История барсучихи. Мой тайный мир - Киднер Паулина - Страница 36

Со временем пять малышей благополучно перешли на взрослую диету. К ним прибавили еще несколько взятых из дикой природы сонь (они были слишком малы, чтобы пережить зиму) — образовалась группа животных, предназначенных для разведения в неволе. Это стало частью Национальной программы по разведению в неволе обыкновенной сони с целью выпуска в те регионы, где она исчезла. Специально для этой программы были спроектированы домики, в которых стоят клетки, где живут пары или тройки сонь из разных гнезд. Рада сообщить, что одна из выпестованных мною крошек на следующий год принесла троих детенышей.

В надзоре за участками, предназначенными для выпуска сонь, участвуют немало добровольцев, так что наши знания о животных, с которыми мы живем по соседству, постоянно обогащаются. Что же касается Дага и Майкла Вудса, то в награду за их огромный труд и преданность делу Общество покровительства животным наградило их в 1993 году медалями.

Ну, а теперь поговорим о серых белках. Спросите любого лесничего, что он о них думает. «Похлестче любых крыс, вся разница, что лазают по деревьям», — пробурчит он в ответ. Может быть, так оно и есть, если их чересчур много расплодится, а по мне, так они — настоящие лапочки. У нас в саду растет несколько больших ореховых деревьев, а под ними лежит куча дров; я часто вижу, как белки скачут по этой куче, а с нее забираются на стволы в поисках любимого лакомства.

Само собой, в числе моих питомцев появился и бельчонок, которого я назвала Сайрил. Его нашла одна дама из Сомерсет-Левелс во время прогулки. Он лежал на земле, дрожа от холода, и дама привезла его нам. Ему было недели три от роду; должна признаться, он и в самом деле походил на крысу: хвост еще не распушился, а головка казалась непропорционально большой. Ступни у бельчонка тоже были большими. Когда я положила его в ящик и поставила греться у печки, он накрыл мордочку передними лапами, а пальцы растопырил так, чтобы можно было наблюдать за происходящим. Затем он свернулся клубочком и обернул свое тело хвостом, а кончик аккуратно положил между ушей. Я тихонько достала шприц, из которого выпаиваю найденышей, и намешала немного молока, после чего отправилась к печке посмотреть, как там новенький. Под действием тепла ему стало хорошо, он даже высунул передние лапки и мордочку над краем коробки, подергивая ушками и с большим интересом следя за тем, что я делаю. Мне не пришлось вынимать его — почуяв запах молока, он сам взобрался по моему рукаву, щебеча что-то на своем беличьем языке; но и без перевода было понятно, что он очень голоден. Когда я протянула ему шприц, заряженный молоком, он сел на корточки и, сложив передние лапки чашечкой, принялся жадно пить. Если бы всех было так легко выпаивать, как этого! Ну и что, что шкурка на тебе не серая, ну и что, что ты такая большая, ты мне все равно будешь родной мамой — так он, должно быть, подумал. Насытившись, он взобрался по свитеру мне на плечо и что-то прошептал довольным голосом на ухо; к тому же его явно заинтриговали мои волосы. Я мгновенно вспомнила, что эти животные здорово кусаются: но, отыскав край моего свитера, зверек просто забрался между ним и рубашкой, свернулся клубочком и тут же заснул.

Одиночество — не самое лучшее для животного состояние, и я старалась уделять ему как можно больше внимания. К счастью, следующими питомцами, которых мне принесли через неделю, оказались еще три бельчонка, найденных в Уэстон-Сьюпер-Мэр. В то утро маму-белку обнаружили мертвой невдалеке от гнезда, а во второй половине дня отыскали и детенышей, которые вылезли из жилища и звали маму, пропавшую невесть куда. Детеныши были примерно того же возраста, что и Сайрил, и мы были рады, что у него появилась компания. «Новая гвардия» тянула молоко столь же охотно, как и Сайрил; покормив каждого по очереди, я подсаживала их к нему в коробку, а они пофыркивали друг на друга в знак приветствия. Наконец все улеглись спать, образовав клубок из голов и хвостов. Коробка была единодушно признана удобным гнездом, и они не предпринимали попыток ее покинуть, пока я не являлась к ним с молоком. Мало того — они стали узнавать по звуку, что я готовлю еду, и стоило мне погреметь ложкой, как четыре мордочки и столько же пар передних лапок высовывались через край коробки в ожидании, когда будет сервирован обед. У бельчат такие же изящные коготочки, как у сонь, и, когда они лазят по моему свитеру, их очень трудно отцепить. Они знали, до каких пределов можно долезть и я их не трону, а также то, что, пока я кормлю одного из них, остальные могут на мне спокойно повисеть. Вполне естественно, чем больше они вырастали, тем дальше отваживались совать свой нос, и в конце концов мы переселили их в авиарий. Формально мы не имели права отпускать их на волю, поскольку в Англии они классифицируются как вредоносные грызуны. Они просидели в авиарии всю зиму, а по весне перегрызли проволоку и улизнули на свободу.

