Игра в революцию: Иранские агенты Кремля - Крутихин Михаил - Страница 9

Тем не менее наступил момент, когда Туде почувствовала, что в отношениях Мосаддыка с шахом и его окружением наступил перелом. В июле 1952 года премьер потребовал себе чрезвычайных полномочий «для подъема экономики» и пост военного министра. После отказа он подал в отставку. Реакция населения на это была настолько бурной (в стычках с войсками и полицией погибло 890 человек), что шах и Меджлис удовлетворили все требования Мосаддыка. Туде на какое-то время поняла, что движение за национализацию из «верхушечного» стало общенародным, и приняла активное участие в выступлениях в поддержку премьера.

Но сотрудничества опять-таки не получилось. Мосаддык продолжал относиться к Туде с недоверием и преследовать ее, а Туде, в свою очередь, усилила саботаж политики премьер-министра и стала выдвигать неприемлемые для него лозунги, такие как установление республики. Между такими «союзниками» коалиция была невозможна.

Резкие и неожиданные изменения в политике Туде по отношению к Мосаддыку, отражавшие непоследовательность советского руководства, сбивали с толку иранскую общественность, которая не могла понять, чего добивается партия. Ходили даже слухи о наличии в стране двух партий Туде — «английской» и «русской».

Роковая ошибка Туде

История военного переворота 1953 года, в результате которого власть в Иране перешла к шаху при поддержке США и Великобритании, хорошо изучена. В тот момент партия Туде, вместо того чтобы мобилизовать своих сторонников в поддержку Мосаддыка и выступить единым фронтом против угрозы переворота, совершила роковую ошибку. Руководство партии потребовало немедленного провозглашения республики и свержения шаха.

В результате сторонники Мосаддыка оказались расколоты на монархистов и республиканцев. Это был не просто просчет, а авантюра, поскольку Туде не предпринимала никаких реальных шагов для установления республики. Пустой лозунг партии спровоцировал новую волну репрессий со стороны монархистов, приведших к столкновениям между сторонниками Туде и Мосаддыка. В наступившем хаосе военным было нетрудно захватить власть.

После переворота все демократические организации Ирана и их печатные издания были запрещены. Самые жестокие репрессии обрушились на Туде и связанные с ней профсоюзы. Из сторонников Мосаддыка был расстрелян только один человек — министр иностранных дел Хосейн Фатеми. А вот активистов Туде без суда и следствия бросали в тюрьмы и казнили десятками. Сам Мосаддык после непродолжительного заключения был отправлен в ссылку в родовое имение Ахмадабад в 80 километрах от Тегерана, где и умер в 1967 году.

Ошибки этого периода были реалистично оценены партией Туде только на четвёртом расширенном пленуме ЦК, который проходил в Москве с 25 июня по 16 июля 1957 года под контролем представителей КПСС. Объективный анализ ошибок стал возможен только после смерти Сталина и разоблачения его культа личности в СССР. В тот период лидеры международного коммунистического движения начали пересматривать сталинские догмы о расстановке сил в мире, стратегии и тактике. Коммунистам было позволено свалить вину за многие провалы на старое руководство партии.

Пленум признал, что поддержка Мосаддыка со стороны Туде была непоследовательной, а лозунги партии в тот момент противоречили курсу, провозглашенному Мосаддыком. На пленуме выяснилось, что лидеры партии, действовавшие внутри Ирана, не просто критиковали Мосаддыка, но и готовили его свержение.

Раскол и авантюры:

Туде после путча 1953 года

После путча 19 августа 1953 года руководство партии Туде, не учитывая реальные возможности и особенности ситуации, разработало и начало реализовывать авантюрный план «контрпереворота». Это привело к партизанским вооруженным выступлениям и попыткам наладить сотрудничество с вождями кочевых племен кашкайцев. Как констатировал 4-й пленум ЦК Туде, эти авантюры причинили партии серьезный ущерб.

Материалы 4-го пленума, опубликованные в Тегеране только в 1979 году, свидетельствуют о том, что даже в условиях подполья в партии Туде не прекращалась ожесточенная борьба. Разногласия были не только идейного характера. Противоборствующие группы делились, например, по признаку: одни сидели в шахской тюрьме, другие — нет.

