Усилитель. Трижды воскресший (СИ) - Урусов Алексей - Страница 22

Слушая рассказ Татьяны, князь изредка кивал, его лицо сохраняло непроницаемый вид, а вот княжич заметно волновался, хотя тоже старался вида не подавать.

– Если начинать лечение, то когда лучше всего это делать? – спросил князь, когда Татьяна закончила рассказ.

– Это Андрея надо спросить, тут мы ему полностью доверяем, – ответила та.

– Андрей, подойди поближе, – игуменья легонько махнула рукой, приглашая ребёнка.

Андрей подошёл и встал рядом с ней, вопросительно глядя на игуменью.

– Когда лучше лечить начинать? – спросила игуменья.

– Так чем раньше, тем лучше, – ответил тот.

– А вылечить получится, как ты думаешь? – задала новый вопрос игуменья.

– Не знаю. Там тёмное пятно большое, гораздо больше, чем было у Чета. И мозг у человека сложнее. Но если окутать светом, как в кокон, а потом понемногу выводить и заменять на здоровое, то может и получиться. Я бы попробовал.

– У вас ещё вопросы к Андрею или кому-то из нас есть? – обратилась игуменья к гостям.

– Нет, не имеем, – задумчиво ответил князь, переглянувшись с сыном.

– Ну, тогда подумайте, а какое решение примете, сообщите.

– Я уже решил. Мы готовы забрать Андрея с сопровождающими, чтобы он в нашей клинике как можно быстрее мог начать лечение и попробовал вылечить Мушен. Я понимаю, что шанс может быть и не велик, но если он есть, то я всё готов сделать ради здоровья дочери. Если необходимо, я готов прямо сейчас подписать бумаги, что осознаю возможные тяжёлые последствия и полностью принимаю на себя всю ответственность, – так же задумчиво ответил князь.

Сразу же началось обсуждение сроков вылета и оказалось, что для этого нужно решить множество проблем – прежде всего, Татьяна должна была передать аптеку и все свои дела помощницам, а Анатолий, которого тоже решили отправить сопровождать Андрея в поездку – конюшню и свою работу. Так что вылет назначили на вечер следующего дня.

Бурятия. Улан-Удэ. Дворец рода Окиновых.

Три дня в столице Бурятии пролетели в непрерывных попытках добиться, чтобы «серая зона» у Мушен стала уменьшаться. На время лечения её приводили в медицинский блок, находившийся в «домашней зоне» резиденции князя. Утром, после зарядки и завтрака и недолгой работы в конюшне, в сопровождении Татьяны или Анатолия я приходил в домашнюю больницу, куда личный доктор княжеского семейства приводил Мушен, и приступал к лечению. Потом приходил ещё раз – днём, и в третий раз – вечером. Каждый раз я выкладывался почти полностью, стараясь окутать серую зону коконом и напитать его светом. В перерывах между лечением успевал поесть, потренироваться в джигитовке на лошади, спарринге на саблях и стрельбе из лука. На спорт особенно не налегал, занимался для поддержания организма в тонусе, так как очень много сил уходило на лечение.

На третий день я понял, что все мои попытки улучшить состояние Звёздочки, успеха не имеют: кокон из света, которым я окутывал больное место, с каждым разом я формировал всё быстрее, но вот продержаться он мог с полчаса, может чуть больше. Создавалось впечатление, что серое пятно, поселившееся в голове Мушен, давит на кокон изнутри и разрушает его. Мне казалось, что я даже замечаю, как после создания кокона, серая зона начинает вибрировать и пульсировать, чтобы скинуть с себя оболочку из света. Вот и сегодня, уже в третий раз за день, я в напряжении сформировал и усилил кокон, но понимал, что и он развеется очень скоро, а на большее сил у меня не было. Было обидно, досадно, жалко Мушен, доверчиво смотревшую на меня и терпеливо лежавшую на кровати, пока мои руки плавали над её головой.

Повернувшись в сторону Татьяны и врача, я тихо сказал: – На сегодня всё. Но результат такой же.

