Усилитель. Трижды воскресший (СИ) - Урусов Алексей - Страница 24

– Тьфу на тебя! Прости, Господи. Вогнал в грех – и сам хорош: тоже мне, отпевать! Нам ещё смену нужно вырастить, чтобы не сомневаться, что дела веры православной на Руси в надёжных руках. Присаживайся. Откушаешь?

Игнатий отрицательно мотнул головой: – Лучше сразу о заботах, а уж потом и потрапезничаем, и по Лавре погуляем, если ты не сильно загружен, – и, дождавшись ответного кивка от Тихона, продолжил, – я, как ты знаешь, много сейчас пишу. Несколько новых статей в разработке, есть интересная тема православных целителей, в том числе заинтересовался мольфарами – собираю материал о том, все ли они в православных семьях родились, а если нет, то какую веру исповедуют. Многое уже собрал и статья в набросках готова, но хорошо бы её документальными данными покрепить. А для этого нужны выписки из церковных книг. Понимаю, что там объехать немало нужно, готов оплатить работу иноков, если это благословят.

– Думаю, проще всего семинаристов послать. Одно то, что они это для тебя делают, позволит им ощутить сопричастность к твоим трудам. И настоятель духовной академии поддержит. Он всё грезит тебя в преподаватели или сразу деканом на философский факультет затянуть, так что расстарается.

– Ну, других просьб у меня нет. За этим и ехал.

– Тогда мы с тобой сейчас здесь небольшую трапезу устроим, потом пройдёмся по Лавре, покажу, чем занимаюсь: хозяйство большое, пригляд нужен, и ремонты каждый год делаем. А уж потом, не обессудь, в общей столовой с клиром пообедаем. «Вестник Патриархата» не только я читаю, многие тебя добрым словом вспоминают и труды твои изучают, а то и на проповедях цитируют. Кстати, ты как позвонил, что приедешь, я заглянул в расписание – мы курсы для выпускников семинарии проводим; если у тебя есть возможность и желание выступить с лекцией, то молодёжь будет рада, подумай, – закончив говорить, отец Тихон нажал на кнопку селектора: – Сестра Мария, в приёмной на двух персон накрой лёгкий завтрак.

– Да почему бы и не выступить? Тем более что и тема подходящая есть, как раз новые материалы обработал и статьи готовлю. Так что выступлю. И на вопросы отвечу, буде такие появятся.

За трапезой отец Тихон порадовал Игнатия известием о том, что патриархия собралась выпустить сборник его публикаций «на бумаге»: – В сети-то, оно, конечно, всем доступно, читают. Но философия «с листа» лучше в мозг проникает, над ней ведь размышлять надо, а как лучше думать, как не над раскрытой книгой? К тому же, большой тираж позволит донести твои мысли до самых дальних монастырей и церквушек. Да и не только клир, но и миряне рады, когда их мысли и чаянья, которые они сами не могут высказать в силу недостатка образования и погружённости в мирские заботы, получают такую красивую и выпуклую форму, как у тебя. Иногда вот думаю – не зря ли ты тогда шаг назад сделал?

– Не зря, Тихон, не зря. Церковь – камень, на котором строится наша вера православная. Ни в одной церкви слово клира такой роли не играет, как в нашей. И любая трещина в этом основании порождает сомнения и метания, веру подрывающую. И хорошо, что трещину эту удалось устранить в самом начале, не дав распространиться на священнослужителей. Да и на патриарха посмотри – Филарет достойно справляется, крест свой несёт безропотно и с упорством. У кормила стоит твёрдо; делам веры предан; с властью ладит, но не прогибается под неё. А я – больше теоретик, философ и проповедник, и не факт, что смог бы и администратором хорошим быть, при таком-то масштабе.

Вечером, покидая Лавру, отец Игнатий так же обнял старого друга, как и при встрече, попросил его передать поклон патриарху, и уверенно зашагал к выходу, где его ждала машина. Тихон перекрестил уходящего Игнатия, а возвращаясь в свои покои, немного взгрустнул – Игнатий, его друг по семинарии и в целом по юности, сохранил свою фигуру и бодрый шаг, не смотря на годы.

