Сага о Кае Лютом (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 35

Единственное, что меня спасало, так это их малый опыт сражения с людьми. Арена редко позволяла бойцам биться до смерти друг с другом, ведь это потери, лучше уж пусть схлестываются люди и твари.

Первого я одолел, когда подцепил его меч бородкой топора и врезал левой рукой в челюсть. Второй пес на такую хитрость уже не вёлся, не отбивал удары, а уклонялся от них. С ним я провозился подольше, но все же сумел сбить с ног. Я на той же руне был немного сильнее и немного быстрее, чем они.

Хоть об том и не говорили вслух, но каждый старший должен был выйти в круг. Каждый из них должен был показать себя, чтобы их люди увидели силу хёвдинга в сравнении с теми, кого они знали. Только Агния я вытаскивать не стал, потому как слишком мал рунами.

Дометий уже был. Потом пошел Дагейд, а следом Хундр. Впрочем, бои с ними были неинтересны: они не рвались победить, да и руны у них были поменьше.

Остался только Простодушный.

Он уловил мой взгляд и спокойно направился ко мне, прихватив щит и привычный длинный меч. Но в круг первым заскочил Живодер и дернул изувеченной щекой, так он нынче улыбался.

Раны на его лице подживали, но еще не затянулись полностью, потому он старался толком не говорить и не хмуриться, чтобы они не открылись заново. Вспухшие багровые рубцы с толстой коркой исполосовали его лицо вдоль и поперек, только светло-голубые глаза сверкали как прежде. Пока я не мог разобрать, что за узор он вырезал на себе.

Что ж, поглядим, каков Живодер-хельт!

Пробный замах. Я едва удержал удар, чтоб не разрубить плечо безумного бритта, и с трудом сдержал стон — его меч рассек мне мясо на груди.

— Хр-хр-хр, — засмеялся сквозь зубы Живодер.

Мы обошли друг друга по кругу.

Что это, задери его Бездна, было? Какого ляда он не защищался и не уклонялся?

Я снова напрыгнул на Живодера и едва увернулся от его удара, но на сей раз я руку придерживать не стал, и мой топор с хрустом рассек кольчугу бритта. Его рубаха тут же окрасилась багрянцем.

Это уже не случайность! Живодер не собирался отбивать мои удары, а пропускал их все, надеясь лишь на мое милосердие. Или не надеясь. Он будто хотел обмениваться ранами до тех пор, пока один из нас не упадет. Как победить безумца, который сам лезет под топор, и при том не убить его?

Сшибка! Я подсек его ногу, он полоснул меня по боку; хвала Скириру, моя кольчуга на сей раз выдержала удар. Еще одна сшибка. Мое плечо ожгло огнем, а Живодер захромал на левую ногу. Без Дударя раны затягиваться не спешили, без Отчаянного делали нас слабее. А ведь у меня впереди бой с Простодушным!

Тогда я сделал вид, что собираюсь ударить снизу вверх, поймал меч Живодера на железную оковку топора и рванул вперед, навалившись всем телом на бритта. Тот полетел наземь и замер, почувствовав нож у своего горла.

— Ты проиграл!

— Хр-хр-хр, — снова проскрипел бритт и кивнул.

Вот же Безднов ублюдок!

На бой с Херлифом я вышел уже не столь бодрым. Две довольно глубокие раны горели и дергали болью, к тому же они были на плече и груди, а значит, каждый взмах руки будет даваться сложнее. Безднов бритт! Он хотя бы вычистил свой меч после Раудборга?

— Может, отложим бой на завтра? — предложил Простодушный.

За прошедшие три зимы он изрядно окреп, прибавил в рунах, но с виду мало изменился: те же светлые кудри, такие же огромные коровьи глаза с длинными густыми ресницами. Бабы его любили почти так же, как и Трудюра.

Шурин обычно брал напором и бешеной страстью. Я не раз видел, как какая-нибудь заморенная родами и трудами баба, поймав на себе пылкий взгляд Трудюра, вдруг розовела, расправляла плечи и молодела едва ли не на пять зим. Так было и в Годрланде, и в Альфарики, и на Северных островах — бабы везде одинаковы.

С Херлифом же было иначе. К нему липли женщины постарше, обманувшись его наивными глазками и смущенным видом. Каждая хотела пожалеть бедняжку и сделать его настоящим мужчиной. Ну, а чего ж? Вон какой детина пропадает! Я же за ласку платил либо монетой, либо бусами, либо мечом, как было у Смоленецкой княгини.