Теперь у нас живет белка по кличке Сэлли. Ее принес один из посетителей — он подобрал ее, гуляя в парке. По-видимому, она потеряла мамочку и до того изголодалась, что подбегала к людям и пыталась сосать им туфли. Как это ни удивительно, она сумела прогрызть дырку в клетке и теперь пользуется всеми благами вновь обретенной свободы. Она разведала, что в комнате для приема посетителей стоит ваза с орехами, и, если гости в этот день отчего-то скупились на угощение, она принималась стучать в окошко: мол, не жадничайте, дайте орешка! При всей моей симпатии к белкам я не берусь оспаривать официальное мнение о них и утверждать, что они вовсе не безвредны. Как-то раз, потрудившись в саду, я решила ненадолго отлучиться и выпить чашечку кофе, так за это время они успели изгрызть ручку у граблей! Но при всем том они — такая прелесть!

Норка — не исконное для Британских островов животное. Она была завезена сюда из-за границы для меховой промышленности. На шубу идет сто пятьдесят шкурок, и отрадно слышать, что в наши дни их не очень-то много разводят ради меха. Зато они широко расселились на воле, а распространенное мнение о них как о вредных хищниках сложилось, вероятно, тогда, когда «борцы за свободу животных» выпускали их на волю по две, по три сотни в одно место. Естественно, при такой перенаселенности каждой особи очень трудно прокормиться, вот они и истребили в этих местах почти всех животных, на которых охотятся. Теперь ситуация более-менее стабилизировалась. Пора бы признать за норкой законное место в популяции млекопитающих Британии — право, вреда от нее не больше, чем от любого хищника, охотящегося на своей территории.

Обычно норки — шоколадно-коричневого цвета, и мы изумились, обнаружив на каком-то пустыре норчонка с удивительной серебристо-серой шкуркой и белой манишкой. Это происходит в результате мутации. Подобных зверьков специально разводят на зверофермах, но иногда такое случается и в дикой природе. Зверьку, которому мы дали имя Мерфи, было около трех недель, и особо возиться с ним не приходилось. Он был такой же игрун, как молодой хорек, к тому же оказался очень любознательным и обожал все новое. Однажды нас пригласили — естественно, с нашими питомцами — участвовать в школьном летнем празднике. Я решила, помимо прочих, взять с собой и Мерфи — я нисколько не сомневалась, что он понравится детишкам. Дерек скептически отнесся к этой идее: он косо смотрел на хорьков, а ведь норки — родня им. «Что ж, бери, если хочешь, — сказал он, — только имей в виду: возиться с ним будешь сама». Детишки не обошли вниманием ни одного из моих любимцев — ни сипуху Сейджа, ни черепашат, но Мерфи имел наибольший успех. Накормив его бобами, я пустила зверька к себе под свитер — там он копошился, извивался, взбирался по рукавам, выглядывая то из горла, то из манжетов, то из-под нижнего края. Чем больше хохотали дети, тем забавнее он себя вел. Эх, не надо было мне слишком увлекаться! Оказалось, что последней, над кем смеялись, стала я.

Неожиданно я почувствовала нечто теплое и мокрое. Вдоволь наигравшись, зверек свернулся калачиком у меня под свитером и устроился спать, но съеденные бобы возымели свое действие. Я сунула его обратно в коробку, а сама, как могла, обтерлась двумя полотенцами (переодеться было не во что). Всякий, кто подошел бы ко мне близко, решил, что у меня несколько извращенный вкус относительно парфюмерии. Остаток времени я простояла, сконфуженная, подальше от веселящейся толпы, чтобы не дать повода расхохотаться еще больше — ведь надеяться на то, что у всех присутствующих внезапно заложило носы, не приходилось. Я старалась не смотреть на Дерека, лицо которого то и дело расплывалось в самодовольной улыбке.