– А вот я погрузнел за последние годы, да и к матушке-земле клонит, – подумал Тихон, поднимаясь по ступенькам здания: – Да и чревоугодничать стал часто. Ох, Господи, прости грехи мои тяжкие.

Бурятия.

Приближались выходные, и на очередной прогулке Галсан спросил у нас с Анатолием Дмитриевичем, насколько возможно, чтобы Мушен выехала за пределы княжеского комплекса или побывала где-то на экскурсии. Я ответил, что никаких запретов нет, но если это больше шести часов, то мне нужно будет подпитать кокон, чтобы лечение не прерывалось.

– А в принципе, ограничений нет. Она же маленькая. Ей скучно много времени проводить в лечебнице, да, наверное, и надоело постоянно быть во дворце, так что небольшое путешествие или прогулка будут даже полезны и для настроения, и для здоровья тоже, – сообщил я Галсану.

В воскресенье, после утреннего сеанса поддержки кокона, мы вместе с княжеской семьёй, слугами и охранниками рода направились к вертолётной площадке, располагавшейся на окраине дворцовой территории.

За минувшие дни я ещё больше сблизился с младшими сыновьями князя – четырнадцатилетним Семёном и двенадцатилетним Цереном, и пока мы шли к вертолёту, они наперебой рассказывали о предстоящем путешествии. В ходе общения предыдущих дней они помогали мне изучать язык, мы вместе катались на конях и бегали по утрам, я наблюдал за их постоянными спаррингами в нескольких видах борьбы и меня они тоже обучали приёмам. А ещё они каждый день ходили в тир и стреляли из винтовок и автоматов и я всегда, если не был сильно занят с Мушен, шёл с ними и тоже занимался стрельбой.

– На Байкале времени должно быть много, там хороший ипподром и тир, сможем и покататься и пострелять, – заверили они меня.

Нам выделили места в первом вертолёте, вместе с князем и Мушен. Старший сын князя был в деловой поездке в Москве, его жена и дети разместились во втором вертолёте, третий вертолёт оккупировала семья ещё одного «старшего» сына с его «мелкими», а четвертый вертолёт был отдан Галсану. Слуги и охрана равномерно распределились по всем машинам.

Сразу после взлёта я прилип к иллюминатору и смотрел на мелькавшие внизу леса, дороги, городки и небольшие поселения. Ещё когда мы собирались вылетать из Владимира, мне очень хотелось увидеть землю с самолёта, но взлетали тогда мы под вечер и кроме красивого заката с борта самолёта и россыпи огней внизу я больше почти ничего не увидел. Так что сейчас мне удалось удовлетворить своё любопытство. К соседнему иллюминатору прильнула Мушен, звонко комментируя картины внизу – на самолётах и вертолётах она летала часто, но в её возрасте восторг даже от, казалось бы, привычных вещей, был вполне понятным.

Перелёт не занял много времени, и когда вертолёт заходил на посадку, Байкал и окружавшие его горы было хорошо видно. Мы приземлились на большом плоском плато, уступами спускавшемся к Байкалу. Здесь находилось несколько зданий, белели юрты и навесы, а неподалеку, около пристани, стояли яхты. Встречала нас большая группа местных – приближённых князя и прислуга. Размещение прибывших проводилось в «охотничьем домике», как назвал его князь, хотя это большое двухэтажное здание, сложенное из толстых брёвен, украшенное причудливой резьбой и выкрашенное в яркие цвета, больше было похоже на дворец, чем на «домик».

А дальше день понёсся, как конь, застоявшийся в конюшне – галопом. Стоило всем присутствующим занять места под большим навесом, как князь поднялся и начал речь.

Он сказал, что благодарен судьбе, которая во время подготовки к фестивалю на Куликовом поле свела его сына Галсана и дочь Мушен с нами, что он благодарен нам за посещение Бурятии и искренне рад знакомству с нами. Челюсть у меня отвисла: речей я слышал немало – и на собраниях в школе, и на других разных мероприятиях, да и проповеди в храмах – это ведь тоже, по большому счёту – речи. Но так, как говорил князь, раньше мне слышать не доводилось: густой баритон князя поднимался и опускался в нужных местах, он умело артикулировал, и ни разу не запнулся, как будто заранее выучил речь наизусть. А цветастые восточные эпитеты, которыми он насыщал своё выступление, дополнительно украшали речь.