В конце концов исполком раскололся на две основные фракции. Мохаммед Бахрами, Мортеза Язди и Али Оловви выступали против Нуреддина Киянури и Хосейна Джоудата. Молодежная секция партии во главе с Надером Шармини вообще не подчинялась исполкому и вмешивалась в его дела, умело стравливая соперничающие фракции. Постоянным источником раздоров был и кандидат в члены ЦК Туде Али Моттаки.

Эмигрантское руководство предприняло несколько попыток нормализовать ситуацию внутри партии. Под предлогом участия в торжествах по случаю национального праздника Китая за границу были вызваны для «проработки» Ахмед Касеми, Махмуд Бограти и Голям Хосейн Форутан. Надер Шармини, почуяв неладное, отказался выехать из Ирана. После этого раскол в подпольном исполкоме только усилился.

Отдельную резолюцию 4-й пленум ЦК Туде посвятил ошибкам, допущенным в двух партийных документах, опубликованных после путча. В брошюре «28 мордада» (19 августа по иранскому календарю), подготовленной большинством членов подпольного исполкома ЦК Туде, вся вина за поражение демократического и антиимпериалистического движения в Иране бездоказательно возлагалась на «соглашательскую» национальную буржуазию.

Другой документ — статья Нуреддина Киянури «Основные направления сотрудничества нашей партии с буржуазными организациями», опубликованная в № 44 партийного издания, — был попыткой сгладить впечатление от экстремистских левацких тезисов брошюры, но попыткой неудачной. В статье содержались привычные левацкие оценки ситуации в Иране, выводы о степени развития страны и сталинские характеристики национальной буржуазии.

Примечательно, что, став Генеральным секретарем ЦК партии Туде, Киянури частично вернулся к положениям своей старой статьи. Сходные оценки Мосаддыка он дал в апреле 1980 года в новой работе «Иранская партия Туде и д-р Мохаммед Мосаддык». Ряд приводимых им сведений, однако, был убедительно опровергнут очевидцами событий. Так, не соответствует действительности утверждение Киянури о том, что он якобы предложил Мосаддыку 16 августа 1953 года назначить на ключевые посты в армии офицеров — членов Туде вместо заговорщиков[27].

Туде под контролем Москвы

На пленуме Киянури признал, что в партии действительно существовала под его руководством «группа террора». Она была передана ему Абдоссамадом Камбахшем, который в 1946 году бежал из Ирана в Советский Азербайджан. При отъезде, по словам Киянури, Камбахш якобы сказал о группе: «Сохрани ее, пока я не дам о себе знать из Баку». По свидетельству бывшего члена ЦК Туде Ферейдуна Кешаварза, группа, имевшая непосредственную связь с сотрудниками советского посольства в Тегеране, выполняла прямые приказы Сталина, Берии и Багирова. Позднее, в 1983 году, находясь в тегеранской тюрьме, Киянури признался, что группа занималась и сбором шпионской информации.

В последние дни работы 4-го пленума ЦК Туде его участники разделились на две фракции. Чуть больше половины требовали исключить из партии виновных и ответственных за ошибки — в первую очередь Нуреддина Киянури и Абдоссамада Камбахша. Советские представители, приглашенные на пленум, поспешили вмешаться, чтобы не допустить раскола и спасти своих главных ставленников и агентов в Туде. Для этого они использовали Ираджа Искандери, который прежде был самым яростным врагом Киянури и Камбахша, называвшим их не иначе как «предатели», «убийцы» и «вредители». За примирение ему был обещан пост лидера партии вместо сталиниста Резы Радманеша.

Как рассказывает очевидец, во время одного из перерывов Искандери в присутствии других членов партии взял под руку Марьям Фируз — жену своего давнего неприятеля Киянури — и повел ее в сад рядом со зданием, где проходил пленум, со словами: «Дорогая моя, пойдем поговорим». Эта санкционированная советскими представителями демонстрация примирения не прошла незамеченной, раскола партии удалось избежать, а Искандери, дождавшись впоследствии отстранения Радманеша, стал первым секретарем ЦК Туде. Рассказ об этом случае, как и слова «Дорогая моя», долго были на языке всех активистов партии.