Сага о Кае Лютом (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 32

А ведь тварям, чтобы захватить Северные острова, не нужно ждать зимы и ползти куда-то сквозь льды. Им довольно лишь заполонить окрестные воды и перекрыть морские пути. Что станется, если все люди будут заперты на своих островах? Тот же Сторбаш себя худо-бедно прокормит. Да, лишних детей снова начнут относить в лес. Да, стол немного оскудеет рыбой, пропадут пряности, но прожить можно на хлебе, козлятине и сырах. А что делать с железом? Со льном, который у нас почти не выращивают? Корабли, паруса, утварь… Глиной отцов остров тоже не богат. Скоро мы станем жить, как на Туманном острове: одеваться в шкуры и шерстяные вещи, охотиться с костяным оружием, есть корешки да шишки. А еще следить, кто на ком женился и кто кому родней приходится.

Да, многие жители Сторбаша никогда не покидали родные берега. Но туда часто заходили торговцы, рассказывали о чудесах, что в мире творятся, привозили, помимо товаров, новые песни и сказы.

Словом, я боялся. Если уж ярл Гейр со своими могучими и опытными воинами пропал, что уж говорить о нас? Вдруг мы не дойдем до островов или нас потопит какая-нибудь тварь после, и все наше богатство окажется на дне моря?

— Херлиф! — позвал я, усевшись и отбросив одеяло.

Отозвался почему-то Хальфсен, тогда я отправил его за своим «малым вече».

Меня чуть кольнула укором совесть: я совсем перестал звать на такие сборища Тулле. Он сильно отстал по рунам, я уже не мог полагаться на него в бою, и это как-то передалось на всё остальное. Я не искал больше его поддержки, не просил подсказок, а сам он не напрашивался. Держался со всеми ровно, но дружбы ни с кем близкой не водил, чаще сидел наособицу, ел наособицу, молчал. Будто поставил меж собой и хирдманами стену. Может, так и надо было по их жреческим обычаям, только по душе ли это ему самому?

Тулле всегда мечтал жить с земли, сажать ячмень и просо, пасти коз, растить детей, но бог судьбы Мамир, видать, уготовил ему иную жизнь. Прежде Тулле был изгоем из-за безудержных приступов ярости, во время которых он мог и убить ненароком, а теперь — из-за видений, чудных речей и покровительства Мамира.

А вдруг ему уже и не интересны мелкие дела хирда? Ведь Тулле говорит с богами, видит мир по-иному, и заботят его теперь совсем иные мысли.

К тому моменту, как подошли разбуженные Хальфсеном Херлиф, Дометий, Хундр, Пистос с Милием, Вепрь да Дагейд с Трёхруким, я уже успокоился насчет Тулле. Пусть лучше спит.

Я поведал ульверам о тревожащих меня мыслях и добавил:

— Потому хочу часть серебра оставить здесь, на Триггее. Мало ли как дальше сложится. Надо, чтоб те, кто выживет, не остались ни с чем, даже если потонут оба корабля или погибнет хирд. И чтоб семьи ульверов, если вдруг им придется покинуть свои дома, тоже смогли купить землю и скот в новом месте.

Речь шла, конечно, о тех семьях, что живут нынче на Северных островах. Сейчас нордов в хирде немного, едва ли два десятка наберется, да и не у каждого из них есть родные, о которых стоит позаботиться. Свистун, к примеру, не женился и не завел детей, а родители давно померли. Родичи Сварта относились к нему хуже, чем к рабу, так что вряд ли он захочет поделиться с ними серебром.

— Хорошая задумка, — кивнул Простодушный. — Надо было еще где-нибудь в Альфарики прикопать.

— Нужно место найти приметное, но чтоб люди туда не забредали, — сказал Хундр.

— Можно, конечно, и закопать, — заметил я, — но лучше передать Стюрбьёрну. К тому же он и его сын умеют читать по-живичски. Если дать ему грамотку с именами всех хирдманов и попросить, чтоб он раздал серебро лишь им и тем, кто назовется родичем кого-то из нас, тогда будет еще надежнее. И я не буду тревожиться, что кто-то из псов сбежит и заберет все добро себе.

Хундр нахмурился, но смолчал.

— Не слишком ли ты доверяешь Стюрбьёрну? — спросил Вепрь. — А ну как приберет всё себе? Как было с Жирными.

— Хочешь, сходим к нему вместе? Поглядишь на него и сам скажешь, что думаешь.

— Я бы сходил, — отозвался Херлиф.

