Кукомоя - Луговцова Полина - Страница 7

Дождь моросил и внутри дома. Крупные капли срывались с потолка, покрытого серыми разводами; на полу, застеленном линолеумом, блестели лужи. Пахло грибами и плесенью. Оценив масштабы бедствия, Антон понял, что заночевать в доме не получится даже при наличии одеял. Завтра он попробует подлатать крышу, но сегодня придется отправляться спать в машину. Конечно, можно было расположиться на ночь в сарае – судя по наличию пыли на всех поверхностях, крыша там не протекала. Но почему-то мысль об этом казалась настолько неприятной, что Антон отмел ее, не раздумывая.

При более детальном осмотре дома выяснилось, что все не так уж плохо: текло с потолка лишь в кухне и гостиной, а в остальных трех комнатах было почти сухо, не считая пары влажных пятен на обоях. Заглянув в спальню, в которой выросла мама и впоследствии останавливался он сам, Антон с удивлением отметил, что там все осталось по-прежнему с момента его последнего приезда сюда: кровать заправлена тем же пледом, темно-синим, с желтыми звездами и полумесяцами; за стеклянными дверцами шкафа – его любимые игрушки и книжки, по которым он учился читать; на полу лежал ковер со смешным мультяшным героем – желтым ушастиком, носившим забавное и непонятное имя Пикачу. Разве что обои и занавески выцвели, да вид за окном стало не узнать: грядки с луком и капустой сменились «джунглями» (даже слово «заросли» недостаточно отражало то, что теперь творилось в бывшем огороде). В комнате бабушки вместо кровати с растянутыми пружинами и лакированного шифоньера советского образца с узким зеркалом между дверок красовался новый спальный гарнитур из светлого дерева с огромными зеркалами в пол. В комнате дедушки тоже что-то изменилось, но Антон так не понял, что именно: он редко туда заходил. На удивление везде был порядок, а ведь Антон готовился к тому, что дом будет перевернут вверх дном: едва ли висячий замок и хлипкие деревянные ставни могли остановить воров. Однако за все это время никто не проник внутрь с целью разжиться чужим добром. Это показалось Антону странным. Разве так бывает, особенно в деревнях и селах, где все на виду? Ведь если дом долго пустует, это быстро бросается в глаза: летом двор зарастает бурьяном в считаные недели, а зимой за это же время дом может замести снегом по самые окна. Где это видано, чтобы в доме, пустующем несколько лет, все выглядело нетронутым? Такое возможно лишь с домами, которые пользуются очень уж дурной славой – настолько дурной, что даже самые дерзкие воры боятся на них посягнуть.

Антон расставил ведра и тазы в тех местах, где особенно сильно капало, вытер лужи и переоделся в чистую одежду деда, которую нашел в его шкафу. Строгий костюм старомодного кроя (как бы еще и не свадебный!) насквозь пропах нафталином, но хорошо сохранился и подошел ему по размеру, поэтому Антон без сожаления сменил свой замызганный «Найк» на парадно-выходной наряд деда. Сложив грязную одежду в таз, он присыпал ее стиральным порошком и плеснул туда воды из бочки, вкопанной в землю рядом с домом, – благодаря зачастившим в последнее время дождям она оказалась полной. Выстирав вещи, Антон развесил их сушиться в сенях, на веревках, натянутых под потолком.

За этими хлопотами незаметно пролетело два часа. Солнце за окном уже коснулось линии горизонта, заливая багровым сиянием расползавшиеся в стороны тучи. Бросив беглый взгляд на экран телефона, чтобы узнать время, Антон спохватился: пора было подумать о том, чтобы чем-нибудь наполнить желудок. Единственный в поселке магазин, куда он в детстве бегал за хлебом по поручению бабушки, располагался на соседней улице и работал до восьми часов вечера. Если ничего не изменилось, то до закрытия оставалось еще полтора часа. Антон решил пройтись пешком: хотелось подышать свежим воздухом после прелой сырости старого дома, а заодно и на поселок посмотреть, как тот изменился. Может, удастся и людей знакомых встретить, но вряд ли его кто-то узнает, ведь столько лет прошло. Евдокия Егоровна, вон, не узнала совсем, хотя мальчишкой видела его не раз, правда, мельком: несмотря на близкое соседство, она отчего-то не общалась с бабой Тоней и никогда не заходила к ней в гости – по крайней мере, при Антоне. Он и сам не узнавал Евдокию Егоровну, он никогда к ней не присматривался, в его памяти сохранился лишь размытый образ обычной сельской женщины, они все были для него на одно лицо. К тому же известно ведь, что у детей короткая память.