Я расстроенный встал и пошёл на выход. Сестра Татьяна немного отстала, так как всё время, пока я занимался лечением, они с доктором молчали, и когда сеанс лечения закончился, стали договариваться на завтрашний день. Я вышел на крыльцо больницы. Недовольство собой, обида, разочарование, усталость, копившиеся эти тря дня, жалость к Мушен, накатили волной, и присев на ступеньки медицинского блока, я тихо заплакал. Мне хотелось реветь во весь голос, но позволить себе этого я не мог, поэтому сдерживал плач и руками вытирал текущие слёзы.

Рядом присела сестра Татьяна и приобняла меня. Я был благодарен ей за молчание – ей я рассказывал, что у меня не получается лечение и советы, какие она могла мне дать, она высказала накануне. Проплакав несколько минут, я встал, вытер слёзы и вместе с Татьяной мы пошли в наши комнаты во дворце. По дороге Татьяна предложила мне съездить в город и поставить свечку святителю Пантелеймону – покровителю врачей, военных и моряков.

– Помнишь, того раненого офицера из морской пехоты? – спросила она. Я кивнул головой, и она продолжила: – Вот он как раз святому Пантелеймону молился, он попросил, и родственники в палату его икону привезли.

Поездку удалось организовать быстро – по распоряжению Галсана нам выделили большой внедорожник, где, помимо меня, Татьяны и Анатолия, разместились ещё и охранники.

– И по городу прокатитесь, посмотрите достопримечательности, погуляйте – напутствовал нас Галсан.

Поездка в Успенский собор и по городу позволила мне развеяться и сбросить напряжение, которое копилось из-за неудач в лечении. Вернувшись, мы поужинали и я отправился к себе.

***

Конец июля – начало августа в Бурятии выдалось жарким и сплит-системы во дворце гудели весь день, создавая прохладу. В своих покоях я их почти не включал, предпочитая на ночь открывать окно для проветривания – дворец с трёх сторон был окружён большим парком, на окраинах которого шумели тополя, а ближе к дворцу были посажены сосны, голубые ели и кедры, и иногда ветерок пригонял в мои комнаты даже хвойные запахи. Западнее дворцового комплекса находилось озеро, рядом с которым брал начало небольшой ручей, впадавший в реку Уда. Я за первые пару дней неплохо изучил территорию дворцового комплекса, так как утром на зарядке полностью пробегал её по кругу, петляя по тропинкам парка и обегая озеро.

В первый день после прибытия мы выходили к озеру, чтобы полюбоваться на закат, но сегодня у меня не было настроения предаваться созерцанию, и, почитав перед сном бурятские сказки, я лёг спать.

Как иногда у меня бывало, я не рассчитал с одеялом – под ним было жарко, ночью я его с себя сбросил и стал замерзать. Свернувшись калачиком, я сквозь сон слышал, как скрипнула дверь, и по тихим осторожным шагам я понял, что пришла мама.

– Мамочка, я так скучаю, а ты редко приходишь.

Я почувствовал, как она погладила моё плечо и аккуратно накинула на меня простынь. Мама наклонилась ко мне, поцеловала в лоб и провела рукой по волосам.

– Вот же, пришла. Замёрз, сыночек?

– Под одеялом стало жарко, я его скинул и замёрз.

– Я тебя укутала простынкой, и ещё одной, и пододеяльником. Будет и не жарко и не холодно. Спи, сынок.

***

Сигнал будильника был неожиданным – после перелёта организм ещё не привык к другой часовой зоне и просыпался я с трудом. Но сегодня я быстро подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам – мама же здесь! Но комната была пуста, на кровати где я спал, кроме одеяла не было ничего – ни дополнительной простыни, ни пододеяльника. Сев на диван в гостиной, я тихо заплакал, поняв, что мама, как и всегда прежде, приходила во сне. Но даже за сон я цеплялся, сколько мог, пытаясь удержать в памяти её образ, запах её волос и ощущения от её ласкового поглаживания, но сон медленно и неумолимо убегал от меня, пока не исчез полностью.

Умывшись в ванной и надев спортивный костюм, я выбежал на зарядку, стараясь заполнить голову повторением бурятской грамматики. Но ночной сон не шёл из головы: – Вместо толстого одеялка – простынь, пододеяльник и простынь. Простынь, пододеяльник и простынь! Пододеяльник и простынь…