— И я, — кивнул Дометий.

— А живичи? Им ничего говорить не будем? — уточнил Милий, заметив, что с нами нет Агния.

— Пока нет. Если докажут, что им можно верить, тогда и скажем.

Хундр заметно повеселел, поняв, что псы перестали быть изгоями и отщепенцами хирда. Теперь на их месте оказались живичи, и всё из-за одного дурня.

Мы обсудили, чего и сколько оставим на Триггее, потом пошли на пристань, отобрали кой-чего из добычи и оттащили все в укромное место. Я не хотел, чтобы остальные хирдманы узнали об этом до нашего отплытия. Расскажем им потом, когда будем ближе к Северным островам.

Едва рассвело, мы отправились в крепость. Хвала богам, Стюрбьёрн вставал рано, потому нам не пришлось ждать его слишком долго. Я рассказал главе вингсвейтаров свой замысел, дал грамотку с именами всех хирдманов, что заранее написал Милий, и попросил помощи.

— Ну, коли доверяешь, так и я не откажу, — пробасил Стюрбьёрн.

Я же с удовольствием посмотрел на потрясенные лица своих хирдманов. Хотя Херлиф видел зиму назад Гуннвида, но Стюрбьёрн превосходил всякие ожидания. Дометий и вовсе не догадывался, каков собой Сильный, в разговорах я как-то не упоминал его рост и мощь.

Но, когда мы занесли сундук, набитый серебряным крошевом и годрландскими монетами, а следом завернутые в плотную ткань мечи и кольчуги, удивился уже Стюрбьёрн.

— Ты же не всё добро отдаёшь? — спросил он. — Если так, то лучше оставайся здесь. Ни к чему выходить в море с дурными мыслями, Нарл такое не любит.

Я рассмеялся:

— Не всё. Лишь небольшая часть нашей удачи.

— Сколько тут марок? Давай, я тебе хотя бы клятвенник напишу!

— Не надо! — тут же вскинулся я. — Ничего писать не надо! Я верю твоему слову, и этого довольно.

Отныне я не поверю ни единому начертанному слову, ведь меня дважды обманывали письменами: что в Альфарики, что в Годрланде. Лучше, как и впредь, верить не записям, а человеку и сказанному им слову. Так оно надежнее будет.

— Ну, как знаешь! Я уж привык, что любой уговор надо записывать: и с живичами, и с фаграми, и с сарапами. А соль в том, что они всякий раз думают, как бы надурить с обещанной платой. Приятно иметь дело с братом-нордом!

Я улыбнулся. Значит, не только меня хотели обхитрить, но и Стюрбьёрна.

Глава вингсвейтаров посуровел, положил лапищу мне на плечо и сказал:

— Клянусь мечом Фомрира и бородой Скирира, что не возьму ни единой монеты себе и передам всё либо тебе, либо твоим хирдманам, либо их семьям по первой же просьбе.

— Всё разом не отдавай. Каждому понемногу, — поправил его я. — Вдруг они не разом придут, а будут по одному по двое добираться. Мало ли как сложится! Две-три марки на брата будет довольно.

— Добро!

Мы попрощались с приветливым хозяином острова Триггей, вернулись на пристань и наконец отплыли.

И снова я не захотел медлить и идти вдоль берегов, где можно встретить друлингов и их хитрые капканы для кораблей. Сейчас нам бояться было нечего, ведь не такие же они дурни, чтоб лезть к столь сильному хирду, но я не хотел попусту тратить время.

Так что вскоре мы вышли из Дёккхафа прямиком в наше Северное море. Я узнал его сразу, безо всяких примет и островов, по одному лишь запаху, цвету воды, по волнам и ветрам.

Я скучал по северу.

После тесных рек Альфарики, после жаркого вонючего моря Годрланда, пресной водицы Дёккхафа здесь пахло свежестью, солью и свободой!

Наш «Сокол» расправил ослабшие от безделья крылья, подхватил ветер и помчался домой, выгнув парус дугой. «Лебедушка», впервые попробовавшая Северное море на вкус, тут же отстала, потому пришлось укротить бег драккара, подсобрав парус.

Сам я стоял у кормила, как хёвдинг и кормчий, потому холодные колкие брызги теперь доставались не мне, а тем хирдманам, что сидели на носу. Там по обычаю располагались самые тяжелые и длинные весла, а значит, и самые сильные воины — псы да львята. Ох как же они кривились, когда «Сокол» подпрыгивал на очередной волне, а потом плюхался вниз, обдавая их морской водой!