В воспоминаниях закружился калейдоскоп лиц местной детворы, с которой Антон иногда проводил время, играя в догонялки на сельских улицах или коротая вечера у костра на берегу озера. Все, конечно, выросли с тех пор, как и он сам, но ему казалось, что некоторых из них он все равно мог бы узнать – например, белобрысую Ленку, носившую прозвище Ссадина за вечно разбитые коленки, тощего длинноносого Владьку, которого все называли Лисапедом, или упитанного Ромку, переименованного в Перепела из-за сходства его бледной, отливавшей голубым веснушчатой кожи со скорлупой перепелиного яйца. Сам Антон ни клички, ни особых примет не имел, поэтому не надеялся быть узнанным. Правда, Ленка-Ссадина говорила, что он похож на принца из ее книжки со сказками, и даже приносила ему эту книжку, чтобы показать картинку с принцем. Антон не заметил вообще никакого сходства: у принца были нарумяненные девичьи щеки и коровьи ресницы. Походить на этого принца ему решительно не хотелось, и он даже на всякий случай подстриг свои ресницы, рискуя выколоть себе глаза бабушкиными маникюрными ножницами с сильно загнутыми кончиками, еще и щеки припудрил бабушкиной пудрой, чтобы никакого румянца нигде не просвечивало. Вспоминалось об этом со смехом и некоторым стыдом: надо же было быть таким идиотом! Позже он догадался, что Ленка, сравнивая его со сказочным принцем, хотела сделать ему комплимент. Однажды она заманила его на озеро, соврав, что вскоре придут и остальные ребята. Пока они в ожидании ребят любовались закатом на пустынном берегу, Ленка внезапно поцеловала его в губы. В тот момент где-то в камышах жутко взревела выпь, и Антон так и не понял, отчего его обсыпало мурашками – от этого рева или все-таки от поцелуя. Выпь все испортила: ощущения от поцелуя начисто стерлись из его памяти, осталось только противное липкое чувство испуга. Он ведь даже не понял в тот момент, что это всего лишь птица, потом только Ленка объяснила, в чем дело, еще и посмеялась над его испугом. И снова Антону стало смешно и одновременно стыдно от этих воспоминаний. В тот вечер он пообещал Ленке, что, уехав в город, ни с кем не будет там целоваться и обязательно вернется в поселок следующим летом, но… приехал только сейчас, не считая недолгой поездки на похороны бабушки. Ленкин поцелуй стал последним ярким событием в его беззаботных сельских каникулах, которым никогда уже не суждено было повториться. С тех пор у Антона началась совсем другая жизнь.

Шагая по улицам, Антон с легкостью узнавал знакомые места, но при этом они выглядели как-то иначе. Некоторые дома обветшали и покосились, иные, наоборот, приосанились и щеголяли свежим ремонтом, а кое-где появились новые строения в современном стиле, но дело было не в изменениях, а в том, что эти места утратили для Антона свое очарование, потому что он сам стал другим. Недаром же говорят, что красота в глазах смотрящего. Ничего уже не будет таким, как в детстве, сколько ни приукрашивай.

Внезапно в конце улицы, упиравшейся в магазин, появилась девушка в коротком белом платье и красной панаме. Сердце в груди Антона совершило кульбит и зачастило. Он не сомневался, что ему навстречу идет Ленка-Ссадина, хотя на точеных коленях девушки, мелькавших под платьем при ходьбе, не было видно ни единой царапины. К тому же она сильно вытянулась и выглядела очень высокой, едва ли не выше Антона, а ведь он гордился своим ростом – всего-то пары сантиметров не хватало до метра девяносто. Лицо у Ленки округлилось, исчезли острые углы, а небрежный хвост-«метелка» на макушке сменился аккуратным каре. В общем-то, это была уже не та Ленка, но почему же он ее узнал? Вглядевшись, Антон понял: Ленку выдавала походка. В детстве она отчаянно косолапила, из-за чего часто спотыкалась и падала, поэтому ссадины на ее коленках не успевали заживать, и легкая косолапость так и осталась при ней.