— Нет. Так хоть немного сравняемся по силе.

Тянуть я не стал и сразу перешел в наступление. Мой топор, уже отведавший сегодня крови, жаждал еще. Херлиф едва успел отбивать удары щитом, стараясь принимать их на умбон, но доски всё равно разлетались в щепу. И вскоре Простодушный сбросил обломки щита с руки.

Да у него даже дара толкового нет, как, впрочем, и бестолкового! Я сделал его вторым человеком в хирде, дал корабль и людей! А он возомнил, что отныне может думать и решать за меня? Я терпел такое только от Альрика, ну так ведь он был хёвдингом, старшим и сильнейшим. А почему я должен теперь сносить это от простого хирдмана, который к тому же ниже меня рунами?

И я бил почти во всю силу, только отвернул острие топора в сторону. Херлиф не сопротивлялся, то ли не мог, то ли не хотел, и тяжелые удары сыпались на него градом. Руки, ноги, живот… Под конец раненое плечо подвело меня, и топор пошел не так, как было задумано. Шип скользнул по щеке Простодушного, вспоров кожу. Светлая борода вмиг стала красной.

Бой окончен.

— Живодер! — крикнул я. — Сделай так, чтоб шрама потом не осталось!

Бритт прихромал к Херлифу, покрутил его голову, заставил открыть рот, чтоб взглянуть, не прошел ли шип насквозь, и сказал:

— Шрам будет. Но борода прикроет.

Я повернулся к Болли и Трёхрукому Стейну, но те явно не собирались подымать свои задницы ради десяти марок серебра.

— Ты ранен, — лениво сказал Стейн.

— Слегка, — нахмурился я.

— Не хочу, чтоб ты ненароком убил меня, не сумев удержать топор из-за раны.

Норды рассмеялись, да и я невольно усмехнулся. Вряд ли бы я одолел Трёхрукого без помощи стаи, даже будучи здоровым, но его слова мне изрядно польстили.

— Тогда начинаем бои хускарлов! — сказал я, затем вышел за пределы круга и тяжело опустился на траву.

Слишком много боев подряд. Слишком много крови вытекло. Казалось бы, уже хельт, а значит, и сил, и выносливости стало гораздо больше, но в сражениях с равными ты вынужден двигаться быстрее, отбивать удары мощнее, самому рубить сильнее, потому выматываешься едва ли меньше, чем какой-нибудь карл.

Хускарлов было много, а площадка всего одна. Бои проходили поочередно, и потому первый круг закончился уже под вечер. Почти все шести- и семирунные повылетали, кроме тех, кому повезло сразиться с равными по силе. Никто иного и не ожидал. Последние бои явно будут между девятирунными.

Меня неприятно удивил Отчаянный. Как и прежде, он безо всякой нужды получил несколько глубоких ран и лишь потом начал сражаться в полную силу. Притом силу эту он плохо чувствовал, едва не убил своего восьмирунного противника. Если бы не вмешался Дометий, который приглядывал за бойцами…

Так что я решил не призывать свой дар, хотя изначально собирался. Пусть Лундвар помучается ночью, чтоб завтра, когда начнутся более тяжелые бои, сражался уже изрядно ослабленным. Он должен думать! Должен понимать, когда уместно лить кровь, а когда лучше приберечь силы.

Правда, я и сам проснулся следующим утром не в духе. Раны всю ночь ныли, и как бы я ни повернулся, всё равно где-нибудь да болело. Безднов Живодер! Чтоб его всю ночь твари драли!

С моря тянуло прохладой и сыростью. Поверх ровной глади низким пологом стелился туман, и стоило подуть ветерку, как белые клочки, точно овцы, спешно побежали к берегу, но исчезли, не успев до него добраться.

Тихо.

Даже крикливые чайки еще не покинули гнезда, чтобы поохотиться за рыбой.

— Тварь ушла, — сказал подошедший Коршун. — Еще ночью.

— Уйдем после всех боев. Наверное, завтра утром, — немного помолчав, я добавил: — Хорошо, если ты победишь. Мне нужен твой дар, а у хельта он будет еще сильнее.

После утреннего перекуса сражения меж хускарлами пошли по второму кругу: вчерашние победители бились меж собой. И на сей раз все низкорунные воины ожидаемо проиграли, остались лишь девятирунные.