные туфельки выдавали в ней истинную андалузку. Не обращая внимания на своих слуг, с отсутствующим видом, она, словно дремлющая кошка, слышала и видела все, что происходило у входа в таверну.

И, конечно же, не ускользнуло от ее внимания появление Пардальяна в сопровождении ликующего малыша Чико. Лицо Хуаны мгновенно преобразилось, щеки порозовели, а глаза засияли, как две звездочки – в этом внутреннем особом свечении глаз Хуаниты было что-то колдовское.

Итак, девушка отлично видела пришедших, но – надо же, какое совпадение! – именно в этот момент ей пришлось срочно отчитать за нерадивость одну из служанок. Бедняжка растерянно теребила фартук и едва не плакала: ее проступок был очень мелким, но молодая хозяйка отчего-то сердилась и едва не кричала, так что все присутствующие глядели в их сторону.

Однако в какой-то момент Хуанита поняла, что ей вряд ли удастся подобными шумными средствами удержать внимание сеньора француза, и с талантом и непринужденностью настоящей актрисы соизволила заметить его присутствие. Слегка вскрикнув от удивления, лицедейка с напускным равнодушием в голосе обратилась к Пардальяну:

– Ах! Сеньор, вы уже вернулись? Ваши друзья дон Сервантес и дон Сезар ужасно о вас беспокоились!

– Прекрасно! – сказал улыбающийся Пардальян. – Значит, я немедленно повидаю их и успокою…

Но до чего же странно вела себя Хуанита по отношению к Чико! Всего несколько часов назад она торопила его спасти француза, заклиная всем святым и суля в будущем свою признательность и преданность. Теперь же она едва обращала на малыша внимание. От его ликования не осталось и следа, и он пребывал в тоске и печали. Но вот он вдруг почувствовал на себе ее молниеносный взгляд – испепеляющий, презрительный, словно она упрекала его в чем-то недостойном и предательском.

Бедняга Чико вполне заслуженно рассчитывал на слова благодарности. Поняв, что на него сердятся, он будто окаменел, его маленькое лицо скривилось от боли: «Что с ней?! Что я ей сделал?!»

Подчеркнуто не замечая его присутствия, Хуана была весьма учтива с сеньором французом.

– Вы, конечно, устали, но, быть может, прежде чем подняться в комнаты, вы все-таки позавтракаете?